– Любовь! – вздохнул Юра. – Она, как известно, зла, полюбишь и козла.
Я предпочла не комментировать последнее замечание Шумакова, пошарила под ступеньками крыльца, вытащила ключ и открыла дверь. Она легко поддалась, мы сразу вошли в крохотную, очень холодную кухоньку. Юра щелкнул выключателем, под потолком вспыхнула лампа.
– Свет есть!
– Раечка говорила, что электричество отключено, – протянула я, – о, фонарик! Лежит прямо под рукой, на столике.
Юра огляделся.
– А кухонька-то размером с сигаретную пачку.
– Я считала, что меньше наших пищеблоков в хрущевках не бывает, – сказала я, – сколько тут метров?
– Три? – неуверенно предположил Шумаков. – Четыре?
– Странная архитектура, – продолжала я удивляться, – прямо с улицы оказываешься у плиты. А где прихожая?
– Ее нет, – констатировал Шумаков.
– Приходится идти внутрь, не сняв верхней одежды и обуви? – не успокаивалась я.
– Получается так, – протянул Юрас, – давай заглянем в комнаты. Слушай, в доме повернуться негде.
Я кое-как впихнулась вслед за Шумаковым в пеналообразное помещение и воскликнула:
– Спальня Раскольникова![9] Представляю, как они тут уживались. На что угодно спорю, Рая имела свой уголок на кухне под столом, а Толя возлежал в спальне на кровати, сидел в кабинете и понукал несчастную: «Живо неси чай!»
Юра сделал шаг в сторону и приоткрыл такую узкую дверь, что даже я протиснулась в нее боком.
– Вот так конструкция! Толчок, а над ним душ! Как мыться?
Я увидела на полу кусочек пластыря с бурым пятном. Похоже, кто-то хотел бросить его в унитаз, но промахнулся. Моя жалость к Раисе выросла выше горы Эверест.
– Не знаю! Но как-то они совершали водные процедуры!
– Анатолия тут нет, – подытожил Юра.
– Может, мы его не заметили? – вздохнула я. – Надо еще раз оглядеться.
– Действительно! Мы не заглянули в кухонный шкафчик, – с абсолютно серьезным видом подхватил Юра, – вдруг он там лежит на полке! Вилка, в этой мышеловке негде спрятаться, тут даже шкафа нет! Не представляю, где Раиса держала вещи!
– Она упоминала про любовь Анатолия к прогулкам по берегу реки, – вспомнила я, – пошли, вдруг он сидит на лавочке!
Юра погладил меня по голове.
– Отличная идея! Я знаком с разными людьми, но все они сходятся в одном: обожают промозглой декабрьской ночью куковать на улице около пруда или озера. Едва пробьет Золушкин час, как все выпрыгивают из теплых постелей!
– Звучит глупо, – согласилась я, – но Анатолия нельзя назвать нормальным человеком. Давай обследуем берег!
– Ладно, – неохотно согласился Юра, – двигаем!
Узкая, извилистая тропинка привела нас на небольшую площадку.
– Хорошо, что в домике нашелся фонарь, – констатировал Шумаков, направляя широкий сноп света на покосившуюся скамейку. – Ну, убедилась? Никого!
– Никого, – эхом повторила я и вздрогнула. – Ну-ка, поверни фонарь чуть левее!
Яркое пятно переместилось в сторону, я коршуном накинулась на нечто голубое, выделявшееся на фоне старого асфальта, которым было покрыто пространство вокруг лавки.
– Нашла что-то интересное? – без всякого энтузиазма спросил Юра.
– Перчатка! – прошептала я. – Голубого цвета. Вещь, совершенно не подходящая для мужчины. В принципе я могу представить, что такие купил представитель фешн-бизнеса, следующий моде, предписывающей парням в этом сезоне носить аксессуары лазурного цвета. Но Анатолий?! И тем не менее, когда я увидела гения всех времен и народов, он был именно в таких. А теперь одна перчатка лежит в паре метров от кромки воды. Тревожный сигнал.
– Не следует делать поспешных выводов, – предостерег Шумаков.
И все же мне, несмотря на сырость и холодный ветер, стало жарко.
– Он утонул! Пошел пройтись, поскользнулся и упал в воду.
– Пока у нас нет оснований думать о смерти математика, – возразил Шумаков, – тела не обнаружено, значит, считаем человека живым! Самоубийцы, как правило, пишут записку. Мы не заметили ее ни в доме, ни здесь. Анатолий должен был оставить письмо на видном месте, на кухне, в спальне на кровати или здесь, на скамейке. И где остальная одежда?
– Он в ней свалился в реку! – закричала я. – Сильно сомневаюсь, что Анатолий мог лишить себя жизни. Люди, подобные ему, не решаются на столь отчаянный шаг. Произошел несчастный случай! Скамейку окружает асфальт, но берег покрыт мелкой скользкой галькой. Бургштайн не Мурманск, здесь в декабре, даже сейчас, перед самым Рождеством, не бывает морозов, река не покрыта льдом. Анатолий немолод, он элементарно поскользнулся, скатился в воду и… Надо срочно звонить в службу спасения. Стоим тут, рассуждаем, а человеку плохо.
Я начала судорожно рыться в карманах, вытащила мобильный и растерялась.
– Какой номер набирать? Девять один один? Но он вроде работает только в Америке!
Юра придержал меня за локоть:
– Вилка, если Анатолий рухнул в воду, то он давно захлебнулся. «Скорая помощь» не понадобится.
Я вздрогнула:
– Необходимо известить полицию. Сейчас соединюсь с начальником, я знаю номер его мобильного.
Юра взял меня за руку.
– Пойдем в домик, на улице очень холодно, сыро, ты простудишься.
– Нет, – отказалась я, – что будет с Анатолием? Мы обязаны ему помочь!
– Человеку, который оказался в верхней одежде в ледяной воде, уже никто не поможет, – мрачно констатировал Шумаков. – Мы не слышали криков, когда шли по дорожке. Если Анатолий упал в реку, он уже мертв.
– Если! – повторила я. – Ты думаешь, он может находиться в другом месте?
– Не исключено, – спокойно ответил Юра.
– А перчатка? – напомнила я.
– Она не является доказательством факта совершения самоубийства, – сухо сказал Шумаков, – и не свидетельствует о несчастном случае. Хозяин мог ее просто потерять. Деталь одежды, вполне вероятно, принадлежит не Анатолию, ее уронил кто-то другой. Вариантов много.
Я всплеснула руками.
– Идиотская ярко-голубая перчатка? Ни у кого не видела подобной!
Шумаков зябко поежился и поднял воротник куртки.
– Наш мороз намного лучше их слякоти. Ты исключаешь возможность, что перчатка выпала у математика из кармана? Может, кто-то украл ее? Или он выбросил нелепую вещь на берегу? Не следует делать поспешных выводов, хотя Вальтеру сообщить о находке необходимо.
Я удивилась, но понять почему не успела. В руке затрезвонил сотовый, на том конце провода была Раиса.
– Вилка, – слабым голосом произнесла она, – ну как? Места себе от тревоги не нахожу! Нашли Толю, да? С ним все в порядке? Он не простудился?
Я сделала глубокий вдох, хотела сказать правду, но неожиданно произнесла:
– Раиса, не беспокойся! Анатолий жив, здоров, невредим, мы его доставили домой, накормили ужином и уложили в кровать.
– Уложили в кровать?? – закричала Раиса. – Кого?
Юра дернул меня за куртку, но, уж если я принялась врать, надо продолжать.
– Анатолия, – повторила я.
В трубке на пару секунд воцарилось молчание, затем экономка с шумом выдохнула.
– Слава богу! Фу! С души камень упал! Где вы его обнаружили?
Никогда не начинайте лгать, потому что придется бесконечно выдумывать все новые и новые подробности, в конце концов вы окончательно запутаетесь. Но я уже ступила на этот скользкий путь, и дороги назад не было.
– Он сидел на лавочке, на берегу реки.
– Бедняжка! – всхлипнула Раиса. – А вы уверены, что обнаружили именно моего мужа?
– Абсолютно! – без малейшего сомнения в голосе ответила я. – Мы с ним поговорили.
– Поговорили! – ахнула Раиса, – Толя никогда не станет беседовать с незнакомым человеком! Впрочем, он ни с кем не будет общаться! Толечка принципиальный молчун. Ты нашла не моего супруга! Перепутала его с кем-то!
– Нет, нет, – в полной растерянности затвердила я. – Я видела его в тот момент, когда он, надев пальто, шапку и голубые перчатки, собирался выйти из вашего дома. И абсолютно уверена, что на скамейке сидел именно Толя!
– Ну ладно, – протянула Раечка, – он сейчас спит?
– Да-да-да, – зачастила я, – крепким сном младенца. Ни в коем случае не звони домой, еще разбудишь его.
– Толенька поужинал? – встревожилась Рая.
– С аппетитом, – вдохновенно солгала я.
– И что он ел? – не успокаивалась экономка.
– Кашу, – ляпнула я, – геркулесовую.
– Боже! Это не он! – заголосила Рая. – Толечка скорей умрет, чем прикоснется к овсянке! Он ее ненавидит! Даже запаха не переносит! Я никогда не покупаю геркулес!
Я принялась отчаянно вытаскивать хвост из мышеловки.
– Ты не поняла, я сварила геркулес, а Анатолий отказался на него смотреть, тогда… э… я сделала омлет!
– У мужа аллергия на желток, – выкрикнула Раиса.
– Белковое суфле, – живо нашлась я и в порыве озарения добавила: – С зеленым горошком.
Из трубки донеслось:
– От белка у Толечки начинается насморк, а горох вызывает у него вздутие живота! От картошки изжога, макароны Толя просто ненавидит.
