– Ну и глупости приходят некоторым в голову, – запыхтел полковник. – Понятное дело, у любого человека всего две верхние конечности. Вечно свое мнение не к месту высказываешь. Ну-ка подставь что-нибудь туда, куда будет падать охотница за испанским деликатесом. Например, вон ту большую коробку.
– В ней железные банки, – вякнула я.
– Опять возражаешь, – вышел из себя Дегтярев.
– Нехорошо бухаться на твердое, – пропищала Люся. – Мне бы больно было.
– Еще одна болтунья в доме! – взвыл полковник. – Или делайте, что я говорю, или уходите. Ей-богу, одному лучше работать, чем в такой компании. Ну? Долго мне ждать?
– Возьмите вон тот здоровенный мешок, – посоветовала прислуга, – не знаю, чего туда напихано, но оно упругое и легко поднимается.
Я подошла к большому матерчатому пакету и пощупала его.
– Там пуфик, который мы из гостиной убрали. Что он делает в кладовке для продуктов?
– А почему у вас в гладильной стоит мешок с удобрениями для туй? – осведомилась в свою очередь домработница.
– Не знаю, – растерялась я. – Давно туда не заглядывала.
– Внимание! Кусаю! – заорал Дегтярев.
Я живо переместила мешок в нужное место.
– Отойди от лестницы, начинаю обратный отсчет, – велел толстяк. – Не стой под стрелой, груз падает. Пять, четыре, шесть…
– Три, – пискнула Люся.
Дегтярев замер с кусачками в руках.
– Что?
Люся втянула голову в плечи.
– После четырех следует три, а не шесть. Простите, что помешала.
– Оххх, – вздохнула Мафи.
– Пять, четыре, три, четыре, пять, кусаю! – заорал полковник.
Инструмент лязгнул, Мафи плюхнулась с потолка прямо куда надо! Я обрадовалась. Ура! Хулиганка без происшествий совершила посадку. Но ликование оказалось преждевременным. Мафи, кстати, так и не выпустившая из пасти здоровенную ногу, внезапно ракетой стартовала вверх к плафону.
– Матерь Божья, – перекрестилась домработница, – что это с ней?
Я растерялась, а Мафи опять приземлилась на мешок и, не расставаясь с испанским окороком, снова устремилась вверх.
– Держите меня! – завопил полковник.
Мы с Люсей, стоявшие с разинутыми ртами, одновременно бросились к стремянке, споткнулись о картонные ящики с консервами и начали падать. Я успела уцепиться за край полки, на которой ждали своего часа трехлитровые баллоны с маринованными огурцами. Людмиле повезло меньше, она схватилась за одну из стоек стремянки, лестница начала заваливаться набок.
Дегтярев с воплем «падаю!» свалился на мешок, который подбрасывал Мафи.
Собака как раз совершала очередной путь вниз, она угодила прямо на Александра Михайловича, сверху на полковника и Мафи спланировал лоскут белого цвета, похожий на льняную скатерть. Дегтярев взвизгнул, раздался звук, похожий на выстрел. Я закрыла голову руками и присела. Неожиданно стало тихо. Я приоткрыла глаза, и тут раздалась гамма звуков: шлеп, шшшь, топ-тот, цок-цок. Я увидела, как Мафи с хамоном в зубах бежит вон из кладовки, потом заметила полковника, который сидел на скособоченном плоском мешке. Его голову, ноги и руки покрывала красная жидкость.
– Убился! – завопила Люся. – Насмерть покалечился! Не дышит! Умер! Во дела! Похороны теперь такие дорогие!
Я бросилась к Дегтяреву.
– Милый, не шевелись. Сейчас вызову врача.
– Это варенье, – простонал борец с преступным миром. – Банка с полки гукнулась прямо на мою макушку и кокнулась.
Людмила перестала орать и нормальным голосом сказала:
– У вас крепкая башка, прямо деревянная. Моя бы от банки раскололась.
– Полковник Буратино, – захихикала я, разглядывая похудевший мешок, на котором сидел толстяк. – Знаю, почему Мафи вверх-вниз прыгала. Это не пуфик из гостиной. Маше на прошлый день рождения подарили трамплин для скейтбордов, он сделан из какого-то материала вроде латекса или резины. Когда на него прыгают, он сначала сжимается, потом распрямляется и подкидывает спортсмена. Наверное, отличная вещь для того, кто с горы по снегу на доске несется. Но Манюне зачем такое? Она даже на лыжах кататься не умеет. Очень хочется посмотреть на человека, который ей это преподнес. Может, передарил ненужный презент? Я спрятала его в чулан. А уж как он в продуктовых запасах очутился, не спрашивайте. Нет у меня ответа на этот вопрос.
– Что за идиот преподнес девочке, которая даже стоять на скейте не умеет, трамплин? – разозлился полковник. – Ну народ! Ну дураки! Нет чтоб сначала выяснить, что человеку надо!
Я молча слушала толстяка, а он продолжал негодовать:
– И трамплин дурацкий! Качество дерьмовое! Небось по дешевке брали, не настоящий, сделан какими-то гастарбайтерами в подвале.
– Мафи на нем идеально прыгала, – возразила я.
– А подо мной он лопнул! – отрезал Дегтярев.
Я вздохнула. Производители не рассчитывали, что на сделанную ими вещь с потолка свалится сначала собака с пудовым окороком в зубах, а затем рухнет стокилограммовая туша полицейского. Вон прикреплен ярлык, на нем написано: «Вес спортсмена не должен превышать шестьдесят килограммов».
– Здесь визитка приклеена! – обрадовался полковник. – Сейчас узнаю, какому недоумку пришло в голову…
Александр Михайлович замолчал.
– И кто преподнес трамплин? – заинтересовалась я.
Дегтярев встал, смял карточку и сунул ее в карман брюк.
– Там цена была написана.
– Простите! – закричали из прихожей. – Дома кто-нибудь есть?
Полковник пошел в холл, я поспешила за ним, увидела, что он уронил скомканную визитку, подняла ее, расправила и прочитала: «Любимой Манюне от дяди Саши Дегтярева».
Около вешалки стояли мужчина в светлом костюме и женщина в джинсах и майке. Если они и удивились, увидев перемазанного вареньем полковника, то виду не подали.
– Добрый день, – сказала незнакомка.
– Уже вечер, – поправил ее спутник. – Я Михаил, брат Геннадия. Это Флора, моя жена, мать Марфы. Вроде девчонка у вас в доме? Или я неправильно старшего брата понял. Гена рассказал, что негодница учудила. Поверьте, нам очень стыдно. Не знаю, как теперь перед вами оправдаться. Решила прославиться, оклеветав соседку! Отказываюсь в это верить!
– Она не хотела, – кинулась защищать дочь Флора.
– Еще скажи, что Марфа действовала под влиянием подруги, – буркнул муж.
– Конечно, – тут же воспользовалась подсказкой жена. – Катя росла у развратной особы. О Вике постоянно бульварная пресса писала.
Флора осеклась, потом добавила:
– Я ее не читаю, мне рассказывали. Катерина на одни двойки учится, с мамашей гуляет, пьет, курит…
– Вика умерла, а Катя находится без сознания в больнице, – прервала я обличительную речь Флоры.
– И что? – подбоченилась та. – Они что, от этого лучше стали?
– Тебе следовало получше за дочерью смотреть, – буркнул муж.
Флора исподлобья посмотрела на него.
– Я глаз с нее не спускала.
– Значит, зенки слепые, – не успокоился Михаил.
Я решила прекратить перепалку:
– У вашей дочери приступ мигрени, очень сильный.
– Врет она, – нахмурился отец, – боится, что ее накажут.
– Девочка всегда говорит только правду, – возмутилась мать.
– Еще та актриса, – зло произнес Михаил, – притворяться мастерица. Нагадила, ее поймали, негодница испугалась, что накажут, и давай больную из себя корчить.
– Похоже, Марфе действительно плохо, – остановила я сердитого папеньку. – Она спит в гостевой.
– Ну и пусть дрыхнет, – воскликнул Михаил, кашлянул и добавил: – Если вам не мешает. У нас дома Хиросима. Гена запретил даже имя Марфы упоминать.
– Слов нет, девочка поступила плохо, но ей всего пятнадцать лет, – зачастила Флора. – В этом возрасте мозг еще не развился, тинейджеры и не такое вытворяют. Геннадию просто нравится демонстрировать, кто в доме хозяин, потому и прессует нас. Ну, нашкодил ребенок, отругай его, выпори. А он вон что надумал! Выгнать Марфу решил! И ты, и я знаем, почему он так поступает, кто его науськивает.
– Замолчи, – процедил Михаил.
– Сам заткнись! – взвизгнула Флора. – Мать ваша распрекрасная воду мутит. Она никого, кроме Гены и его урода, не любит! И тебя в том числе, зря ты перед ней расстилаешься, в глаза ей заглядываешь, меня по наущению свекрови пинаешь.
– Не скандаль, мы не дома, – сквозь зубы процедил муж.
– И слава богу, что не рядом с твоими родственниками! – выкрикнула Флора.
– Думаю, вам надо пройти к Марфе, – вежливо намекнула я. – Понимаю, ситуация не простая, могу временно оставить ее у нас, но все же гляньте на девочку.
– Моя доченька, пустите скорей к ней! – наконец-то сообразила сказать мать.
– Отведу вас в гостевую, – засуетилась Люся, – сюда, пожалуйста, в коридорчик.
Мы с Михаилом остались вдвоем, я вспомнила о гостеприимстве.
