Ужинать мы поехали в Кастеллину. Этот городок, стоящий на холме между поймами рек Арбия, Эльза и Пеза, может похвастаться большой центральной площадью, церковью и оборонительными укреплениями. Когда нам подали zuppa inglese, [5]разговор снова зашел о таинственной смерти английского хозяина итальянской усадьбы. Я спросила:
– И что же, племянник покойного сразу примчался, чтобы выставить дом и землю на продажу?
– Да, тотчас. Малоприятный тип. Он по-прежнему платит моему деду, но только потому, что засохший сад не продашь по цене цветущего, однако моментально рассчитал Лючию и отказался от телефона.
– Что еще за Лючия?
– Экономка. Что ж вы думаете, il barone сам у плиты стоял? – Дино недоверчиво посмотрел на Кору. Если она в самом деле богата, то ей ли не знать сурового быта миллионеров?!
– Рассказывай же! – торопила я. – Значит, племянник так и не смог покорить здешние сердца… А он приезжал к своему дяде, когда тот был жив?
– Насколько я знаю, нет. Кстати, первым делом он велел упаковать коллекцию, которую сразу же увез. Уж наверняка не просто в память о дяде. Думаю, он ее распродаст.
– Какую коллекцию? – в один голос спросили мы.
Дино даже удивился нашей ненаблюдательности:
– Если вы такие умные, как же вы не заметили пустые витрины. Лючия слегка украсила их старыми птичьими гнездами, чтобы не смотрелись такими голыми. Жаль, что сокровищницы опустели, а то выглядели прямо как в музее.
Мое любопытство было уже не унять. Il barone нравился мне все больше с каждой минутой.
– Что он собирал?
В первый раз Дино посмотрел не сквозь меня:
– Кукол. В его коллекции были старинные, очень ценные французские куклы с фарфоровыми головками. И все – только мальчики, он ни разу не купил ни одной куклы-девочки. Лючия столько времени тратила на них: стирала матроски, чистила им лица ватными палочками, но ей это даже нравилось. Вы, наверное, скажете, что и коллекция типично дамская, мужчины чаще собирают оружие, курительные трубки, монеты…
– И марки, – дополнила список Кора.
– Его друг однажды шутки ради подсунул куклу-девочку в компанию фарфоровых молодцев. Знаете, такую, как сейчас делают, с грудью, женскими формами. Il barone шутки не понял. Зато я до слез смеялся, когда Лючия мне рассказывала, как он возмущался.
Позже, вечером, я уже не укладывалась спать рядом со своей златокудрой подругой. В свете перемен мне пришлось обживать одну из комнат для гостей.
Вставать пришлось непривычно рано, но дорога в Сиену привела нас в чувство: нельзя спать среди такой красоты. Дино вез нас проселочными дорогами через леса и поля. Несмотря на ранний час, местное население уже вовсю косило и ворошило сено, виноградари на крошечных тракторах разъезжали вдоль рядов лоз, рыхля землю и борясь с сорняками.
Дино высадил нас у городских ворот и распрощался. Идти к маклеру было слишком рано, зато самое лучшее время завтракать в тиши провинциального городка. За кофе и пирожными мы болтали о прошлом, об одних давних летних каникулах. Тогда мы перешли в выпускной класс школы и на этой самой площади флиртовали в компании симпатичных парней.
Наши воспоминания прервала девушка с уборочной машиной, появившаяся на улице.
– Бедняжка, ей тут до вечера окурки собирать, – сказала я, почувствовав угрызения совести: мы с Корой обычно тоже не затрудняемся поисками урны.
– Ты бы оставалась лучше в Шварцвальде с мужем, – злобно выпалила Кора и закурила. – Пошли, нам еще нужно на вокзал, купить билеты домой.
Едва мы поднялись со своих мест, как небо потемнело.
– В собор! – скомандовала Кора.
Дождь стучал по крыше, я предавалась своему любимому занятию – изучала великолепный мозаичный пол. Наслаждением было следить за обрамлявшим его у самых стен орнаментом, на котором переплетались дорожки из белого, черного и красно-коричневого мрамора. Я, как и поколения до меня, поддалась оптическому обману, созданному мозаикой на ступенях: невозможно было решить, куда же направлен узор – вверх или вниз. Все это время Кора сидела развалясь на скамье.
Когда мы решили выйти, дождь еще продолжался, такси как сквозь землю провалились. Только торговец-разносчик предлагал незадачливым туристам разноцветные полиэтиленовые дождевики, которые противно липли к ногам, но со своей задачей справлялись. Все облачались в голубые, розовые, зеленые коконы, мы тоже не стали исключением.
Маклер разложил перед нами планы. Всего десять лет назад в усадьбе проводились капитальный ремонт и благоустройство владений. Строгие тосканские законы обязывают владельцев зданий следить за ними. Исторический фасад не изменялся, а внутри дом был разобран и перестроен. Притом материалы использовались только самые лучшие, коммуникации – самые современные и дорогие.
– Если вы в самом деле настроены жить в этом доме, решайте быстрее, – посоветовал маклер. – За такую цену дом и участок улетят, не успеете и глазом моргнуть. Помимо вас, поместьем интересовались еще несколько серьезных покупателей. Например, крупный промышленник из Болоньи, а еще пластический хирург из Рима.
Кора пыталась сбить цену, рассказывая о проклятии, которое висит над домом, якобы об этом говорят в Кастеллине. Разве проклятый дом купят за такие деньги?
Маклер улыбнулся:
– Вы не производите впечатление женщины, которая станет слушать всякий суеверный вздор.
– Не стану, – сказала она и подарила ему томный взгляд. – А вы хороший психолог. Просто я подумала, что возможны проблемы с персоналом. Кто же из местных захочет служить на месте убийства?
Маклера задели ее слова:
– Хорошего же вы о нас мнения. К вашему сведению, в Тоскане испокон веков живут культурные и просвещенные люди.
Тут я вмешалась и стала взывать к его снисхождению: откуда нам знать такие подробности, ведь во времена итальянского Возрождения германцы еще в шкурах бегали.
Кора сгребла копии архитектурных планов и документов в сумку из соломки и обещала не откладывая связаться со своим банком. Маклер проводил ее любопытным взглядом. Должно быть, он думал: «Откуда у девушки деньги?»
– До чего тут люди обидчивы, – отметила Кора позже. – А мы тоже такие чувствительные?
– Думаю, да. Как бы ты реагировала, если бы кто-то назвал немцев нацией преступников?
– Какая наглость! – вскипела Кора. – До чего политически некорректное и расистское замечание! Но в первую очередь это сексизм. Надо говорить: «Немцы – нация преступников и преступниц».
Мы переглянулись и покатились со смеху.
Даже если Кора и влюбилась в дом, все же она ничего не обещала и не подписывала, а после разговора с финансовым консультантом уже и не так рьяно стремилась завладеть усадьбой.
Когда мы вернулись домой, во Флоренцию, за завтраком она спросила:
– Как ты думаешь, Майя, есть ли смысл вкладывать все деньги в одно предприятие? Ставить все на одну карту? Да, я могу позволить себе и роскошную усадьбу, и потом смерть в ней от голода…
– Теоретически всегда есть вероятность потерять то, что имеешь, – рассуждала я. – А если вдруг ты приглядишь себе какую-нибудь асьенду в Аргентине или свиноферму на Меконге, что тогда? Прощай, Италия?
– Аргентина! Меконг! Тоскана! Меня вообще не спросили, захочу ли я там жить. – Эмилия принесла кофе. – А в такой глуши продаются свежие устрицы?
– Я сейчас заплачу, – скорчила гримасу Кора. – Мы тут вроде бы хотим купить лучшее в мире поместье, а Эмилия сомневается, достаточно ли оно для нее изысканно.
– Я не это имела в виду, – обиделась Эмилия, – вечно ты извращаешь мои слова. В конце концов, я уже не так молода и не стану драться за право прибирать твой новый дом.
– А там как раз много уборки, – холодно сказала Кора и посмотрела на меня.
Тут и мой энтузиазм угас.
Может быть, Эмилия и я отчасти поддерживали Кору в ее сомнениях, так что она целую неделю взвешивала «за» и «против». Наконец она позвонила в Сиену, чтобы дать согласие.
