– Не ваше дело, – оборвала Бобкова. – Народ хороший. И вы, Касаткины, хороши. Воду переводите.
Кран, действительно, всё капал, но от капанья было уютно. Катя поставила чайник, разложила на столе пасхальную еду. Праздновать сели сдержанно. Но, казалось, все же открылась незримая фортка. Катя хмурилась от счастья, что спасли ее недовоспитанного скороспелого братика. Костиков был доволен, что делом меньше. Толстый за чаем налег на гигантский харчихин кулич. А Дядьков радовался, что люди у него на участке, в общем, приличные и поговорить с ними можно. Жулье, конечно. Но примеру Поволяевой никто не последует.
Вечером пришел Чикин чинить кран. В блокноте у него Касаткины были записаны на 11 апреля.
– Спасибо, – сказал Костя. – Еще б и свет не гас – совсем красота!
– Да ну, – махнул рукой Чемодан, – прут по привычке. Совки чертовы.
Касаткины расплатились молча. Дали много. Все-таки, спаситель.
Чердак заперли и, по новым законам, пообещали отдать в полную собственность жильцам верхнего этажа.
Костя с Катей жили в Митино по-прежнему. Они хотели было уехать, но хозяйка просила остаться и снизила цену вдвое. Может, потому что квартиры подешевели, а может, по личным мотивам.
Но были новости. Главный прокурор Стервятов сел. Шеф МВД Смирняшин стал премьер-министром. При этом, как всегда, обновилось всюду. Костю позвали в эмвэдэвский центр по связям с общественностью и на должность замглавреда в журнале «Готовим вместе». Полковник Колокольников сказал: «Шеф на место Смирняшина, я на место шефа, а ты – на мое. Потом Смирняшин в президенты, ну и так далее». Ресторан «Патэ&Шапо» преподнес Касаткину гостевую карточку на 20%-ю скидку. Карточку Костя принял. Об остальном раздумывал.
Слава Костиков оказался приятным парнем. Беседуя за пивом, позвал Касаткина открыть на пару сыскное агентство. «Опять искать руки-ноги?» – спросил Костя. «Не шути, Константиныч», – был ответ.
Но Костя все еще любил свой «Ресторанный рейтинг». Всегда находил, о чем писать, особенно, когда был голодный.
Он так и не решил, где жить лучше и где, точно, свежий дух, а где мертвечина. На Берсеневке – кремлевские фантомасы, в Митино – пирожки с человечиной.
Катя, как и Костя, раздумывала, чем заняться. На учительницу она была непохожа. В школе казалась временной. Может, потому опять пошла к Ушинской. Дети после урока обступали ее на всю перемену.
В общем, жили обыкновенно. Впечатление было, что проглотили ужасную историю, не поморщились. Кисюк Раиса Васильевна, Егор, Струков как-то даже заматерели в своей неизменности. Струков утюжил брюки, Егор стоял с «Дуэлью» и «Лимонкой» у «Библио-Глобуса», а Раиса Васильевна отводила душу в очереди у молочной цистерны и выгадывала, покупая то тут, то там.
Чемодану дали год условно. Каким-то образом суд учел, что, спасибо ворованному кабелю, Касаткина изуверы не сварили в ведре. Народ от Чикина не отвернулся. К тому же сантехнической работы было невпроворот.
Разумеется, все это было правильно, но у некоторых жизнь все-таки изменилась к лучшему.
Во-первых, Мира, Ушинская и Митя Плещеев неожиданно пошли в гору. Мира с мая заведовала больницей и получила от известного всей стране миллионера-почечника деньги на строительство больничного комплекса, включая ЛЭК. К Ушинской просилось все Митино, часть Южного Тушина и Покровского-Стрешнева. Нашлись чудаки-родители с Сухаревки. Народный почет держал Ольгу на ногах. Беленький и китайцы остались. Беленький разминал стариков и детей, а китайцы готовили в настоящем китайском воке школьные завтраки из риса с трепангами. Струков с Хаббардом переехали. Но место в кабинетике заняли курсы «Английский на CD». Плещеев, пройдя курс у нарколога ЦМРИА, как говорят, соскочил с иглы. Он сел в Олегов киоск и неожиданно прижился. Медлительный и кроткий, Митя стал идеальным киоскером. Его так полюбили, что пропускали автобус, покупая у него пепси и цветные резиночки для волос.
И во-вторых, образовались новые отношения.
Кучин женился на Нинке. Венчал их о. Сергий. Это было первое венчание в церкви Покрова-на-Крови. Жить Кучин перешел от матери к жене. Уходили они утром, приходили вечером, без выходных.
Матильда Петровна Бобкова прибилась к Беленькому. ДЭЗ она бросила и стала постоянным членом «Черных Докторов». Надела белую маечку с солнцем и, сидя на коврике, махала руками. Вечерами они сидели друг у друга. Бобкова размякла, Беленький перестал прикидываться жалким. Смотрел властно.
А Лёва Жиринский подружился с Матреной Степановной. Пекла она практически ему одному. Перенес к ней компьютер и диссертацию о ритуальных оргиях печатал у нее, дыша блинами. Вся округа сплетничала. Жиринский был моложе Харчихиной на тридцать лет. «Слышали, Жирный – с Харчихой!» – говорил сосед соседу, и оба смотрели друг на друга и не знали, плакать или смеяться.
