Номер двести двадцать два находился в самом конце коридора, и Глаша медленно побрела по мягкому ковру, опасаясь, что, если вдруг дверь откроется и большой босс выглянет наружу, ей просто некуда будет деться. Повсюду только запертые двери и ничего больше.
В номере двести двадцать два что-то происходило. На двери висела табличка «Не беспокоить», а внутри кто-то бубнил и глухо рыдал, пытаясь, по всей вероятности, заглушить рыдания подушкой или полотенцем.
Пожираемая любопытством, Глаша растеклась по двери, как капля масла. Если бы могла, она бы просочилась в замочную скважину. Увы! Ни одного слова из тех, что произносились в номере, из коридора расслышать было нельзя. Тогда Глаша встала на коленки, чтобы проверить, нет ли зазора между дверью и полом. В таком вот положении ее и застала дородная мадам, которая неожиданно вывалилась из соседней комнаты.
— Что вы тут делаете, милочка? — возроптала она, вздымая грудь.
— Ключ ищу, — пробормотала та, делая вид, что тщательно осматривает пол.
— Откуда у вас ключ? — не сдавалась мадам, переступая маленькими ножками, которые вылезали из туфель, словно квашня из кастрюльки.
— Как откуда? Я тутошняя.., эта.., постоянка.
— Чего?
— Постояница. То есть постоянщица.
— Я ничего не понимаю!
— Я хотела сказать — лица.
— Какого лица?
— Постоя-лица. От слова «стоять».
— Учтите, девушка, — погрозила ей мадам сдобным розовым пальцем, — если из моего номера хоть что-то исчезнет — бриллйантовые серьги, или кольцо с топазом, или золотая цепочка с крестиком, украшенным гранатами, или часики с платиновым браслетом, — я немедленно — слышите! — немедленно сообщу в милицию ваш фоторобот.
Глаша, которой надоело стоять на четвереньках, поднялась, отряхнула ладони и нагло сказала:
— Слушай, отвали, а? Ты мне мешаешь!
— И чем же вы здесь таким занимаетесь, что я вам мешаю? — возмутилась мадам, не желая отваливать.
— Чем я занимаюсь? — переспросила Глаша. — Я здесь продаюсь.
Мадам глупо моргнула и беспомощно огляделась по сторонам. В конце коридора как раз появился маленький человечек с прилизанной челкой цвета воронова крыла и раскосыми глазами. На нем был странный зеленый костюм — не то пижама, не то униформа.
Решив, что это служащий гостиницы, мадам бросилась к нему:
— Молодой человек! Эта девушка говорит, что она здесь продается!
Маленький человечек остановился и глубокомысленно посмотрел на Глашу.
— Чего уставился? — спросила та. — Продажных женщин никогда не видел?
Человечек выудил из кармана толстую зеленую книжицу и, полистав ее, сказал писклявым голосом:
— Луски текс?
Глаша заглянула под обложку и увидела надпись: «Китайско-русский словарь».
— О! — сказала она. — Какие люди!
— Луски текс? — снова спросил человечек, склонив голову к плечу.
— Черт знает что! — возмутилась мадам и, фырча, словно шкварка, побежала прочь.
— И ты, дядя, иди! — показала рукой Глаша, исступленно прислушиваясь.
Рыдания в двести двадцать втором номере стали тише и перемежались теперь невнятными вскриками.
Глаша снова встала на четвереньки и, подняв вверх пятую точку, попробовала приложить ухо к щели между дверью и полом. Ничего путного у нее не вышло, зато китаец подошел еще ближе и, радостно улыбаясь, спросил:
— Такса?
— Понятия не имею, что ты хочешь этим сказать, мой китайский друг, и разбираться мне некогда. Иди, куда шел!
Глаша выразительно показала, что ему делать, и китаец тут же проникся. Он просеменил своими крошечными ножками до следующей двери и, добыв из кармана ключ, вставил его в замочную скважину двери комнаты под номером двести двадцать три. Увидев это, Глаша мгновенно сделала стойку.
Что, если из двести двадцать третьего можно услышать то, что делается в двести двадцать втором? Допустим, через вентиляционное отверстие? Или, может быть, у этих двух номеров общий балкон, или во встроенном шкафу отличная акустика?
Уже совсем с другим выражением лица она поглядела на маленького человечка.
«Китаец! — подумала она. — Все равно, что инопланетянин».
— Ду ю спик инглиш? — спросила Глаша, подкрадываясь к нему.
Тот мигом обернулся и, соорудив на лице аккуратную улыбочку, радостно закивал:
— Иес, ай ду!
Как выяснилось в скором времени, по-английски он говорил немногим лучше, чем она сама. Поэтому диалог происходил на русско-китайско-английском с добавлением мимики.
— Ходи! — пригласил китаец, отступая от двери и глядя на Глашу снизу вверх,
Она поспешно вошла, воровато осмотрев напоследок пустой коридор. Номер был небольшим и чистеньким. Впрочем, Глашу в первую очередь интересовала толщина стен и наличие вентиляционных отверстии. Но прежде чем заняться подслушиванием, предстояло на время отвлечь чем-нибудь хозяина.
— Гла-ша, — сказала Глаша и показала на себя пальцем.
Китаец радостно кивнул и проделал то же самое, ткнув в тощую грудь коротким пальчиком:
— Ван Фань Чжень!
— Слушай, Ван Фань, — спросила она. — Что ты имел в виду, когда говорил «луски текс»?
Китаец закинул голову и задребезжал, как старый звонок. Стало ясно, что он ничего не понял.
— Вот ду ю мин, — перевела Глаша, мобилизовав все свои языковые резервы, — бай сейинг «луски текс»?
Китаец мелко-мелко закивал и ответил:
— Расана секса!
— Ах, русский секс? — обрадовалась та и потерла руки. — Это мы на раз!
— Ай ноу расана секса из самсинг спешл!
— Да уж, русский секс — это нечто особенное! — поддакнула Глаша, приближаясь к той стене, которая отделяла их от двести двадцать второго номера. — Это тебе, Ван Фань, верно сказали.
— Расана секса из самсинг фантастик, иес?
— Иес ит из, — кивнула Глаша. — Дас ист фантастиш!
Китаец взял Глашу за руку и поинтересовался:
— Хау мач?
— То есть ты хочешь знать, почем? — рассеянно спросила та, отодвигая занавеску и пытаясь разглядеть, где кончается балкон. — Сто. Ван хандред.
— Уот? — тут же уточнил китаец.
— В какой валюте, я еще не решила! — отмахнулась от него Глаша. — Потом разберемся. Ты, дружок, давай, расстели пока кроватку, брючки повесь на вешалку, френчик свой.
К ее великому изумлению, китаец совершенно точно начал выполнять указания. Глаша тем временем открыла стеклянную дверь, высунулась наружу и едва не закричала от радости: от соседнего балкона ее отделяла только символическая перегородка, через которую можно было легко перешагнуть.
Ван Фань Чжень тем временем разоблачился и залез под одеяло. После чего начал верещать по-китайски, по-видимому, призывая партнершу поторопиться.
— Слушай, Ван Фань, мне сейчас настолько не до тебя! — сообщила ему Глаша. — Прямо даже не знаю, что и делать, честное слово.
— Плиз! — потребовал голенький китаец и постучал рукой по одеялу рядом с собой.
Глаша сощурила правый глаз. Однажды брат Коля научил ее потрясающему приему. Стоит сильно нажать на одну точку на шее, чтобы человек отключился минут на пятнадцать, а то и больше. Правда, тренироваться ей было особенно не на ком. Лишь два года назад, когда к ней поздним вечером возле дома пристал какой-то алкаш, Глаша решила воспользоваться приобретенным навыком. Она навалилась на пьяного и нажала туда, куда ее учили. Тот и в самом деле отключился, но Глаша до сих пор не знала доподлинно, что было тому истинной причиной.
«В конце концов, — решила она, — попытка — не пытка!» — Она плюхнулась на кровать поверх одеяла и, взяв Ван Фань Чженя за плечи, перевернула его на живот. Тот снова засмеялся странным дребезжащим смехом и так напрягся, как будто ему собирались делать прижигание.
Глаша примерилась и, положив большой палец на нужное место, крякнув, надавила на него изо всех сил. Китаец завизжал, словно поросенок, которому прищемили хвост.
— Прости Ван Фань, — пробормотала Глаша. — Первый блин, как говорится, комом. Как говорится, болл. Андестенд? — И нажала еще раз.
Китаец ни в какую не желал отключаться. Он забил рукам и ногами и, дрыгнувшись, перевернулся обратно на спину. Глаза у него выпучились, как у экзотической рыбы, которую Глаша видела однажды в передаче «Подводный мир».
— Клянусь, Ван Фань, последняя попытка! — пообещала она и, усевшись на беднягу верхом, поцеловала его в лобик.
Одновременно она нажала туда, куда следует, и искатель удовольствий мгновенно сник, смежив вежды. Не тратя больше ни секунды, Глаша вышла на балкон и перебралась через загородку. Нужная ей дверь была приоткрыта. Встав на четвереньки, шпионка доползла до места и остановилась, прислушиваясь. В номере было тихо, только где-то далеко будто лилась вода. Глаша подумала, что Нежный уже ушел, и страшно расстроилась.
Однако, как выяснилось через секунду, расстроилась она рано. Кто-то кашлянул в непосредственной близости от нее, потом в глубине комнаты щелкнула задвижка, и голос большого босса спросил:
