– Пойдем к реке.
Пройдя через лесок, они отмыли со своей находки грязь. Под ней оказался вовсе не чугунок, как они подумали вначале, это была медная кастрюля, не лишенная даже некоторого изящества. Круглые бока ее были ровными и когда-то должны были красиво блестеть. А единственная уцелевшая ручка была выполнена в виде звериной лапки.
– Недешевая вещица была. Не в каждом городском доме такую найдешь.
– У барина на кухне такая могла бы стоять.
– Или у богача мельника.
И дядя многозначительно подмигнул племяннице.
– Ну что? Открываем?
– Давай.
Вооружившись ломиком, дядя попытался сковырнуть крышку. Не тут-то было. Слой грязи так плотно впечатал крышку, что выковырять ее наружу у дяди никак не получалось.
– Что за дела? Вроде бы грязь всю смыли. Что-то ее изнутри держит, так, что ли?
– Золото?
– Ох, хорошо бы, Катюшка.
Наконец крышка поддалась. И слегка деформированная, она все же отлетела в сторону. А дядя с племянницей сунули любопытные носы внутрь кастрюли. Там была грязь. Очень много грязи. Мокрой, липкой и противной даже на вид. Но она прикрывала собой сказочное богатство, так что Катька первой запустила ручонки внутрь. Дядя последовал ее примеру. И минут пять они оба сосредоточенно мяли и перебирали пальцами тягучую и липкую грязь.
– Ты что-нибудь нашел?
– Нет.
Разочарованию их обоих не было предела.
– Пусто!
– Как же так?
– Сам не понимаю.
Дядя в сердцах перестал церемониться с кастрюлей. Вытряс из нее на берег всю грязь и разровнял ее ногой. Но и теперь ничего полезного в ней не блеснуло, не сверкнуло и не выкатилось.
– Вот так-так, – произнес озадаченный дядя. – Похоже, что в самом деле ничего, кроме колодезной грязи.
– Кто же ее в колодец пустую-то бросил?
Катя тоже смотрела на кастрюлю с укоризной, словно та была виновата в том, что оказалась в колодце уже пустой.
– Может, нас опередили? Золото из кастрюли достали, а саму кастрюлю обратно бросили?
– Может. Но тогда случилось это не год и не два назад, а гораздо раньше.
– Почему?
– Забыла, какие деревья мне корчевать приходилось, пока завал над колодцем разгребали?
Катя вспомнила вполне приличных размеров березку со стволом толщиной в дядину руку. И кивнула.
– Такому дереву лет десять расти нужно. А на камнях, где питания корням почти нет, и того дольше.
– Значит, Нюра ни при чем?
– А она и не могла быть при чем. Нашла бы золото до нас, не крутилась бы теперь у нас под ногами.
Дядя был очень огорчен и даже рассержен.
– Да что же это такое! – воскликнул он и неожиданно с силой наподдал кастрюлю ногой.
От полученного удара кастрюля отлетела на несколько метров и упала в кусты. А безмерно огорченный новой неудачей дядя запрыгал на одной ножке, напоминая аиста. Вторую ногу, которую он ушиб при ударе о кастрюлю, он прижимал к себе. От боли, а еще больше от разочарования дядя стонал и ругался. И как здорово он ругался! Катя, и спустя много лет вспоминая тот миг, всякий раз содрогалась то ли от восхищения богатым словарным запасом дяди, то ли от величия русского языка вообще.
Наконец дядя немного успокоился, перестал ругаться и смог заговорить с племянницей нормально:
– Где мы с тобой еще не были?
– На мельнице.
– Там сейчас копаются эти двое. Вряд ли им улыбнется удача. По тем ориентирам, что я им указал в письме, они разве что черта лысого и найдут. Ладно. Пошли! Митю подождем, и пора уже домой ехать. Отдохнем, письмо отца перечитаем, глядишь, и наткнемся на что-нибудь новенькое.
Но прежде чем им удалось уехать из Олеховщины, случилось еще одно событие, прямо указывавшее на то, что поиски клада – дело далеко не такое уж безопасное. Едва дядя с племянницей выбрались из низинки, в которой закончил свои дни дед одного и прадед другой, как вдруг над всей округой разнесся протяжный вой:
– Убили-и-и-и! Убили-и-и!
Катя даже выронила из рук кастрюлю, которую все-таки тащила с собой.
– Что это? Кто кричит?
Голос был женский. И сперва Катюша со страхом подумала про бабушку Афину, но потом сообразила, что дряхлой старушке уже не под силу так голосить. Да и сам голос был сравнительно молодой. Дядя бросил на землю лопаты, ведра и все прочее снаряжение и побежал вперед. Катюша бросить кастрюлю не сообразила. Так и побежала с ней следом за дядей.
Вскоре девушка увидела ту самую пьянчужку Катерину, с которой уже встречалась утром. Женщина сидела у обочины дороги прямо на земле и уже не вопила, а просто заунывно выводила на одной ноте:
– Убили-и-и! Убили!
При этом она раскачивалась из стороны в сторону и была явно сильно пьяна.
– Что случилось?
– Убили! Герочку моего убили!
– Где? Как это произошло?
– Ой, не знаю, – замотала головой дурная баба. – Пришла я домой, а он уж там лежит. Синий весь и не дышит!
– Где лежит? Дома?
– Ага. Во дворе.
– Может, спит просто?
– А топор-то как же? Топор-то у него в голове торчит. С топором-то не больно поспишь. Уж на что мой Герка неприхотливый, а когда топор из башки торчит, и он уснуть не сможет.
Услышав про очередную жертву, да еще вновь убитую топором, Катька побледнела. Это что же делается? То прадед, то брат Андрея с женой, то теперь этот Герман? Что за проклятие поселилось в этих местах?
Но дядя не позволил племяннице раскиснуть.
– Может, все еще и не так страшно, – сказал он Катюше. – Баба-то пьяная. Пойду и своими глазами взгляну.
С этими словами дядя отправил девушку к бабушке Афине, а сам вместе с женой потерпевшего отправился к ней домой. Обратно они вернулись быстро, оба бледные.
– Ну что?
– Все верно, – коротко отозвался дядя. – Топором. По голове. Сразу и насмерть.
Бабушка Афина всплеснула руками.
– Да у кого же это рука-то поднялась на тихого пьяницу? Никому зла не делал. Катька, не ты ли его шмякнула?
И она пристально посмотрела на вдову. Но та лишь отвернулась и помотала головой.
– И кому помешал? Жил себе человек да небо коптил. Кому вред от него был?
Пока дядя вызывал полицию, вдова не растерялась. Она выпросила у бабушки поллитровку самогонки и ударилась в воспоминания о своем любимом. Чем больше пила женщина, тем большими достоинствами обрастал покойный. Получалось, что и ума он был великого. И здоровья богатырского. А уж сердце какое было у этого человека золотое – так и не рассказать!
– И всем-то он помогал, – вторила ей старушка. – Вот и мне, убогой, и водички притащит, и огород вскопает, и дров наколет. Золото, а не мужик. Осиротели мы с тобой, Катеринушка. Кто нас теперь обиходит? Кто о нас позаботится?
Катерина окончательно расчувствовалась и к тому времени, как прибыла полиция, уже рыдала навзрыд:
– Ой, доля моя горькая! Ой, да кому же я теперь нужна буду?
Полицейские пытались расспросить вдову, но толку от ее показаний никаких не было. Даже после того, как вдову отвели на место преступления, в голове у нее не слишком-то прояснилось.
Пришлось оперативникам самим принимать решение.
– На первый взгляд жену задержать надо. Пьяная, лыка не вяжет, и от трупа спиртным изрядно разит. Возможна семейная разборка на почве совместно выпитого алкоголя.
– Или грабеж?
– Да что здесь брать! Оглянись по сторонам – одна голь перекатная в этих местах живет.
Первый оперативник оглядел двор, а потом произнес:
– Всюду нищета, а топор смотри какой хороший.
Топор, которым был убит Герман, на самом деле был вещью примечательной. На длинной ручке, с широким лезвием. Он был куплен явно не в соседнем сельпо.
– Такой тысяч десять стоит, если не больше.
– Это откуда же у голытьбы мог такой топорик взяться?
– Не их это топор! – подала голос бабушка Афина, которая не выдержала и тоже приплелась на место преступления. – Вона их топор, как раз в колуне торчит.
И она указала на другой топор самого затрапезного вида с видавшим виды щербатым лезвием.
Оперативники растерялись:
– А этот топор откуда здесь взялся?
– Отродясь у них такого топора не было.
– Что же это получается, убийца принес орудие преступления с собой? Выходит, жену мы напрасно подозреваем?
И оперативники повернулись к бабушке Афине, к которой они теперь возымели особенное доверие.
– А у кого бы такой топор мог иметься, как вы думаете?
Но бабушка уже утратила интерес к происходящему. Словно выполнив то, ради чего сюда явилась, она молча развернулась и поковыляла назад к своему дому. А вот Катя осталась. Она просто не могла с места сдвинуться. Как увидела торчащий из затылка Германа топор, так и застыла. И не залитый кровью Герман был тому причиной. Все внимание Кати сосредоточилось на самом топоре, на орудии убийства.
Девушка готова была поклясться, что уже видела этот топор совсем недавно. Этим или до крайности похожим топором Андрей очень лихо разрубал у себя в дровяном сарае поленья для своего камина. Этой работой он занимался самостоятельно, никого к ней не подпуская. И уверял, что такая работа – лучшая зарядка и лучшее начало дня. Катя потому так хорошо запомнила топор, что вчера вечером как раз долго любовалась на слаженные движения рук Андрея. Любовалась и на бугрящиеся под рубашкой мышцы, и на чуть взмокший лоб, и на широко расставленные крепкие ноги Андрея. И вот теперь выясняется, что с такой же легкостью, как он рубил деревянные чурки, Андрей способен расколоть и чью-то голову.
