У меня, между прочим, время все до минуты расписано! А вы нарочно людей отрываете!
— Да я не знаю… — стушевалась медсестра, — может вы с Альберт Иванычем лично договаривались.
— Вот-вот, — оживился Леня, — именно с Альберт Иванычем. А вы говорите — не вызывали… Ладно, давайте-ка я ее быстренько осмотрю, а там переводите куда хотите…
Маша лежала на высокой кровати, глаза ее были закрыты. Вид на взгляд Лени был ужасный — на левой половине лица расползался огромный фиолетовый синяк. И под глазами наличествовали черные круги, как у медведя коала. Леня взял худую руку, якобы считая пульс. Больная вздрогнула и открыла глаза.
— Вы, девушка, идите, занимайтесь своими делами, — предложил Леня сестре, — мы тут сами разберемся.
Сестра пожала плечами — мне, мол, еще и лучше — и вышла из палаты. С Маркизом тотчас произошла метаморфоза — только что это был замотанный хамский мужик в белом халате, теперь же перед Машей сидел добрый внимательный доктор, смотрел ласково, и в глазах его светилось участие.
— Ну, лапочка, — весело заговорил Леня, расскажите-ка мне, как вы тут оказались.
— Не помню, — едва разлепив губы, прошептала Савушкина.
— Ну и не надо вспоминать, — согласился Леня, — потом само придет. А вот как вас зовут, помните? И где работаете?
— Савушкина Маша, — подумав, ответила больная, — работаю на телевидении. Ток-шоу «Когда не все дома».
— Умница! — обрадовался Леня, не ожидавший от Маши такой прыти. — А вчерашний день помните? Что там было на шоу?
— Севка, как всегда, вредничал, козел.., сообщила Маша, и Леня согласно кивнул. Фикусова не явилась, у нее, видите ли, флюс, всю щеку раздуло. Врет, как всегда, наверное, на Московский канал ее пригласили…
— Возможно, — согласился Леня, про Фикусову ему было неинтересно.
Маша утомленно замолчала, Леня оттянул ей веки одно за другим, потрогал переносицу.
— А что же дальше? — спросил он.
— Пришлось звонить всем, искать замену, вспоминала Маша, — никто не соглашался, потому что срочно. Я уж отчаялась, потом вспомнила, что Ольга.., фамилия такая… птичка мелкая…
— Чижик? — угодливо подсказал Леня.
— Ну да, Чижова. Нам на встрече в Театральном институте врала, что в театре играет, а мне Майка Сивцева тогда еще говорила, что ее из театра давно вытурили. Она, конечно, согласилась — все равно не у дел, прилетела с вылупленными глазами: как же, на ток-шоу покрасоваться…
Тут Маша подавилась и закашлялась.
«Бог шельму метит, — констатировал Маркиз, — ох, Лолка, и любят же тебя подружки!»
Он достал из кармана блестящий металлический предмет непонятного назначения, бывший собственностью владельца халата, и покрутил перед Машей.
— Так, милая, глазки направо, теперь налево.., теперь вообще закатите и так и лежите, рассказывайте. Как же прошла передача?
— Отлично, — с неудовольствием ответила Маша, — эта нахалка Чижова такого там наговорила! И что муж у нее мусульманин, и кроме нее у него еще шесть жен, и они все мужу рога наставляют! В общем, натрепала вагон и маленькую тележку!
«Узнаю Лолку», — подумал Леня.
— Глаза можете опустить и собрать в кучку на переносице, — спохватился он, испугавшись, что Маша так навсегда и останется с закаченными глазами.
— Мы все чуть со стульев не попадали, продолжала Маша, причем голос у нее звучал гораздо тверже, видно, от воспоминаний больной становилось лучше, — а зрители прямо как с цепи сорвались. Звонят и звонят, они-то, идиоты, все за чистую монету принимают! Ну ладно, распрощались мы с Ольгой, только она за порог — звонят на студию. Какой-то продюсер ее по телику увидел и тотчас решил, что жить без нее не может, что его фильм без нее не родится! Пристал ко мне с ножом к горлу — дайте телефон. Ну я и дала.
«Ну надо же, а я-то думал, что Лолка врет насчет съемок, — подумал Леня, — а оказалось — правда. Вот только почему ночью? Да еще такой пожар: только увидел — и сразу съемки».
— Везет же некоторым, — бубнила Маша, счастье само в руки идет. А тут вкалываешь, как вол, — и ничего. А эта выскочила в эфир на двадцать минут — и на тебе, судьба устроена! А что в ней есть? Только внешность да тряпки стильные. Ни ума, ни таланта…
Тут Леня с Машей был не совсем согласен. Если ума у Лолки и правда немного и вообще характер взбалмошный, тщеславие да суетность, то талант, конечно, есть. И немалый. И еще Лола очень себя ценит. Она не из тех женщин, кто с первых минут знакомства прыгает к мужику в постель, будь он хоть продюсер, хоть великий режиссер!
Так что с ночными съемками нужно разобраться.
— Фамилия есть у этого продюсера? — не слишком вежливо прервал он злопыхавшую Машу.
— Олег Олегович Мюллер, — выдала Маша, и Леня уверился, что несмотря на жуткий вид и синяки, с ней все не так плохо.
— А ты его знаешь? Фамилию эту слышала? Мелькал он на студии?
— Да нет…
— Так какого же черта ты телефоны чужие раздаешь без спроса? —.заорал Леня. — А может, он маньяк? Высмотрел на экране красивую женщину, представился продюсером… — А он сказал, что его ко мне Бузинок направил, что Бузинок — его лучший друг.
— А кто такой Бузинок? — поинтересовался Маркиз.
— О, этого все знают! Он вечно на всех каналах сшивается, все про всех знает, особенно чувствует, где деньги большие. Тогда он — тут как тут и обязательно что-то в клюве унесет. Ну я и подумала, что дело верное, раз Бузинок участвует. Позвонила Ольге, она меня так благодарила…
— Вот дура! — тихонько пробормотал Маркиз.
— Ну ладно, — сказал он чуть погодя, — переломы заживут, а что мозги сотряслись, то, может, и к лучшему. Может, думать научишься. Память вроде не отшибло, идиоткой не останешься. Счастливо оставаться!
После его ухода Маша вызвала медсестру и сказала, чтобы ее немедленно из этой богадельни отправляли в нормальную палату. Сестричка удивилась и подумала, что доктор из психиатрической, наверное, хороший врач, раз у больной Савушкиной после его осмотра наблюдается несомненный прогресс.
* * *
Из больницы святой Агнессы (бывшей седьмой городской имени Третьего Интернационала) Леня прямым ходом устремился на телестудию. Добравшись до известного всему городу здания на улице имени писателя Топтыгина, он влетел в проходную. Мрачный охранник оторвался от газеты с крупным заголовком «Дрессированная львица забеременела от укротителя» и сурово потребовал:
— Пропуск!
— Вот мой пропуск! — ответил Леня и протянул стражу сложенную вдвое сторублевую бумажку.
— Он у вас не продлен, — проговорил тот, слегка смягчившись.
— Ах, извините, вот продление, — Леня добавил к первой еще одну купюру.
— Вот теперь все верно, — охранник снова углубился в свою газету.
Маркиз пошел по длинному коридору, увешанному портретами телевизионных ведущих и прочих звезд местной величины. Мимо него то и дело со свистом проносились какие-то озабоченные личности, но ни одна из них не реагировала на Ленины попытки заговорить. Наконец Леня понял, что для успешного контакта с местными обитателями нужно двигаться с той же скоростью. Он прибавил шагу, потом перешел на ровный бег. Почти сразу с ним поравнялся озабоченный молодой человек с выбритой наголо маленькой головой.
— Бузинка не видал? — деловито осведомился Леня, пока их траектории не разошлись.
— Он в «Багдаде», — отозвался бритый, увеличивая скорость движения.
— В Багдаде? — изумился Леня, стараясь не отставать. — Он что — улетел в Ирак?
— В какой еще Ирак? — собеседник посмотрел на Леню, как на душевнобольного. — Говорят тебе, я его полчаса назад в «Багдаде» видел! Гудит там с самого утра!
Выпалив эту загадочную фразу, Ленин собеседник ловко увернулся и скрылся за дверью.
Маркиз, не снижая темпа, двигался по коридору, пытаясь переварить загадочную информацию. Из бокового ответвления коридора вынырнул низенький толстяк с густой взъерошенной шевелюрой и припустил в одном с Леней направлении.
— Послушай, старик, — обратился к нему Леня, стараясь не сбиться с темпа, — я тут новичок, не подскажешь, «Багдад» — это где? Толстяк заинтересованно скосил на Леню глаза, молча ткнул пальцем в направлении уходящей вниз лестницы, мимо которой они пробегали, и устремился вперед, как будто к нему пришло второе дыхание.
Леня затормозил, развернулся и спустился по лестнице.
Внизу, в длинном полутемном подвале, располагалось заведение, носившее среди постоянных обитателей телестудии романтическое название «Багдад». Как бы в подтверждение этого названия на сверкающей стеклом и хромом стойке бара стоял игрушечный Санта-Клаус с лицом бывшего правителя Ирака Саддама Хусейна. За стойкой, облокотившись на нее и зорко оглядывая свои владения, располагалась настоящая здешняя правительница, барменша Роза. Как и положено всякому уважающему себя бармену, она лениво протирала бокал, время от времени пухлой рукой отбрасывая падающую на глаза завитую челку.
