Утром Залю вроде полегчало. Он забыл про свои мрачные мысли. «Двум смертям не бывать», — шутил я. Днем Заль окончательно успокоился и стал работать на участке. Полил из лейки небольшой огород с тыквами и бататом. Завел бензопилу. Спилил одно засохшее тутовое дерево. Приступил ко второму. Отошел на шаг, чтобы приглядеться и получше наметить место для спила. Задел ногой лейку. Лейка упала, и из нее заструилась вода. Заль поскользнулся о лейку и упал на спину. Пила загудела и вонзилась ему в ногу. «Жжжжж», — гудела пила. «Ааааа», — вопил Заль. Когда прибежала лекарка, он был уже мертв от потери крови.
Не знаю, почему судьба ко мне благоволит, но я единственный, кто остался в живых из бывших на кургане. На следующий день после похорон Заля я распрощался с Далем и убрался подобру-поздорову их этих мест. Так я оказался в здешней столице, городке под названием Йыык. Я поселился в доме у человека по имени Нун. У него было два сына. Старший, Айн, борзой пацан, принадлежал к здешнему бродяжьему сословию, вроде наших Шалых. Незадолго до моего прибытия он с парой друзей, нацепив на бошки маски и вооружившись самодвигами, грабанул торговый центр. Но здешние Серые очень ушлые, не чета нашим, довольно быстро гробил вычислили, так что во время моего там пребывания он находился под следствием. Интересно, что в городе все знали про случай с торговым центром и негласно поддерживали Айна, поскольку бабули от грабежа он не присвоил себе, а направил на восстановление когда-то разрушенного местными Правилами храма. Теперь Айн скрывался в лесу и приходил домой изредка по ночам. Но никто из местных не выдавал его Серым. А младший сын, Гайн, был добрый парень, только очень больной, страдал падучей болезнью. Я подружился с Гайном, рассказывал ему много про свою жизнь, по ночам мы с ним гуляли, и я показывал ему Паутину. Днем мы играли в настольные игры и пили соленый чай с ячьим маслом.
В тот день я остался дома намечать свой дальнейший маршрут, а Гайн отправился на небольшую утреннюю прогулку. Но к обеду он не вернулся. Не вернулся и к ужину. Мы с Нуном забили тревогу по всему городу, и через день нашли тело Гайна в одном из моргов. Врачи сказали, что его привезли уже мертвым. Гайна сбила точила на пешеходном переходе, но с места происшествия водитель скрылся. С тех пор отец Гайна потерял покой. Он как-то сразу постарел, весь иссох, бродил целыми днями по дома, бормоча себе под нос что-то невнятное. Вдобавок у него начались проблемы со зрением. Айн по-прежнему прятался в лесах и вершил свои бродяжьи дела, и я не решился в такую минуту оставить старика без присмотра. Вот почему я отложил свой отъезд на неопределенное время. Днем мы с Нуном выходили на прогулку, и я держал его под руку. В один из таких дней он попросил меня сопроводить его к Шаману. Этот Шаман лечил Гайна от болезни, так что находился в хороших отношениях со всем семейством. Шаман принял нас очень радушно. Предложил сесть и напоил чаем. Вообще этот Шаман приятно поразил меня по сравнению с тем, которого я встречал в предыдущем селении. Он был молод и хорош собой, лицо его было открыто и голос мягок. Едва пригубив чай, Нун что-то забормотал. А потом повысил голос и стал просить Шамана о мести. Он говорил, что Гайн был его любимый сын, что без него ему нет жизни, что белый свет ему не мил. И единственное, что держит его в этом мире — это жажда мести. Гайн должен быть отомщен, и помочь может только Шаман, потому что лишь ему по силам вычислить убийцу. Но Шаман ответил, что его удел — это творить добро. А просьба Нуна черна и на такое дело он не пойдет. Нун бросился на колени. Пытался целовать руку Шамана, но тот был непреклонен. Мы удалились ни с чем. Дома у Нуна случился сердечный приступ. Всю следующую неделю он не выходил из дома. А потом снова попросил меня сопроводить его к Шаману. В этот раз повторилось все то же самое. Нун плакал, уговаривал Шамана, тот старался улыбаться и мягко отказывался. Мы вернулись домой. И Нун заперся у себя в комнате, я боялся, как бы он не сделал чего-нибудь с собой. Но видно, пока еще оставалась надежда, он продолжал ей жить. Много раз мы ходили к Шаману, и каждый раз продолжалось все то же самое. Тянулись однообразные пустые дни.
А потом мы в очередной раз отправились к Шаману. И Нун сказал, что не может жить без сына и, если Шаман не поможет, то он наложит на себя руки. Он сказал это твердо, глядя Шаману в глаза. Шаман замолчал. Обычная улыбка сошла с его лица. Он долго сидел молча. Потом встал и ушел к себе в комнату. Я видел, как он опустился на колени перед образами своих богов и начал молиться. Я прислушался и разобрал отдельные слова молитвы:
О, вы, сыновья с небес, где азар!
Вы, которые день и ночь пригнали на землю!
Вы, которые тысячу звезд сторожили,
Вы, для которых белое облако стало платком,
Вы, для которых синее облако стало занавесом,
Вы, для которых черная туча стала безрукавкой,
О, вы, мои сыновья, со стальных небес Курбус!
Вы, которые, если я упаду лицом вниз,
Обещавшие поддержать меня.
Вы, которые, если я упаду навзничь,
Обещавшие подпереть меня.
Меня, заику, одарившие языком.
Мне, кривому, давшие глаза.
Меня, глухого, одарившие слухом.
Мне показавшие путь.
Раскройте предо мной
Все удобные проходы,
Даруйте мне силу сказать
Проникновенные слова.
Бдительно прислушивайтесь спереди!
Умоляю, устраняйте препоны с дороги,
Сгладьте неровности пути!
Тикали настенные часы. Мы сидели в тишине и ждали. Наконец, Шаман вернулся, грустно посмотрел на нас и сказал, что готов. Шаман взял две лопаты, бубен, мы вышли из дома и отправились на кладбище. Шаман шел спереди, я помогал идти Нуну. Кладбище находилось за городом, тропинка вела в гору. Путь был недолгий, но мы шли столь медленно, то и дело останавливаясь передохнуть, что добрались до него только к вечеру. На полпути дорогу нам перебежала лисица. Шаман остановился как вкопанный. Потом сорвал ветку можжевельника. Поджег ее и стал махать вокруг нас. Окуривая нас, он произносил какие-то заклинания. Только по окончании этого обряда, мы смогли двинуться дальше.
Придя на кладбище, мы с Шаманом посадили Нуна на скамейку отдыхать, а сами принялись копать могилу. Наконец, лопаты звякнули о гроб. Мы сняли крышку. Я старался не смотреть внутрь. Нун, напротив, встал со скамейки и уставился в то, что осталось от тела его сына. Шаман снова зажег можжевельник, забил в бубен и запел:
Чадыр-Голова, здравствуйте!
Сыртык-Тайга, здравствуйте!
Двухголовая с множеством снежных шапок,
Могучая седая Сыртык-Тайга
Прося помощь и покровительство у моих хозяев, у вас,
Я навещаю всех вас, всех вас.
Белые озера, здравствуйте!
Вечные снега, здравствуйте!
Хозяева моих гор и души
У устья горной реки
Таймени широкоротые,
От вас, мои хозяева,
Я ищу помощь.
Еще он пел:
Я перешел шестьдесят перевалов,
Я переплыл шестьдесят переправ.
И вот я остановился на лесной полянке,
Здесь я очищаю себя, зажигаю можжевельник.
Твой отец, старый хозяин юрты твоей,
Сюда пришел вместе со мной.
Долго шел, тяжело шел,
Сюда принес печаль свою.
Ты, покойник, почему от нас уходил?
Ты, покойник, приходи к нам, и поговорим.
Покойник, кто он такой, с кем ты сюда пришел?
Чей это конь с белым яблоком на лбу, вороной масти?
Не того ли парня, какой тебя убил в прошлом году?
Видать, того парня, какой тебя убил тогда белым днем?
Тогда он отнял твою жизнь так беспощадно,
Ныне ты стал мстителем для того, кто тебя оскорбил.
Да, он очень молод, бесшабашен и задорен.
Да, он тогда совершил непростительное зло.
И ты, покойник, радуйся встрече с нами
И ты, покойник, не жалей его загубленную жизнь.
Кто пролил человеческую кровь по-злодейски,
Тот несет наказание, не так ли ты говоришь?
Кто отнял жизнь со злостью и презреньем,
Тот прощается с красным дыханием, не так ли ты говоришь?
Жизнь того парня, совершившего злодеяние,
Готова катиться туда, где черная яма стоит.
Ты, который принял от него смерть свою,
С гневом ушел туда, где кладбище.
Тот парень, который совершил дурное дело.
Тоже пойдет в сторону кладбища, шатаясь.
Назови мне имя убийцы,
Скажи мне, кто он.
Шаман пел все быстрее и быстрее и плясал. Он кружился в танце, взбивая ногами пыль и опавшие листья. Он взывал к небу, и птицы вторили ему в такт. Потом Шаман замолчал. Он спустился в могилу, лег на тело Гайна и обнял его. Он смотрел ему в лицо. Казалось, Шаман заснул. Время замерло, и мы с Нуном стояли неподвижно. Потом Шаман встал, подошел к Нуну, назвал ему имя убийцы и упал без сознания.