– Немедленно надень! – рявкнула Наташка, и антиквар, как подстреленный, припадая на одну ногу, не иначе как отлежал, кинулся исполнять приказ. – А теперь дуй отсюда, пока я сама тебя с лестницы не спустила! И постарайся живым нам на глаза не попадаться.
Я вскочила, решив не стесняться ночной пижамы (чего уж тут – почти рядом спали) и предусмотрительно открыла дверь. Он торопливо кивнул, похлопал себя по карманам, машинально отметил, что потерял ключи от номера, и выскочил в коридор в одном ботинке, но не успела я дверь закрыть, как его опухшая физиономия появилась опять.
– Извините меня, пожалуйста, я у вас из холодильничка минеральной водички прихвачу? Знаете, пока буду искать ключи… Очень пить хочется.
Дятлов мигом метнулся к холодильнику, безошибочно выдернул початую бутылку водки и бутылку минералки и скрылся до того, как разъяренная Наташка сорвалась с постели в намерении выполнить свое обещание.
Забегая вперед, надо сказать, что Вадим Алексеевич Дятлов выполнил требование Натальи Николаевны – полностью живым и здоровым нам на глаза он больше не попадался. По своей инициативе. Ясновидящая Таисия, к которой мы забежали утром вернуть ключ, вполне оклемалась. Но своего предсказания насчет Дятлова не изменила. И оказалась права. В три часа – время, назначенное ему для приема, – он так и не явился. В полной уверенности, что бродяга-антиквар мучается в номере от похмельного синдрома, косвенным доказательством чему являлась табличка на двери с надписью: «Не беспокоить!», никто и не пытался к нему заглянуть. Вплоть до двенадцати часов дня, когда мы с Наташкой, окончательно превратив эту историю в хохму, решили устроить ему допрос с пристрастием. Возможно, в пьяном бреду он мог вспомнить кое-что рациональное. Например, как все-таки попал в подвал. И что это за таинственная провожатая, затащившая его в наш номер.
На наш тихий стук в дверь Вадим не ответил. На громкий – тоже. Наташка пошла на крайний вариант: вступив на порочную тропу откровенного заигрывания, томным басом уверяла «любимого», что жаждет отомстить и выспаться на половине его кровати. При этом вертела перед дверью двумя «фигами». Честно говоря, я решила, что он просто не хочет терпеть неудобства. Даже с такой «чаровницей», как Наташка. Она оскорбилась и заверила меня, что этот козел еще приползет к ней на коленях.
Отправляясь на прогулку, мы столкнулись с Ольгой и с возмущением поведали ей о вчерашнем приключении. Она нахмурилась при упоминании Полины и всерьез озадачилась нашими уверениями, что горничная нечистоплотна в своих поступках. Не откладывая в долгий ящик решения, перехватила «ливрейного» Даню, обязала его на наших глазах сменить замок в номере и сразу передать ключи нам.
Возвращаться назад не хотелось, но пришлось. Ольга настояла. Более того, самолично выдала нам новый замок, после чего унеслась по своим делам. Ляна была тоже занята и раньше половины девятого вечера освободиться не рассчитывала. Почти все отдыхающие уехали на экскурсию в Невель. Мы с Наташкой нечаянно ее проспали. Так получилось. Прилегли после завтрака на пять минут и проснулись в начале двенадцатого. К ясновидящей с повторным визитом для задушевного разговора тоже не попали. Она вела прием посетителей и, пользуясь ранее добытыми сведениями о клиентах, безошибочно угадывала определенные вехи прошлого, настоящего и будущего, снимая сглаз, порчу, а заодно раздавая бесплатные рекомендации по программе поведения на текущую неделю.
Даня пытался быть вежливым. И вежливо ворчал, что смена замков, тем более исправных, в его должностные обязанности не входит. Мы не возражали. Нам-то до этого какое дело?
– Не хочешь – не делай, – лениво заявила Наталья. – Киселя позови, он и заменит.
– У Киселя сегодня свободный день, – вздохнул Даня, орудуя стамеской. – А зачем вам вообще нужно менять хороший замок?
– Чтобы не пускать в номер горничную. Кстати, не знаешь, что это за безалаберная девица?
– Эта девица – женщина. Мария Андреевна. Она из деревни приезжает. У нее муж инвалид. К вашему сведению, горничная очень честный и порядочный человек. На чужое не позарится. Зря вы ее так обижаете. А что у вас пропало?
– Ничего, – чувствуя неловкость после слов Даниила, ответила я. – Скорее наоборот – лишняя мебель появилась, например, холодильник.
– Это не мебель, а бытовая техника. Она во всех номерах имеется. Ваш просто доукомплектовали. Тогда в чем дело?
– Ты что, считаешь нас ненормальными бабами из бомонда? – уперла руки в бока Наташка. – Ир, зачем ты тут распинаешься про мебель? Молодой человек, а как вы, не затрагивая вашу порядочную Марию Андреевну, которая единственная имеет вторые ключи от нашей комнаты, можете объяснить появление на вот этой стене… – Наташка с негодованием указала на место над камином и… помянула маму. Данька открыл рот и выронил из рук стамеску, я – новый замок с ключами. В первый раз не на свою и не на чужую ногу. Портрет Полины по-прежнему висел там же, где и ночью.
– Хрень какая-то, а? – обернулся Данька к нам за поддержкой. – Вчера сам лично оттаскивал эту картину в кладовую, зачем ее к вам перевесили?
– Ну, ты тупой! – психанула Наташка. – Тебя ж потому и просят врезать в дверь новый замок, чтобы эта картина забыла сюда дорогу. Можешь сейчас же унести ее в кладовку?
– Не-а… Ключей нет. Они у Ольги Леонтьевны…
– Ну так найди ее! А мы эту Полину здесь покараулим.
Данька выскочил из комнаты, даже не удосужившись поднять стамеску. А мы с Наташкой стянули картину со стены и, приладив ее на каминную полку, принялись старательно изучать.
Ничего сверхъестественного, на первый взгляд, в ней не было. Мы таращились на нее почти в упор. А вот на первый, так сказать, нюх, кое-что имелось. От картины исходил странный запах, похожий на запах прогорклого масла. Мне это не понравилось. Я поморщилась и отошла, на расстоянии продолжая вглядываться в лицо героини. Наташка последовала моему примеру. И чем дольше мы изображали из себя истинных знатоков и ценителей живописи, тем больше нам открывалось в портрете. В этом своеобразном культурном соревновании мы старались казаться одна образованнее другой.
– Рожков говорил о какой-то тайне в глазах героини, – пробормотала я. – Но кроме грусти я ничего не вижу. Или вижу?
– Вот как раз под «грустью» эта тайна и спрятана, – авторитетно заявила Наташка. – Вторым слоем. Смотри, как удачно падает свет на левую руку амура, а лилия в руках Полины мне не нравится. Какая-то вялая, неживая…
– Значит, ее давно сорвали. В данном случае художник проводит аналогию с загубленной жизнью героини. Сломленная разбитой любовью девушка увядает так же, как лилия. Прощаясь с любовью, с тоской взирает на восход солнца. Может быть, последний в своей жизни… Нет, не последний. Она же не один раз позировала мастеру. Если, конечно, он не писал картину по памяти, а не с натуры. А купидон на часах, фарфоровый и бездушный, уже облюбовал новую жертву. Ну это понятно. Найти душу там, где ее нет, невозможно, даже обладая незаурядным воображением. Странное, однако, у ангела личико… Я бы сказала, не детское. И такое злое, сосредоточенное.
– Сказывается отсутствие хорошего воспитания. А кому было воспитывать бедняжку? Ни мамы, ни папы…
– О! Явная промашка художника! Наталья, ты когда-нибудь видела у ангелов лук под углом почти в девяносто градусов?
– Да я и ангелов-то практически не видела. Надо же… Интересный лук. Словно у дельтоплана нос отпилили. Нет, пожалуй, больше похож на арбалет. Как только ты углядела! Ну да, часы с амуром – маленькая деталь картины, лук как тоненькая ниточка, а стрела прямо пугает. Посмотри на часы. У них там с Полиной теперь вечно половина шестого. Ну а насчет промашки художника… Не считай себя умнее его. Даже если ты почти на три века старше этого мастера. С возрастом, знаешь, бывает и дуреют.
– Не все. Мне, кажется, эта картина неправильно стоит. Если Полина смотрит в окно…
– Что-то мне стало не по себе. По-моему, она уже и на нас косится. Ну точно! На меня так и повеяло могильным холодом. Чувствуешь дуновение?
Из упрямства мне хотелось возразить, но я и в самом деле ощутила, как по ногам прокатилась волна холодного воздуха. Наташка мгновенно перевернула портрет «носом» к стене.
– Я прямо кожей ощущаю здесь чужое присутствие. Нет, надо ставить вопрос ребром: либо мы уезжаем, либо…
– Решено. Я продаю эту картину. – Спокойный голос Ольги никак не вязался с ее слишком взволнованным видом. Мы и не заметили, как она вошла. – Эта хранительница дворцовых тайн и чьих-то откровенных издевательств меня достала. Даня, возьми картину, относим ее в двадцать шестую комнату, господину Дятлову. Пусть забирает.
Наташка даже руками всплеснула:
– Да ты с катушек слетела! Что значит «пусть забирает»?! Этот портрет бешеных денег стоит! Так. Ира, надевай туфли, идем торговаться. Рожков говорил, сколько он приблизительно может стоить?
