— Ужин торжественный Тамарке готовит, — сообщила я.
— Ой, е-мое, — подивился Евгений и отправился на кухню, хватать куски из-под рук бабы Раи.
Имея аппетит, который уступал только Марусиному, Евгений был большой любитель крутиться на кухне и втихарцах подъедать самые важные продукты.
Так, Евгению ничего не стоило слопать крем перед непосредственным нанесением его на торт. Крем, конечно же, обычно оказывался очень сложным, и на его приготовление требовалось как минимум два часа, а гости ожидались с минуты на минуту. Можно представить, как возмущалась такими поступками Евгения баба Рая.
Вот и в этот раз он, несмотря на то, что только зашел, уже успел съесть что-то чрезвычайно важное.
Баба Рая аж зашлась от крика, это и помешало ей услышать звонок Тамарки. Я сама ей открыла и прошептала:
— Проходи.
Тамарка на цыпочках прошла и, резко понижая голос, спросила:
— А почему шепотом?
— Чтобы баба Рая не услышала, — пояснила я. — Она уже тебе жутко рада и готовит ужин.
— Ах она моя рыбочка, — умилилась Тамарка, которая обожала бабу Раю уже за одно то, что баба Рая ненавидела Марусю.
— Пойдем в гостиную, — сказала я, — пока нас не застукали. Ведь не дадут поговорить.
В гостиной мы уселись на диван. Тамарка раскрыла сумочку и достала из нее небрежно свернутую шляпку, шляпку, которую сворачивать не рекомендовалось ни при каких обстоятельствах, ту самую шляпку, которую я и в коробку-то укладывала не дыша.
— Вот, Мама, полюбуйся, — трагически воскликнула она, расправляя шляпку и стряхивая с нее крупицы табака и шелуху от семечек.
Я взяла шляпку, с кислым видом покрутила ее в руках и вернула Тамарке.
— Пускай пока поживет у тебя, — сказала я, стоически ставя на шляпке крест.
Тамарка скомкала шляпку, запихнула ее обратно в сумку, сделала мне страшные глаза и спросила:
— Мама, что это такое?
— Еще не знаю сама, — ответила я.
— Хохма не хохма, — продолжила Тамарка, — прикол не прикол, но руки кому-то поотбивать надо бы.
Ума не приложу, кому это выгодно. Юлька сказала, что это маньяк.
— Вполне возможно, — согласилась я.
— Если маньяк, то не так уж покушения и безопасны, как вы все настроились. Маньяк — он существо непредсказуемое. Побалуется-побалуется, да и пришьет кого-нибудь ради прикола. Зря вы к этому так легкомысленно относитесь.
— Почему мы? А ты? У тебя, моя птичка, есть все возможности отнестись к этому нелегкомысленно, — саркастически заметила я. — Покажи нам пример.
Тамарка опешила:
— Мама, а я здесь при чем?
— Нет, ну как я упиралась! — закричала я. — Как не хотела с тобой разговаривать об этом! Нет же, ты, неугомонная, сама на неприятности полезла.
— Да куда я полезла-то? — рассердилась Тамарка. — Говори ясней.
— Куда уж ясней. Сама же утверждала, что все только и говорят об этом, так разве не сказали тебе, что это заразно? Вот Юлька, к примеру, она разве тебе не сказала?
— Говорила что-то…
— Говорила, — передразнила я Тамарку. — Зачем ты пришла? Не хочу я разговаривать с тобой об этом. Если промолчу, кто знает, может, еще и пронесет, не заразишься.
— Думаешь, я могу заразиться от тебя? — с большим сомнением спросила Тамарка.
— Не думаю, я уверена.
— Да ну, чепуха, — отмахнулась она.
Я воздела руки к потолку и, забыв про бабу Раю, завопила:
— И еще она говорит о легкомыслии! Не чепуха! Ты заразилась!
Слава богу, баба Рая меня не услышала, уж слишком она была занята борьбой с Евгением. Ее лай доносился из кухни.
А Тамарка после моего сообщения призадумалась.
Думала сосредоточенно и долго, рассеянно блуждая взглядом по комнате и время от времени выдавая комментарии, не относящиеся к предмету ее углубленных раздумий.
— Коврик, что ли, новый купила? — бросила она вопрос, уронив взгляд на коврик, лет десять уже лежащий у дивана.
— Какой новый, сто лет в обед, — удивилась я.
— Раньше его не замечала, — буркнула Тамарка, не выходя из глубокой мысли.
Я напряженно ждала, чем закончится ее анализ. Тамарка же, упершись взглядом в потолок, по ходу мысли равнодушно отметила:
— Хорошая люстра, жалею, что и себе не купила.
Была ты, Мама, права, брать надо было.
— Я всегда права, — радуясь открывшейся возможности, вставила я.
Но Тамарка уже далека была от люстры. Она уже шарила взглядом по старинной горке, оставшейся мне в наследство от бабушки.
— Горку продавать не решилась? — бегло спросила она.
— Бог с тобой, — испуганно отшатнулась я. — Это же память о бабуле!
— Решишься — я куплю, — невзирая на мою реакцию, рассеянно проинформировала Тамарка.
— Ты о чем говоришь? — рассердилась я. — О том ли у нас речь?
— Я не говорю, я думаю, — пояснила Тамарка.
— Вижу, что думаешь, — мысли скачут, как блохи по шерсти. Неужели не можешь сосредоточиться на чем-то одном? И как только ведешь дела своей компании с такой организацией ума? — подивилась я.
— Хорошо веду, — заверила Тамарка, перепрыгивая взглядом на дверь.
Я с сомнением покачала головой, а Тамарка вдруг изменилась в лице и как закричит:
— Слушай, Мама, а что это там торчит из дверного косяка?
Я оглянулась и увидела стрелу, ту стрелу, которую сначала пожевала Роза, а потом я по очереди находила то у Тоси, то у Ларисы, то у Маруси.
— Так, Мама, что там торчит? — Голос Тамарки был предельно раздражен, думаю, как и она сама.
— Стрела, — промямлила я.
Торчащая из дверного косяка стрела навела меня на многие мысли. Вдруг вспомнила, что, изъяв стрелу у Юли, я не бросила ее халатно в прихожей у зеркала, как я предыдущий раз, а изобретательно спрятала, что исключает доступ к стреле кого бы то ни было, кроме меня. Однако и глазам своим не верить я не могла: стрела торчала из косяка, и это была та самая стрела, которую пожевала Роза.
— Мама, что это за стрела? — строго спросила Тамарка.
Я попыталась удовлетворить ее упорным молчанием, но номер не прошел.
— Ты что, оглохла, Мама?! — возмущенно завопила она. — Отвечай!
— Ай, ну что пристала, какая-то Санькина игрушка, — ответила я, уповая на то, что Тамарка ни разу той стрелы не видала.
Уж очень мне хотелось замять этот разговор, не хотелось разговаривать об этих покушениях и тем заражать свою любимую подругу. Ведь надежда еще была на то, что она не совсем заразилась.
Однако Тамарка на мою хитрость не клюнула и даже рассердилась.
— Мама, — закричала она. — Мама, ты невозможная! Возле этого косяка ты проводишь большую часть своей жизни, и сейчас оттуда торчит стрела, а ты морочишь мне голову Санькиными игрушками.
— Почему это я провожу большую часть жизни у этого косяка? — искренне удивилась я, за собой такого не замечая.
— Да потому, что эта дверь выходит в прихожую и здесь телефон, по которому ты привыкла трепаться часами, и гостей ты встречаешь здесь же — одного за другим, — и провожаешь их потом пачками здесь же, в прихожей. Любому, кто тебя знает, понятно, что здесь стрелой тебя и надо ловить.
— Глупости, это Санька, — твердо стояла на своем я. — Проказник утащил у меня стрелу и воткнул ее в дверной косяк.
— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Стрела вонзилась на уровне твоей головы, как, по-твоему, так высоко мог достать Санька?
— Он подпрыгнул.
— Подпрыгнул?
— Подпрыгнул.
— На метр с лишним?
— А почему бы нет, — уже без прежней уверенности стояла на своем я.
— Он что у тебя, олимпийский чемпион? — ехидно поинтересовалась Тамарка.
— Он стул подставил, — нашлась я.
Мой последний аргумент оказался удачным — у Тамарки отвисла челюсть, что является признаком многих ее состояний, но на этот раз, думаю, свидетельствовало о растерянности.
— А вот мы сейчас у него у самого спросим, — очень быстро пришла в себя Тамарка и завопила:
— Санька!
Санька!
Из кухни донесся пугающий топот, подобный топоту слоновьего стада, если, конечно, ходят стадом слоны. Вместе с Санькой на зов прибежали Евгений с куском бисквита в руке и баба Рая со скалкой. Баба Рая, увидев Тамарку, обрадовалась и горестно запричитала:
— Ай, божечки, дай она жа ж уже жа ж пришла, ай дак у меня жа ж еще жа ж ничего не готово! Ай да что жа ж здесь будешь делать?!
— Баба Рая, не жужжи, — попросила я.
А Тамарка вскочила с дивана и, умиляя всех нас, обняла бабу Раю и с нежностью ее успокоила, сильно насторожив Евгения.
— Бабулечка Раюлечка, — сказала она, доставая из сумки литровую бутылку водки. — Я надолго, и вы все успеете, можете не волноваться.
Тамарка радостно потрясла бутылкой и торжественно передала ее бабе Рае.
— Только не это! — закричала я, шарахаясь от бутылки как черт от ладана.
— Чавой-то ты? — осудила меня баба Рая. — То пьеть беспробудно, а то целку из себя строить.
