Аделаида издали пультом включила сигнализацию своей вишневой «Лады», та ей дружелюбно подмигнула. Галина все удивляется – что она не поменяет «Ладу» на иномарку. Хорошо ей говорить – богатых стареющих баб тысячи, и все с жиру бесятся, сходят с ума, заводят молодых любовников и потом мечтают их удержать – тут им всем и нужна Галина. У нее же, Аделаиды, более сложный сектор рынка. Культурные ценности сейчас нужны очень немногим, и за этих немногих содержатели галерей и салонов ведут непримиримую борьбу…
Аделаида села в машину и поехала домой. Конечно, она немало выпила в гостях, но это не слишком пугало: водить автомобиль в легком подпитии она давно уже привыкла, а на случай встречи с гибэдэдэшником у нее в бардачке всегда лежали две-три зеленые купюры.
На этот раз гибэдэдэшник не встретился, и добралась она до дому совершенно благополучно. Возле подъезда ее ждал тот самый новый знакомый, о котором она говорила Галине. Она очень обрадовалась, потому что была не уверена в нем, в глубине души сомневалась, что он придет. Теперь Аделаида с удовольствием окинула взглядом его крепкую спортивную фигуру… Нет, если такой интересный мужчина дожидается ее на морозе, значит, она еще ничего, есть еще порох в пороховницах!
Подбежав к нему с грацией бегемотихи бальзаковского возраста, Аделаида кокетливо улыбнулась:
– Какой приятный сюрприз! Вы давно меня ждете? Замерзли, наверное, сейчас я вас коньячком отпаивать буду!
– Благодарю вас. Аделаида Самсоновна, я недавно пришел, хотел поговорить с вами об одном деле… Коньяк – нет, а от чашечки кофе – не откажусь.
«О деле! – усмехнулась про себя Аделаида. – По делам в офис приходят», – но вслух преувеличенно любезно произнесла:
– Конечно, предложу вам и кофе!
Поднявшись в квартиру, Аделаида оставила гостя в гостиной, а сама удалилась сварить кофе и заодно переодеться. Он пришел к ней в такой поздний час наверняка неспроста, разговоры о деле – только для отвода глаз. Разумеется, Аделаида понимала, что ему от нее что-то нужно, не такое сейчас время, чтобы кто-нибудь делал что-то просто так, да и насчет себя Аделаида не обольщалась, не зря она осуждала сегодня Галину, когда та рыдала о потерянной любви.
Но выпитые несколько рюмок сыграли и с Аделаидой злую шутку – она расслабилась, к тому же хотелось доказать себе, что она еще кое-что может, рано еще ее списывать в тираж. Может, сразу переодеться в полупрозрачный пеньюар? Как бы не спугнуть излишней поспешностью!
Как более приличную полумеру, Аделаида надела достаточно открытую французскую блузку, выгодно подчеркивающую пышные формы, и черную шелковую юбку с разрезами. Осмотрев себя в зеркале, Аделаида вздохнула, посильнее надушилась и вышла к гостю.
– Вот ваш кофе, сварен по моему собственному рецепту! – подавая чашечку, она как бы случайно коснулась его плеча пышным бюстом. – А может, все-таки рюмочку коньяка? У меня армянский, настоящий…
– Ну разве что армянский…
Это хороший знак. Согласился на коньяк – согласится и на все остальное.
Аделаида подсела к гостю на диван, прижавшись к нему горячим бедром, и томно прошептала:
– Так какое же у вас ко мне дело? Или, может быть, мы не будем говорить о делах в такой поздний час? Как говорят французы: «Мужчина и женщина, оставшись наедине, не будут читать «Отче наш»…
– Нет, Аделаида Самсоновна, «Отче наш» читать мы не будем, – мужчина слегка отодвинулся, – а дело у меня вот какое…
Он вынул из кармана небольшой узкий предмет, чем-то щелкнул – предмет оказался длинным складным ножом с длинным выпрыгивающим лезвием. Аделаида ахнула. Вот ведь дура старая! Еще Галку ругала, что та из-за молодых мужиков голову теряет, а сама-то хороша! Притащила неизвестно кого в свой дом, размечталась, что молодой мужчина может иметь к ней любовный интерес! Вот теперь доигралась – он ее убьет и ограбит! Что делать, что делать?
– Зачем, зачем вы это? – жалобно запричитала она. – Я вам все отдам, что хотите! Только не убивайте мен! Все возьмите, все! Деньги, драгоценности. Я все вам покажу, где что лежит! – с этими словами она, неожиданно проворно для женщины ее лет и комплекции, вскочила с дивана и обежала вокруг стола, создавая преграду между собой и убийцей. – Я все вам отдам, только не убивайте! Я сейчас так закричу – все соседи сбегутся!
– Что же вы не кричите? – усмехнулся мужчина. – Потому и не кричите, что знаете – это бесполезно. У вас старый каменный дом, толстые стены, никто ничего не услышит. Да если даже и услышит, то у вас постоянно такие сборища, соседи ко всему привыкли, из-за какого-то крика никто и пальцем не пошевелит.
Аделаида схватила с журнального столика чудесную китайскую вазу – стоимость пять тысяч долларов, но сейчас ей было на это наплевать – и швырнула в негодяя, но он ловко увернулся. Она бросилась в коридор, но он, выскочив из гостиной в другую дверь, отрезал ей путь к выходу из квартиры. У нее оставался последний путь к отступлению – она юркнула в ванную и захлопнула за собой дверь. Судорожно попыталась закрыть ее на задвижку, но пальцы не слушались, а он уже тянул дверь на себя. Аделаида собрала все силы, чтобы удержать дверь, но мужчина был сильнее, она выпустила ручку двери, и убийца вломился за ней… В ужасе чувствуя, что спасения нет, что настал ее последний час, Аделаида впрыгнула в свою гордость – белоснежную французскую ванну…
Убийца зловеще улыбнулся:
– Очень хорошо, вы мне так облегчили задачу!
– Какую задачу? – пискнула Аделаида неожиданно тонким от ужаса голосом.
Тут же она поняла какую: именно здесь, в ванной, он и хотел ее убить, а она сама пришла сюда, как корова послушно пришла на бойню…
Сравнение с коровой, которое ей и самой пришло на ум, показалось ей особенно обидным. Эта обида была последним чувством, которое Аделаида Самсоновна Верченых, крупный авторитет в художественных кругах Петербурга, испытала в своей земной жизни. Узкое стальное лезвие перерезало ее горло от уха до уха. Невыносимая боль пронзила все ее существо. Светлая клокочущая кровь забила из раны, хлынула потоками на лиловую французскую блузку. Ноги Аделаиды подогнулись, и она тяжело грохнулась на дно ванны.
Убийца отвернулся от дела своих рук, открыл кран и долго мыл руки горячей водой с мылом, вымыл окровавленный нож, убрал его. Вдруг к его горлу подступила тошнота, он едва добежал до туалета, его долго и мучительно рвало. После приступа рвоты осталась легкая слабость и головокружение. Он прополоскал рот, снова вымыл руки. Странно, он не ожидал, что вид крови так на него подействует. Что делать, он действительно никогда не видел столько крови. Наверное, надо было использовать другое оружие – удавку или тупым тяжелым предметом ударить по голове… но он был в таких делах неопытен и боялся оставить Аделаиду в живых. Здесь-то уж точно – никаких сомнений…
Он покосился на тело в ванне – толстая немолодая женщина лежала бесформенной тюленьей тушей, вся залитая кровью… Снова почувствовав приступ тошноты, он выскочил из ванной. Ему еще нужно было создать в квартире видимость ограбления и тщательно стереть отпечатки своих пальцев с рюмок, чашек, дверных ручек и прочих предметов, до которых он успел дотронуться.
В понедельник таксу Ромуальда забрали днем, когда я была на работе, мы даже не успели попрощаться. Вернувшись с работы, я нашла дома огромную коробку конфет, из которой зять уже успел съесть половину. Вечером Володя звонил, но я работала и велела Лизавете говорить всем, что меня нет. Но во вторник он дозвонился и сказал смущенным голосом:
– Представляешь, теща, Нина Ивановна, очень просит привести тебя к ней в гости на чай.
– Господи! – не удержалась я. – Ну на что это похоже? Приводить знакомую женщину… к теще!
– Я тебя очень прошу. Не обижайся, она узнала, как ты заботилась о Ромуальде… Это ее просто покорило… и вообще…
Что значит «и вообще», я не поняла, но уточнять не стала, все эти двусмысленности мне надоели. К теще я решила пойти, потому что женщина я самостоятельная, что мне чужая теща? В конце концов, у нас с ней есть общая симпатия, я имела в виду Ромуальда, по которому даже успела соскучиться.
В назначенный час Владимир как ни в чем не бывало позвонил в мою дверь. Идти было совсем близко – в соседний подъезд. Нина Ивановна встретила нас в дверях, и у меня сразу отлегло от сердца – с такой женщиной я могу быть абсолютно спокойна. Небольшого роста, кругленькая, с улыбчивым лицом, она излучала простоту и доверие. Внешность бывает обманчива, но не в этом случае.
Квартира у нее была такая же, как наша, но, поскольку жила она в ней вдвоем с Ромуальдом, мне показалось, что у нее гораздо просторнее. Ромуальд приветствовал меня такими бурными ласками, что я даже умилилась. Нина Ивановна усадила нас на кухне, по-простому. В одной вазочке лежало домашнее печенье, в другой – замечательное брусничное варенье, мое любимое. Я сама не заметила, как рассказала Нине Ивановне про своих троих детей. Я постаралась покороче – уложилась в две чашки чаю.
