Вадим мне поверил и совсем раскис.
– Говори честно, как ты связан с антикваром! – рявкнул Василий Макарович, осознав наконец, как развивается ситуация, и подоспев мне на помощь.
– Никак! – Вадик опомнился. – Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, ночью дома спал!
– Угу, и не ты Ленке Симаковой адрес того магазина давал, так? – прищурилась я. – Имейте в виду, гражданин Воронко, нам все известно! А Симакова на очной ставке молчать не станет, ей вас покрывать никакой выгоды нету! И вот это… – я подняла с пола эскиз с избушкой, – как вы объясните вот это?.. Не сомневаюсь, что экспертиза подтвердит – это эскизы к той самой картине…
Губы у Вадика задрожали, он тяжело вздохнул и открыл рот для подробного рассказа. И вот, когда я уже мысленно торжествовала победу, беда пришла с совершенно неожиданной стороны.
Баба-яга Анфиса Михайловна, неслышно подкравшись к дяде Васе, с торжествующим криком выхватила у него из рук милицейское удостоверение, которое он забыл убрать в карман.
– Оп-па! – довольным голосом произнесла она. – А корочки-то фальшивые!
– Как это – фальшивые? – оскорбился дядя Вася. – Самые что ни на есть настоящие!
– А печать? – Старуха отбежала подальше. – Печать где? Все давно просрочено. Ясно, Вадичек, это жулики. Сейчас в милицию звоню! Ограбить нас захотели? Вот вам! – Она сунула дяде Васе под нос ловко сложенный кукиш.
– Звоните, – кивнул Василий Макарович, – а лучше я сам позвоню. Надоело мне с вашим внучком переливать тут из пустого в порожнее, пускай менты его в отделение забирают и там как следует допросят!
Бабка замерла на полпути к телефону, но я-то видела, что Василий Макарович блефует и чувствует себя неуверенно. Это у себя, на Васильевском острове, он мог проделать такой фокус, там его каждый мент знает как облупленного, а тут, на чужой территории, другое дело. Могут и не поверить, да пока разберутся…
– Ладно, – сказала я решительно. – Вадик, ты бабушку-то попридержи. Он хоть и бывший мент, все же вполне может тебе жизнь испортить. Нужна ли тебе милиция в доме, вот о чем подумай! – Я сделала красочный жест в сторону картин.
– Не нужна! – тотчас согласился Вадик. – Это ты верно заметила.
Он смелел на глазах, даже цвет лица стал нормальным.
– Значит, господин Куликов не мент, а теперь частный детектив.
– Удостоверение не показываю, – вставил дядя Вася, – а то бабка и его упрет.
– И наняла нас Маша Галкина найти свою пропажу, – продолжала я.
– Какая Маша? – по инерции вскинулся Воронко.
– Вадик, не зли меня, – кротко попросила я. – Маша из твоей группы. И не вздумай утверждать, что ты третьего дня не видел у нее в сумке кулона с вот таким изумрудом. Свидетели есть.
– Ну, видел, – нахмурился Вадик, – старинная вещь, еще удивился, откуда она у такой растелепы взялась.
– А не может так быть, Вадюша, – вкрадчиво продолжала я, – что ты кулончик увидел и решил его незаметно оприходовать и тому же антиквару сплавить?
В процессе разговора мы все незаметно переместились в большую комнату, где стоял компьютер и плазменная панель.
– Да не брал я ничего! – закричал Вадик. – Надо мне больно! Что я, вор, что ли? У меня свой бизнес!
Он налил в стакан холодного чая, выпил залпом и рассказал нам, в чем заключается его сложный бизнес.
В нашем городе да и вообще во всей стране развелось очень много богатых лохов. То есть не совсем лохов, если сумели заработать бешеные бабки и теперь не знают, куда их потратить. Ну, накупили домов там всяких, квартир в городе, машин, яхт. Мужики расслабляются в клубах разных – кто в стрелковом, кто боулингом занимается, кто бильярдом. А жены квартиры да загородные дома отделывают – мебель покупают, ковры, картины… И если у мужей хоть что-то в голове есть, то бабы уж и вовсе без тормозов, они всерьез уверены, что деньги на карточке сами растут. Для богатеньких теток главное – знакомых обставить. Если у одной что-то такое есть, то другой тоже это самое обязательно нужно, только гораздо дороже. Мебель антикварная, ковры, картины, разные прибамбасы.
Ну, что вместо антиквариата им новодел впихивают, это все знают. Про ковры персидские Вадик не в курсе, но думает, что тоже какие-то там махинации. А вот про картины он все знает, поскольку сам в этом бизнесе участвует.
Картины в богатых домах обязательно должны быть, без них никак не обойтись. Это ж на смех поднимут, если в холле или в гостиной ничего по стенам не висит. Но тут своя фишка, картины-то обязательно должны быть русские. Патриотично это и модно. Ну, конечно, особые оригиналы вешают у себя какой-нибудь современный авангард, но поди потом докажи, что картина дорогая. В современной-то живописи простой человек совсем не разбирается.
– Ты хочешь сказать, что они все Шишкина вешают, поскольку он им с детского сада знаком, медведи-то в каждой группе раньше висели… – перебила я.
– Медведи… – Вадик мечтательно зажмурился. – Шишкин… Шишкин, если хочешь знать, такой дорогущий стал, картины под миллион стоят, а то и больше!
– Баксов? – ахнула я.
– Не рублей же… Все тут годится – елки-сосенки, корабельная роща, дубы, березы… Только на всех-то не хватит… Шишкин один, а «новых русских» много!
Короче, когда кончились Шишкин, Левитан, Поленов и Куинджи, в ход пошли художники второстепенные, Вадик не стал утомлять нас именами. Только обязательно надо, чтобы на картине был лес или сельский пейзаж, ну в самом крайнем случае, московский дворик…
Цены на картины взметнулись до небес, владельцы галерей и антикварных магазинов сбились с ног, рыская по городу, чтобы найти у древних старушек пылившиеся на стенке всеми забытые картины. Когда и этот источник иссяк, кому-то пришла в голову гениальная идея. Кто-то обратил внимание на то, что пейзажи финских, датских и норвежских художников чрезвычайно похожи на русские – природа такая же, те же елки да осины. Все оказалось очень просто – возраст холста примерно тот же, вторая половина девятнадцатого века, краски тоже того времени, так что с экспертизой никаких проблем не будет. Ну, конечно, под Шишкина все же такой пейзажик не покатит, а если найти какого-то третьестепенного художника, можно вообще фамилию выдумать… В общем, идея была проста, но гениальна.
Но вот беда: все эти финны, шведы и датчане редко писали просто пейзаж, с елочками и травкой, почти каждый норовил вставить в картину то какую-нибудь мызу, то амбар, то мельницу, а то и вовсе группу людей. И тут понадобились такие люди, как Вадик, – умелые и беспринципные. Работа Вадика заключается в том, чтобы аккуратненько замазывать неподходящие строения и рисовать на их месте что-либо, подходящее к случаю. Вот избушку, например…
– А что там раньше было? – полюбопытствовала я.
– Вроде амбар или еще что-то сельскохозяйственное… Каменное такое строение, в два этажа, да еще цветочки на окнах… Можешь себе представить, чтобы в русском амбаре цветы на окнах стояли?
– Да уж… А вместо лошади что?
– А там вообще два хмыря сидели под стогом разодетые, в сапогах и жилетках… Где ты крестьян в сапогах видела? Ну, я вместо них лошадь нарисовал…
Я вспомнила, как притягивает взгляд избушка и как лошадь глядит с картины прямо в душу печальными карими глазами.
– Вадик, да у тебя талант… – протянула я.
– Вот именно, – строго сказал дядя Вася, – талант беречь надо, а ты вместо этого вон… елочки, сосеночки, зеленые иголочки… тьфу!
– Талантом, – по-старушечьи вздохнул Вадик, – на хлеб не заработаешь. Тем более на масло. А мне бабулю надо содержать, да и самому пожить хочется… Деньги за такую работу платят хорошие. Ведь картина финна какого-нибудь стоит к примеру тысячи три евро. А когда ее на русского художника переделаю, то цена ей раз в десять больше. А то и в двадцать. Так что, сами посудите, надо мне было тот кулон приватизировать? Ведь Машка на меня бы сразу подумала… А мне к своей персоне милицию привлекать ни к чему…
– Оно-то так, – дядя Вася с сомнением покачал головой, – однако бизнес твой накрылся медным тазом. Антиквара-то убили…
– А я с ним напрямую не контачил, – открестился Вадик, – у меня связи только с одним типом были… Шепелявый его кличка. Каша у него во рту, – пояснил он, слыша, как я фыркнула, – отсюда и кличка. Так что я всю работу и деньги через него получал. А какие у него счеты с тем антикваром были, я без понятия.
– Да ладно, это дело не наше, – вздохнул Василий Макарович, – а вот скажи, может, ты что-нибудь необычное тогда видел, когда у Маши сумку увели?
– Да ничего я не видел, – снова занервничал Вадик, – я вообще самый первый ушел, пока они там препа обхаживали, Зоренко этого… Вот только…
– Что – только? – встрепенулась я. – Говори уж, горе мое! Не тяни кота за хвост!
– Видел я там одного шустрика… – задумчиво проговорил Вадик, – еще удивился – что он у нас делает? Шнурок его зовут… Пустой парень, нестоящий, шестерка при Шепелявом… Сталкивались пару раз, картины он приносил, деньги-то ему доверить нельзя, хотя Шепелявого он до дрожи в коленках боится… А тут смотрю – болтается возле аудитории. Я еще спросил – не ко мне ли приперся, так отчего в институт, другого места встречи не нашел, что ли? И он так отшатнулся – нет, говорит, я тут по своему делу, тебя оно не касается. А какие у него могут быть дела? Никаких дел, разве спереть что по мелочи…
