Шесть часов в Бостоне соответствовали полночи в Риме.
Кто-то покусывал его за ухо.
Прохладное тело прижалось к нему. Набухший сосок терся о предплечье.
Тело пополнее, чем у Анджелы. Немного.
Нога поглаживала его ноги. Вперед-назад, вперед-назад.
— Сильвия!
Даже в темной комнате он увидел разметавшиеся по подушке волосы его будущей приемной тещи.
— О Господи, Сильвия!
— Слишком поздно, дорогой, — она подсунула под него свое правое бедро. — Как писано в Библии: «Они познали друг друга в его сне».
— Это же инцест!
— И что из этого, дорогой?
Теперь она полностью лежала под ним, ее бедра выписывали восьмерку.
Груди вдавливались в ребра.
— О Боже!
Действительно, было слишком поздно.
И оставалась единственная возможность избежать перелома одной из частей его тела.
— Это не инцест, дорогой.
Наконец, улегшись на спину, Флетч смог взглянуть на фосфоресцирующий циферблат. Только восемь вечера.
— Вы что-нибудь поели? — спросил он.
— Конечно. Зачем мне ждать от вас очередного подвоха.
— Вы сами не так уж просты, графиня ди Грасси.
— Куда вы подевались вчера вечером? Я два часа ждала обеда.
— Пошел прогуляться.
— Я знаю. Сукин сын, — она села. — Только от вас можно ждать такого. Помолоть языком и уйти, оставив меня голодной. Никакой вы не шеф-повар. Вы — сукин сын! То же самое и с картинами — вы лжете, лжете, лжете! Хотите ограбить меня.
Флетч положил руку ей на спину.
— Я оставил дверь незапертой. Швейцар впустил вас в подъезд?
— Мне пришлось ждать, ждать. Вы не отвечали на звонок.
— Я спал.
Сидя в постели, в темноте, графиня ди Грасси заплакала.
— О, Флетч! Вы мне поможете?
— Помогу?
— Вы должны мне помочь.
— Должен?
— Менти умер. Я — вдова. Без гроша в кармане. Без гроша!
— Да.
— У меня ничего нет, Флетч.
— Ну, что-то вы по наследству получите.
— Анджела молодая, красивая. Умная. У нее впереди целая жизнь. А я? У меня ничего нет.
— Она — ди Грасси, Сильвия.
— Она? Я — графиня ди Грасси.
— Я знаю.
— Я вышла замуж за Менти.
— И его картины.
— Это мои картины. Менти хотел отдать их мне. Я в этом не сомневаюсь. Сколько раз он называл их «нашими картинами».
— Сильвия, вы можете меня выслушать? Не мне решать, чьи это картины. Или Менти упомянул о них в завещании, или нет. Если упомянул, они отойдут только вам, или Энди, или вам обеим, в полном соответствии с его волей. Если нет — лишь итальянский суд может определить, кому они принадлежат, при условии, разумеется, что мы их разыщем.
Сильвия легла, крепко прижалась к нему. Флетчу вспомнилось, как она лежала на пляже в Канья, с накрашенными ногтями рук и ног.
— Флетч, скажите мне правду. Вы знаете, где картины?
— Сильвия, я приехал в Бостон, чтобы работать над биографией Эдгара Артура Тарпа-младшего.
Она легонько шлепнула его по груди.
— Вы лжете. Всегда вы мне лжете.
— В данном случае, нет.
— Если вы пишете большую книгу, то где пишущая машинка? Где ваши записи? Вчера вечером я прошлась по квартире. Никто не пишет тут никаких книг.
— Я еще не начал. Меня отвлекали.
— Отвлекали! Вы нашли картины, — он чувствовал боком ее жаркое дыхание. — Где они?
Он уже проснулся. И хотелось ему отнюдь не говорить.
Он промолчал.
Сильвия положила на него ногу.
— Где картины? А, Флетч?
— Вы умело ведете переговоры, Сильвия.
— Вы мне поможете, Флетч. Правда?
— Сначала помогите мне.
— Америка! — вскричал Флетч.
Телефон зазвонил в самый неподходящий момент.
Продиктовали телеграмму. От Энди. Анджелы ди Грасси.
«ПРИБЫВАЮ В БОСТОН ВОСКРЕСЕНЬЕ ШЕСТЬ-ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА. РЕЙС „ТУЭ“ 540. СИЛЬВИЯ С ТОБОЙ? ЛЮБЛЮ. — ЭНДИ».
— Дерьмо, — процедил Флетч. Она никогда не могла уложиться менее чем в десять слов. — О Боже. Что же это я делаю?
— Продолжим, Флетч, — отозвалась с кровати Сильвия.
— Хорошо, — выдохнул Флетч.
Второй звонок уже ничего не прервал.
— Слушаю.
— Ты пьян? — Флетч узнал Джека Сандерса. Из трубки доносился шум редакции.
— Нет.
— Ты спал?
— Нет.
— Чем это ты там занимаешься?
— Не твое дело.
— Все понял. Но ты уже кончаешь?
— Остынь, Джек.
— Подожди, Флетч. Я в запарке.
— Я тоже.
— Действительно, в запарке. Можешь ты выслушать меня? Одну минуту.
— Нет.
— Чарльзтаун в огне. Кто-то решил спалить весь город. А у меня некому готовить статьи к печати.
— И что?
— Один литобработчик пьян в стельку, второй, вернее, вторая беременна и только что уехала рожать. Я ничего не могу поделать. Их дневного сменщика тоже не найдешь. Его жена говорит, что он отправился то ли на хоккей, то ли на баскетбол. Мне недостает трех репортеров. Двое в отпуске, у третьего — грипп. Для литобработки остался один парнишка. Такой материал ему не по зубам.
— Похоже, у вашей газетенки не хватает денег, Джек.
— Да кто мог предполагать, что в обычную октябрьскую субботнюю ночь разверзнется такой ад?
— Надо предвидеть любые неожиданности.
— Ты сможешь приехать?
— Чтобы готовить статьи в номер?
— Да.
— Ты спятил.
— Сам я не справлюсь, Флетч. Не могу я один выпустить целую газету.
— Сколько сейчас времени?
— Без десяти девять.
— Когда ты освобождаешься?
— Материалы на первую полосу сдаются в десять двадцать.
— Джек, меня подозревают в убийстве.
— Тебя — да, но не Ральфа Локе.
— Я не знаю города.
— Зато умеешь складывать слова.
— Я уже забыл, как это делается.
— Пожалуйста, Флетч. Ради нашего прошлого. Я не могу больше говорить.
В темноте Флетч посмотрел на Сильвию, перебравшуюся на его половину кровати.
— Ну, хорошо. Мерзавец.
— Френк?
— Кто вам нужен, — сонный детский голос. Половина третьего ночи.
— Инспектор Флинн.
Трубка легла на дерево.
— Папа! — донеслось издалека.
После долгой паузы послышался голос Флинна.
— И кто бы это мог быть?
— И. М. Флетчер.
— Благослови, Господи, мой нос. Это вы. Неужели вы выбрали столь необычное время, чтобы сознаться?
— Я в «Стар», Френк.
— И что вы там делаете? Переметнулись во вражеский стан?
— Чарльзтаун в огне. Кто-то поджигает его.
— Понятно.
— Давний приятель по «Чикаго пост» попросил меня приехать и помочь ему.
— У вас есть давний приятель в Бостоне?
— Как выяснилось, да.
— Что он делал в прошлый вторник? Вы спросили?
— Я знаю, что понедельник и вторник — его выходные дни.
— Сколько ни говоришь с человеком, но, напои его, и узнаешь что-то новое.
— Френк, я хотел бы побыстрее закончить этот разговор.
— Вы могли бы и не звонить.
— Извините, что разбудил вас.
— Пустяки. Я всего лишь заполняю время сном.
— Я не могу заставить представителя бостонской полиции по контактам с прессой выслушать меня.
— А кто представляет нас сегодня?
— Некий капитан Хольман.
— А, ну конечно. Он только и может, что говорить от лица полиции.
— Он звонит каждые пятнадцать минут, сообщая все новые факты, но меня слушать не желает.
— Вы же знаете, кто такой представитель полиции по контактам с прессой: человек с двумя ртами и одним ухом, аномалия. Так что вы хотели бы ему сказать?
— У меня тоже есть интересная информация. Наших репортеров в Чарльзтауне, возможно, поболе, чем фараонов.
— Уже и наших. Кажется, вы удалились от дел, мистер И. М. Флетчер.
— Послушайте, Френк. Все очень просто. Одиннадцать поджогов после семи вечера. В основном старые дома, несколько складов, церковь. Никакой связи.
— В домах не живут?
— Нет.
— Вот вам и связь.
— Согласен. На третьем, пятом, седьмом, восьмом и девятом пожарах найдены двухгаллонные канистры из-под бензина «Астро». Такие продают на автозаправках на случай, что у вас кончится бензин прямо на дороге.
— Знаю.
— Я послал репортера, чтобы он выяснил, нет ли таких же канистр и на остальных пожарах.
— А разве в службе выявления поджигателей пожарной охраны еще не обратили на это внимания?
— Нет. Они заняты обычным делом. Наблюдают за зеваками. Не слушают репортеров, показывающих им канистры. Фотографируют.
— Их методы мне знакомы. Утром они встретятся, сравнят полученные результаты, будет чем заняться, пока принесут кофе.
— Поджигателя надо изловить этой ночью.
— Согласен. Дым загрязняет атмосферу.
— Здания горят вокруг Фарберского Холма. Более-менее равномерно по периметру. Первый пожар зафиксирован с севера, второй — с юга, далее — на северо-западе.
