Я дождалась, когда за Лизой захлопнется входная дверь, и отправилась в комнату Ромки в надежде обнаружить «улики», наводящие на след. Но меня уже опередила Светик. Малышка вовсю суетилась у кровати братца, хлопая руками по неприбранной постели. Нащупав под одеялом нечто большое и твердое, девчонка откинула в сторону постельное белье и мельком взглянула на кастрюлю с тремя яйцами, белыми и крупными, после чего ссутулилась и понуро побрела к себе.
— Это что еще такое? — потрясенно пробормотала я, перехватив ангелочка в дверях.
— Невылупившиеся дракончики, — прошептала она с закипающими в глазах слезами.
Шмыгнула носом, поморгала и, выгнув рот подковой, горестно заревела во весь голос.
— Преда-атель! — выла она. — Перестал дракончиков высиииживать, а они замерзли и уумерли! А сам… За другими… На Зерастааан!
Я внимательно посмотрела на малышку и присела перед ней на колени.
— Светочка, ты знаешь, куда делся Рома? — ласково спросила я, леденея от тяжелых предчувствий.
— Я буду предательница, если скажу, — прошептала Светик, смаргивая крупные, как дождевые капли, слезы.
— А если не скажешь, то Ромка может вообще не вернуться! — закричала я не своим голосом. — Никогда не вернуться, понимаешь?
Девочка задумчиво покусала губы и подняла на меня огромные голубые глаза.
— Сначала он шантажировать пошел, а потом уехал за драконами! — с таинственным видом прошептала она.
— Кого шантажировать, куда уехал? — растерянно забормотала я.
— Ромке деньги были нужны, чтобы на Зерастан поехать, там драконы шипоспинные водятся, — сквозь сдерживаемые рыдания заговорила малышка. — Ромка про них в книжке прочитал и давно мечтал купить таких дракончиков, но на всякий случай своих высиживал — думал, вдруг денег не достанет. Он с собою в школу фотокарточки этих дядек взял, чтобы домой только за сумками своими зайти, а потом на Зерастан ехать, а я…
Девочка вдруг потрясенно замолчала, оборвав рассказ на полуфразе. Зареванные глаза ее разглядывали створку шкафа, из-под которой торчали грязные лямки. Приглядевшись, я узнала ремни от сумок, которыми перепоясывал Ромка свое тщедушное тельце. Должно быть, сестра мальчика тоже смекнула, что к чему, и мы, не сговариваясь, кинулись к шкафу. В шкафу на нижней полке обнаружился тайник, где пытливый малец хранил свои трофеи. Там было все, кроме жестянки — ее в тайнике не оказалось.
— А где жестяная коробка? — грозно насупив брови, начала я допрос соучастницы побега.
— Банку он в школу понес, — всхлипнула сестрица барахольщика. — В карман на штанине запихнул и понес.
Моему возмущению не было предела. Я понимала, что Светик здесь ни при чем, но все равно не могла удержаться, чтобы не закричать:
— Я же ему не разрешила таскать в школу барахло! Гремит им, как помоечник, как самому только не стыдно?
— Ты же сама ему штаны с большими карманами купила! Ведь знала, что он туда будет свои вещички класть! — вступилась за братца Светик. — А банку он взял с собой, чтобы я не лазила. Я хотела у Ромки свои бумажки про понь украсть, а Ромка увидел, что я у него роюсь, и запихнул банку в карман штанов.
Я мрачно кивнула, давая понять, что объяснения приняты, извлекла из укромного местечка две Ромкины торбы и вывалила их содержимое прямо на пол. В стороны разлетелись журналы «Геоленок», вырезки про драконов и наклейки с динозаврами, но я на них не смотрела. Я не сводила глаз с папки с «Бэтменом», которая от удара об пол открылась, и перед нами предстало ее содержимое: фотографии странных личностей. На ближайшем ко мне снимке был изображен оконный проем, на фоне которого в эротичной позе застыл загадочного вида мужчина в женском платье потрясающей красоты.
— Смотри, Рит, дяденька из магазина! — возбужденно закричала Светик, склоняясь над фотографией. — И платье на нем то же самое, которое нашей Лизке понравилось!
Я подняла с пола фотокарточки и стала торопливо их перебирать. Почти на всех снимках оказался запечатлен в самых вычурных позах скандалист из «Моды Италии», обряженный в разные платья. Кое-где адвокат Анатолий Буйский — кажется, именно так этот человек представился в магазине — был сфотографирован в эротичном женском белье. А с последних трех снимков на меня глянул Антон Смирнов в сером подряснике Магистра, картинно застывший в дверях «Аскольдовой могилы» рядом с вытянувшимся во фрунт швейцаром.
Теперь, когда голова моя шла кругом от интригующих фотографий, стало понятно, что без помощи Ивана не обойтись. Я схватила мобильник и набрала номер Ваньки.
— Иван, ты еще не ушел? Поднимись к нам, в Ромкиных вещах обнаружилось много интересного, — выпалила я в трубку и дала отбой, не выпуская из рук «шантажистские фотки», как называла эти снимки Светик.
Пока я рассматривала наряды адвоката Буйского, поражаясь про себя бесстыдству некоторых приличных на вид людей, у меня в кармане зазвонил телефон. Я думала, звонит Ванечка, но это оказалась Коровина.
— Ну, где вы там? — недовольно протянула подруга. — Мы с Жориком устали торчать у входа в «Яузский пассаж». Я уже обкурилась, Жорик опился пива, а вас все нет и нет…
От Танькиных слов я даже поперхнулась. Что значит «мы с Жориком»? Насколько я помнила, смотреть на моего нового парня вызывалась только Коровина, а Шмулькин вроде бы не выказывал большого интереса к Ивану. В Танькином же стремлении оценить моего молодого человека не было ничего необычного — мы всегда показывали друг другу своих новых кавалеров. Ведь что ни говорите, а со стороны виднее, с кем ты связалась. Надо заметить, что на парней Коровиной катастрофически не везло. Этот вывод напрашивался уже потому, что Шмулькин при всей своей возмутительной наглости был самым вменяемым субъектом из тех красавцев, которые время от времени увивались вокруг моей подруги. Толстый, шумный, волосатый Жорик в принципе был милейшим парнем и не шел ни в какое сравнение с тем циничным гуру даосских практик, за которого Коровина чуть не вышла замуж и не стала его пятой женой. Или вспомнить хотя бы майора милиции, который любил отдыхать с Татьяной на природе, а в конце пикника ставить на голову Коровиной банки из-под выпитого пива и расстреливать пустую тару из табельного оружия.
И того, и другого ухажера Танька искренне считала своими женихами и, если бы не я, выскочила бы за кого-нибудь из них замуж. Два раза спасала я Коровиной жизнь, и Татьяна изо всех сил рвалась отплатить мне той же монетой. Побывав у нас в Загорянке, она раскрыла мне глаза, что Виталик — затаившийся маньяк, еще не проявивший своей мерзкой сущности. На это, по мнению Коровиной, указывала привычка Цуцика вешать брюки на вешалку, а вешалку убирать в шкаф. Также показалось ей подозрительным желание моего благоверного проводить воскресные вечера за раскладыванием носков по парам, потребность мыть ботинки после улицы, и что особенно настораживало подругу, так это то, что Виталька не любил разбрасывать по дому свои грязные носки.
— Ты сама подумай, какой мужик откажет себе в удовольствии кинуть на журнальный стол грязные носки? — взывала Коровина к моему здравому смыслу. — Запомни, Ритка, носки на стол не бросит только тот, кому есть что скрывать.
Так Танька посеяла зерно сомнения в моей душе, и я стала пристально наблюдать за муженьком. Отложила в сторонку томик Гиляровского, выключила Нино Катамадзе, встала с дивана и огляделась по сторонам. И вот тогда-то и обнаружилось, что у меня есть соперница, которая регулярно посещает наш дом и метит все углы, как дворовая кошка амбар с мышами. Выходит, Татьяна была права, Виталечка вел двойную жизнь, скрывая от меня массу интересного. И кто знает, не уйди я тогда в ночь, с какой стороны довелось бы мне его узнать? Цуцик, конечно, не маньяк, но негодяй приличный. Теперь я во всем полагаюсь на мнение подруги. Только зачем она притащила с собою Жорку?
Тайный умысел сокурсника открылся мне чуть позже, когда я пригласила друзей подняться наверх, в квартиру моих подопечных, здраво рассудив, что две головы хорошо, а четыре лучше. Танька с Жориком не заставили себя ждать. Они позвонили в дверь в тот самый момент, когда я смотрела, как Иван силится натянуть крохотные тапочки бабы Зины на свои босые ноги сорок пятого размера. Танька первой появилась на пороге, уставилась на Ивана и, вдоволь насмотревшись, прошла в прихожую, освободив дорогу Шмулькину. Пока Жорик протискивался в двери, Танька отозвала меня в сторону и принялась делиться впечатлениями. И, хотя я и без Коровиной знала, что парень у меня — высший класс, похвала подруги была мне безумно приятна. А между тем Шмуль, нимало не смущаясь моим присутствием, отвел Ивана к зеркалу и, положив ему руку на плечо, интимным голосом проговорил:
