За четырнадцать лет работы в этой области Эл Гарсиа лично расследовал тысячу девяносто два убийства, и его проклятием была память: он помнил каждое из своих дел, вплоть до самых мелких и незначительных подробностей. Очередная передача «Телефон спасения 911», шедшая по телевизору в то время, как он очерчивал мелом на полу контуры лежащего тела. Часы «ролекс» (подделка) на запястье жертвы. Запах подгоревших пирожных, доносившийся из кухни. Фотография на стене в холле, на которой лежавший тут же бездыханным человек запечатлен веселым и улыбающимся во время экскурсии по Диснейленду. Эл Гарсиа ненавидел свою память: делая его превосходным детективом, она в качестве платы лишала его душевного покоя.
Монтана оказалась еще лучше, чем он ожидал: просторной и дружелюбной. Впрочем, не обошлось без некоторых исключений. Портье мотеля в Миссуле, прочтя его имя на кредитной карточке, смерил его жестким, недоверчивым взглядом. В наше время быть Гарсиа из Майами – дело достаточно нелегкое. Некоторые автоматически начинают думать, что у тебя в багажнике шесть кило марихуаны, а под передним сиденьем – заряженный автомат.
На следующий день, когда они наконец добрались до бревенчатой хижины на берегу реки, Эл Гарсиа почти забыл, откуда он приехал и чем он занимается, чтобы заработать на жизнь. Стоя на деревянных мостках, он думал о том, что эта раскинувшаяся перед ним долина – самое мирное место, какое он видел в жизни. Он полной грудью вдыхал чистейший воздух, напоенный ароматом сосен, закрывал глаза и растворялся в этой всепроникающей лесной тишине. В первый же день Энди заметил двух оленей. Вечером второго дня Линн нашла где-то череп скунса, выбеленный временем и дождями. Она решила было взять его с собой во Флориду, но Донна воспротивилась и велела зарыть его в садике возле дома со всеми подобающими церемониями.
На третий день возившийся у самой воды Энди вдруг примчался к хижине с такой скоростью, что Эл испугался – не гонится ли за ним медведь.
– Эл, иди сюда скорее! – крикнул еще на бегу мальчик. – Ну, скорее же!
– Погоди, передохни-ка, – сказал Эл. – Что там такое случилось?
Энди вцепился в его руку.
– Пойдем! Туда, к реке.
– Да что случилось, сынок?
– Топляк! – выдохнул Энди.
У Эла защемило под ложечкой. Жизнь под одной крышей с полицейским, занимающимся расследованием убийств, значительно расширила кругозор детей Донны, особенно в области его профессионального жаргона. Энди и Линн знали все о пушках, перьях, мокрухе, естественке и насильственке.
И, разумеется, о топляках.
Следом за мальчиком Эл спустился по склону холма к самой воде и вошел в нее, скользя подошвами кроссовок по устланному гравием дну. Тело тихонько колыхалось на мелководье, лицом вверх, среди низеньких кустиков каких-то водяных растений. Лицо было синюшное и распухшее, глаза выкачены, как любят рисовать в мультфильмах.
– Он мертвый, Эл? – спросил Энди с берега. Он стоял, скрестив на груди свои худенькие мальчишеские руки, и лицо его было очень серьезно. – Он мертвый, правда?
– Мертвее некуда, – отозвался Эл.
– Я же говорил тебе!
На утопленнике были толстые прорезиненные штаны, какие носят рыбаки, и защитная куртка со множеством карманов и карманчиков. Эл расстегнул молнию на верхнем нагрудном слева и извлек из него бумажник. В бумажнике лежали три банкноты по сто долларов, полдюжины трэвел-чеков и закатанные в пластик права на вождение автомобиля – таких знакомых Элу цветов.
– Черт бы побрал их всех! – выругался сержант Гарсиа.
– Кто это, Эл? – крикнул Энди с берега.
– Пойди скажи маме, чтобы вызвала полицию.
Мальчик убежал. Мертвец невидяще таращился выкаченными глазами на искрящуюся под солнцем реку.
– Сволочь ты, сволочь, – сказал Эл, обращаясь к нему. – Просто самая распоследняя сволочь. Весь мой отпуск к чертям собачьим.
Он снова взглянул на запластикованные права и мрачно выругался. Этот сукин сын был не откуда-нибудь, а из Форт-Лодердейла, штат Флорида.
«Ну почему, – мысленно спросил себя Гарсиа, – почему они все не могут оставить меня в покое?»
Шэда явно заинтриговали лохматые, кустистые брови психиатра.
– Они у вас настоящие? – спросил он.
– Только не трогайте, пожалуйста, – торопливо проговорил доктор, делая шаг назад.
Это был первый визит Шэда к врачу, порекомендованному Мордекаем. Его звали Виббз, и он был лучшим другом истцов, затевающих процессы. На стене кабинета висел под стеклом диплом Йельского университета. Однако внимание Шэда больше привлекло другое – банка леденцов на столе у доктора. Шэд набил себе щеки и принялся сосать.
– Расскажите мне о вашем таракане, – попросил доктор Виббз.
– Просто ночной кошмар, – сквозь леденцы выговорил Шэд.
– Это очень подействовало на вас?
Шэд расхохотался, чуть не выронив изо рта огромный мятный комок.
– Подействовало? Это нанесло мне травму, черт побери! Так и запишите.
Доктора буквально потрясло появление в его кабинете этого огромного, угловатого, безволосого создания. Большинство пациентов, которых присылал к нему Мордекай, были людьми вполне обыкновенными, но этот... Когда лысый гигант нагнулся, чтобы подобрать упавшую конфетную обертку, доктор заметил большую букву Г, вырезанную у него на макушке. И, конечно, решил, что этот странный субъект сам украсил себя столь необычным образом.
«Нужно быть с ним поосторожнее», – подумал доктор Виббз.
– Я должен задать вам несколько вопросов, – начал он. – Личного характера. Так принято... Так полагается... чтобы врач мог правильно оценить ваше состояние.
– Ну, так оценивайте, черт побери! Я же сказал, это нанесло мне травму. Что вам еще нужно?
– У вас бывают ночные кошмары?
– Нет.
– Может быть, что-нибудь, связанное с этим тараканом? Постарайтесь вспомнить.
– А-а, – протянул Шэд, наконец поняв, что от него требуется. – Вот сейчас, когда вы напомнили... Точно: были у меня кошмары. Жуткие! Как раз с тех пор и начались.
– Это вполне понятно, – поддакнул доктор Виббз, начиная писать. – Расскажите мне об этих кошмарах.
– На бульваре Санрайз за мной погнался гигантский таракан. А оттуда, где у него глаза, так и капал йогурт!
– Угу, угу. – Доктор Виббз писал с бешеной скоростью, не поднимая глаз от истории болезни.
Шэд решил, что ему следует еще поднажать.
– Ну так вот, это чудовище гоняло меня туда-сюда и при этом ревело и рычало, как тысяча тигров сразу. Он был здоровенный, как хорошая цистерна. А в зубах у него был загрызенный младенец.
– Угу, угу...
– А когда он меня уже почти догнал, он... он вдруг превратился... в мою собственную мать!
– Хорошо, – бесстрастно отозвался доктор Виббз. – Расскажите мне поподробнее о вашей матери.
– Что?
– Прошу вас, расскажите поподробнее о вашей матери. О ваших отношениях с ней. Это меня очень интересует.
– Ах, это тебя интересует?
Глаза Шэда блеснули. Протянув руку, он вытащил доктора Виббза из кресла и швырнул его на пол лицом вниз. Затем, взяв со стола изящные ножницы с деревянными головками, разрезал на несчастном психиатре одежду от шеи до самых ягодиц. Почти на краю стола он заметил вращающуюся подставку с разноцветными штемпелями и печатями. Выбрав красный штемпель со словами «СТРАХОВКА ОТСУТСТВУЕТ», Шэд неторопливо принялся украшать ими обнаженный торс доктора Виббза. Краски ему хватило довольно надолго. В течение всего времени, пока Шэд занимался своим художественным творчеством, психиатр, распростертый на полу вниз лицом, издавал какие-то жалобные, тоскливые, похожие на щенячий скулеж звуки.
– А в рекламах пишут: хватит на сто лет, – пожаловался Шэд, когда слова «СТРАХОВКА ОТСУТСТВУЕТ» заметно побледнели. Он поставил штемпель на место и, сунув руку в банку с леденцами, загреб себе горсть на дорогу.
– Вы просто сумасшедший! – пискнул доктор Виббз.
– Я не сумасшедший, – возразил Шэд. – Это называется: травмированный. Я же сказал. А тебе следовало бы записать.
– Уходите, – простонал доктор Виббз.
– Уйду, – спокойно ответил Шэд, глядя с высоты своего роста на все еще лежащего на полу психиатра. – Но сначала я должен проверить, хорошо ли ты запомнил это слово. А ну, давай!
– Что «давай»?
– Скажи-ка мне его, да как следует. Ну! Трав-ми-ро-ван-ный.
Стараясь, чтобы голос не слишком дрожал, психиатр повторил.
– Я горжусь тобой, – сказал Шэд, переступая через него и направляясь к двери. – А насчет моей матери ты уже забыл, лады? Сам не знаю, что это на меня нашло.
* * *
Чтобы держать в повиновении своих служащих, мистер Орли имел обыкновение хвастать своими связями с мафией и многолетней дружбой с Анджело Бруно, Никки Скарфо, толстяком Тони Салерно и другими знаменитыми гангстерами, чьи имена он вычитывал из газет и журналов. Особенно любил он пораспространяться о клятвах, скрепленных кровью, нарушение которых грозило неотвратимой и беспощадной расправой. Орли разыгрывал это представление всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал о повышении жалованья, пособиях на оплату медицинских услуг или улучшении – хотя бы самом незначительном – условий труда в «И хочется, и можется», и его блеф обычно производил желаемый эффект. На самом деле у мистера Орли ни теперь, ни раньше не было никаких связей с организованной преступностью. Его заведение ничуть не интересовало мафию, поскольку стрип-бары пользуются усиленным вниманием со стороны полиции. Орли знал об этом, что называется, из первых рук – от единственного настоящего мафиозо, с которым ему довелось познакомиться за всю жизнь. Этот парень попал под суд за то, что сломал большие пальцы рук какому-то типу, занимавшемуся торговлей товарами фирмы «Крайслер», а кроме того, как выяснилось, и разными не слишком благовидными делами. Орли отправился в суд из чисто личного интереса. Во время перерыва он подошел к обвиняемому и затеял с ним дружескую беседу. В ответ на вопрос, не знает ли он кого-нибудь, кто интересовался бы стрип-заведением, тот сказал, нахмурившись: нет, такого добра и даром не нужно – уж больно там стремно. Вот разные видеосалоны, прокат кассет – это другое дело, в это стоит вкладывать деньги. Орли был разочарован, однако из учтивости остался в зале до самого вынесения приговора. Обвиняемый был признан невиновным. Членов суда (некоторые из них сами еще недавно приобретали крайслеровские товары) явно не тронуло жалобное повествование жертвы. Орли заметил, что кое-кто из них улыбался, когда злосчастный торговец рассказывал, как его руки засунули в щель между косяком и дверцей «седана» модели «Нью-йоркер» цвета вороненой стали. И все из-за того, что он не вернул долг – какие-то несчастные шесть сотен! Это произвело впечатление на мистера Орли, и он еще пуще прежнего принялся мечтать о том, что в один прекрасный день мафия примет его в партнеры.
