Сейчас ей казалось, что театр — это сплошной праздник, успешные премьеры, цветы и овации.
И как раз в такой момент ей позвонила старая знакомая по театру Люда Ирискина.
Людмила принялась расспрашивать Лолу о жизни, была удивительно внимательна, говорила с неестественно жизнерадостной, приподнятой интонацией, в общем, чуткая на фальшь и театральность Лола быстро сообразила, что той что-то от нее нужно.
— Людка, — перебила она знакомую. — Тебе что — денег в долг дать? Так ты так и скажи! Мы же с тобой тыщу лет знакомы!
— Каких денег! — обиделась Ирискина. — Зачем денег? Что я, нищая, что ли… но вообще-то, Оль, я тебя и правда хотела кое о чем попросить…
— Ну так скажи прямо! Что ты ходишь вокруг да около!
— Ты ведь актриса, Оля… это же — как езда на велосипеде, навык остается на всю жизнь…
— Ну, допустим! — Лола все еще не понимала, к чему клонит Людмила.
— А не могла бы ты меня подменить в одном спектакле? Понимаешь, мне очень нужно быть в другом месте, а режиссер у нас — просто зверь! Он и репетицию-то ни за что пропустить не позволит, даже с температурой, говорит, что единственная уважительная причина для прогула — это смерть, а уж чтобы пропустить спектакль, об этом и речи быть не может! Он меня запросто на декорации повесит!
Лола снова вспомнила огни рампы, цветы, аплодисменты… все то, чего ей так не хватало в жизни… Людмила позвонила ей удивительно вовремя!
— Да, но я ведь ни разу не репетировала роль… — спохватилась она, когда уже почти дала согласие. — Я ведь даже текста не знаю… больше того — я даже не знаю пока, что за спектакль!
— Да не бойся, роль очень простая! — снова залебезила Ирискина. — Я тебе текст завезу, ты его в два счета выучишь… главное — войти в образ, но с этим у тебя не будет проблем…
— А какой образ-то? — переспросила Лола, почувствовав неладное.
— Положительный образ… — мялась Людмила. — Очень симпатичный… обаятельный…
— Ну ты скажешь наконец? — выпалила Лола, теряя терпение.
— Пятачок!.. — выпалила Людмила.
— Какой еще пятачок? — недоуменно переспросила Лола.
— Лучший друг Винни Пуха… Спектакль так и называется — «Винни Пух и все-все-все»…
— Так что — я должна играть поросенка?! — ужаснулась Лола. — Да как ты могла мне такое предложить? Мне, которая играла Офелию и Джульетту! Мне, которая играла леди Макбет и Марию Стюарт! Мне, которая играла Виолу в «Двенадцатой ночи»! Как у тебя только язык повернулся? Может быть, ты предложишь мне сыграть полкило ветчины, которую сделали из этого самого Пятачка? Что уж там, не стесняйся! Мы ведь с тобой столько лет знакомы!
— Между прочим, ты помнишь — во время обучения актерскому мастерству нам приходилось играть даже корку засохшего сыра! — напомнила ей Ирискина. — А на втором курсе Сигизмундов велел сыграть садовую скамейку — и ничего, играли! Олька, ну я тебя просто умоляю, у меня безвыходное положение! Мне очень, просто очень нужно быть во время спектакля в… в одном месте! И между прочим, если бы ты ко мне обратилась, я бы все сделала для подруги! И делала, кстати, а ты уже забыла! Правду про тебя говорили, а я еще не верила!
— Что это про меня говорили? — вскричала Лола. — Какие еще сплетни? Признавайся немедленно!
— Говорили, что тебя выгнали из театра, потому что жена режиссера пригрозила ему разводом, если он немедленно от тебя не избавится! Говорили, что она адвоката даже нашла, специалиста по разделу имущества! И обещала своего муженька оставить ни с чем! Он испугался, конечно, ну и…
— Какая ужасная ложь! — возмутилась Лола. — Во-первых, он вообще не женат, а во-вторых, я сама уволилась, потому что мне надоел их задрипанный театр! И ты поверила?
— Нет, конечно, но теперь уж и не знаю, — протянула Людка. — Ну ладно, подруга, не хочешь — как хочешь, я так и думала, что ты откажешься! Ладно, попробую найти кого-нибудь другого…
— Постой! — воскликнула Лола за мгновение до того, как Ирискина повесила трубку. — А роль-то хоть со словами?
— А как же? — Людмила оживилась. — Да это вообще самая главная роль… после Винни Пуха, конечно. Очень, между прочим, выигрышная роль! Пятачок — это такой скромный, маленький и вместе с тем героический персонаж…
Перед Лолиным внутренним взором снова предстала сцена… огни рампы… аплодисменты… ни с чем не сравнимый запах театра… Конечно, поклонники вряд ли будут карабкаться на сцену, чтобы вручить букет цветов поросенку, но вообще маленькие зрители — очень благодарная публика, они так живо реагируют на актерскую игру, так остро чувствуют фальшь… Кажется, Станиславский говорил, что угодить ребенку труднее, чем взрослому зрителю!
— Ладно, — сказала Лола после недолгого раздумья. — Так и быть, я сыграю это «молчание ветчины» исключительно в память старой дружбы, только у меня будет одно условие…
— Все что угодно! — радостно выпалила Людмила.
— Никому не говори, что это я играла Пятачка, ладно?
Лола представила, как будет издеваться над ней Маркиз, если узнает, что она играла поросенка на детском утреннике, и поняла, что просто не переживет такого позора!
— Дай слово, что никому, ни под каким видом, даже не намекнешь на этот случай! Имей в виду: если хоть одна душа про это узнает, я уж найду способ испортить тебе жизнь!
— Само собой! — радостно согласилась Ирискина. — Это ведь и в моих интересах. Я же говорю — если режиссер узнает о моем прогуле, он тут же изжарит меня на софите!
Так случилось, что неделю назад Лола, наврав Лене, что ей срочно нужно пробежаться по магазинам, улизнула в театр. Даже ближайшие партнеры по сцене не узнали, что Пятачка играет не Людмила Ирискина, а Лола, — грим был очень сложный, костюм — просторный, она подложила побольше поролона в некоторых местах, а голоса у них с Людой всегда были удивительно похожи.
* * *
Сейчас Лола слушала Людмилу, и волосы у нее на затылке потихоньку вставали дыбом. В театр приходила полиция, они расспрашивали о ерунде — маленькой мягкой игрушке в виде симпатичного розового поросенка. Этот мент, который распустил хвост перед Людкой (ну и вкус у него, просто ужас!), прямо сказал, что поросенок — главная улика в деле об убийстве. То есть, конечно, дураку ясно, что они нашли игрушку возле трупа странного бомжа, переодетого в женское платье. Того самого бомжа, который следил за Артемием Васильевичем Волопасовым. Полиция, конечно, понятия не имеет, кто ее там оставил, но Лола-то точно знает, что это она! Она прицепила поросенка к мобильнику в виде брелочка, и он наверняка оторвался, когда она валялась на траве возле покойника, не в силах подняться на ноги.
«Ну, надо же, — думала Лола, — а еще полицию у нас в прессе ругают! Вот как быстро вышли они на театр, оперативно работают!»
Тут она спохватилась, что Людмила давно уже ничего не говорит и с недоумением ждет от Лолы ответа.
— Что-то я не пойму. — Лола собрала все свое актерское мастерство, чтобы голос звучал правдоподобно, не выдавая ее волнения, — для чего ты мне все это рассказываешь? Твои дела в театре меня совершенно не касаются!
— Это вовсе не мои дела! — взвизгнула Людмила. — У меня никакого поросенка не было, я вообще ни сном ни духом! А милиция меня в чем-то подозревает, раз я этого поросенка предъявить не могу!
— А я при чем? — холодно поинтересовалась Лола, которой удалось взять себя в руки.
— Отдай мне игрушку! Я предъявлю ее капитану Гудронову, и он от меня отстанет!
— Да нет у меня никакого поросенка! — заорала в ответ Лола. — Я его сразу после спектакля выбросила или подарила кому-то, не помню! Почему я должна все помнить?
Людмила вспомнила, что она сама только утром вот так же морочила голову стеснительному капитану, и заподозрила неладное.
— Олька, мне сейчас никак нельзя у полиции на заметке быть! — взмолилась она.
Мысли проносились у Лолы в голове со скоростью звука. Если Людка переведет стрелки на нее, то это полный облом. Полиция ведь как рассуждает? Кто поросенка потерял, тот и бомжа пришил! Запросто Лоле могут припаять чужое убийство! Зачем еще кого-то искать, если есть готовый подозреваемый? Точнее, подозреваемая… То есть, конечно, как-то можно будет отбиться, и Маркиз не оставит ее в беде, но неприятностей она получит — выше крыши. Да еще и Ленька — помочь-то поможет, но потом со свету сживет, он вечно талдычит, что с полицией никаких дел не имеет не оттого, что свято чтит Уголовный кодекс, а потому что он такой умный и ловкий.
В общем, он будет пилить и воспитывать Лолу всю оставшуюся жизнь. И называть раззявой и Машей-растеряшей.
— Если они уж очень сильно на меня насядут, я про тебя расскажу! — пообещала Людмила. — Может, ты в чем-то замешана, тогда сама с ними разбирайся.
— У нас с тобой был договор? — спросила Лола с металлом в голосе. — Я согласилась помочь, отыграть за тебя спектакль, а ты в ответ обещала, что никогда никому не расскажешь, что я играла Пятачка. Так вот, имей в виду: я от всего отопрусь. Не было меня в театре, никакого поросенка я не получала, ты все нарочно выдумываешь! И ты мне вообще не звонила или звонила — так, про тряпки потрепаться! А уж тебе найду способ подгадить, очень постараюсь!
