сделаем, пообедаем и поедем.
— А давай сразу поедем, — предложил Игорь.
— Нет, сначала я накормлю тебя. Всухомятку небось питаешься? Раньше хоть поесть заезжал, а теперь месяцами не показываешься. Скоро вообще забудешь теткин адрес… — для порядка проворчала Зоя Иннокентьевна и пошла на кухню разогревать приготовленное утром и уже остывшее жаркое.
Она зажгла газ под кастрюлей и принялась накрывать стол. Гремела тарелками, вилками, дверцей холодильника, но эти почти автоматические действия не отвлекали ее от невеселых мыслей. Чем больше Зоя Иннокентьевна думала о том, что рассказал Игорь, тем больше убеждалась — надо действовать! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы у Игоря отобрали квартиру. Она просто обязана бороться — ради памяти о Рае.
Зоя Иннокентьевна вспомнила, как впервые пришла навестить сестру в новой квартире, помочь разобраться с перевезенными вещами. На первом этаже дома в просторном стеклянном помещении сидела красивая молодая женщина и записывала, кто, к кому и во сколько приходит. Почему-то именно это поразило Зою Иннокентьевну больше всего. Девушка-консьержка, казалось, была из какой-то другой, непостижимой и недостижимой жизни.
Мебель, дорогую, из цельного дуба, и сегодня, двадцать лет спустя, не утратившую своего вида, к ее приходу уже расставили, но работы хватало — нужно было развесить ковры, шторы, расставить в буфете хрусталь, столовое серебро.
— Посмотри, какую замечательную вещь я достала. — Рая вынула из коробки чашечку из нового чайного сервиза, чуть приподняла, и Зоя Иннокентьевна увидела Раины пальцы, просвечивающиеся сквозь тончайший фарфор. — Китайский, — восхищенно воскликнула сестра. — Очень престижно сейчас.
— Красиво! — сдержанно похвалила Зоя Иннокентьевна.
Как всякая женщина, она не была равнодушна ни к красивой посуде, ни к модной одежде, но к вещам относилась проще, чем сестра, так и не научившись ориентироваться в том, что престижно, а что не очень. Сама Зоя Иннокентьевна жила в двухкомнатной «хрущевке», оставшейся после смерти родителей. И это ее устраивало, как устраивала и работа школьной учительницы, как бы к этому ни относилась Рая, считавшая младшую сестру сероватой и непрактичной.
В тридцать семь, поняв, что замуж выйти ей так и не удастся, виной этому был, наверное, ее слишком независимый характер, Рая родила сына, и Зоя Иннокентьевна со всем нерастраченным материнским пылом принялась любить племянника.
Когда Игорь вырос, отношение у тетки к нему изменилось. И хотя она по-прежнему была привязана к сыну сестры, но давно уже не воспринимала его как забавного мальчугана. В молодом двадцатидвухлетнем мужчине Зоя Иннокентьевна не находила ничего, достойного уважения. А как-то даже поймала себя на мысли: дескать, хорошо, что Рая умерла три года назад, когда еще непонятно было, каким стал Игорь, когда еще не проявились так ярко его мелочность, слабость, щенячья пугливость, еще не сформировался окончательно тот безвольный характер, который железобетонная Рая больше всего ненавидела в людях.
Они были разными — упрямая, энергичная Зоя Иннокентьевна и восторженная, романтичная Аллочка.
Последние десять лет Зоя Иннокентьевна тянула в школе нелегкий воз заведования учебной частью, что наложило свой отпечаток не столько на ее характер, сколько на привычку разговаривать громко и требовательно, словно она отстаивает интересы школы в гороно или отчитывает нерадивого ученика.
У Аллочки, наоборот, работа была тихая — в отделе кадров небольшого кирпичного завода. И хотя по должности ей приходилось в свое время бороться с прогульщиками и лентяями, Аллочка не вынесла из этой борьбы ни жесткости, ни грубости, оставаясь такой же трепетной и уступчивой, какой была в юности.
Но несходство старинных подруг было лишь внешним. Обе принадлежали к тем представителям поколения сорокапятилетних, которое выросло на переписываемых друг у друга стихах Северянина и Гумилева, бардовских песнях, добытом всего на одну ночь булгаковском «Мастере и Маргарите», расползающемся перепечатанными на машинке страничками из потрепанной папки, обошедшей уже не один факультет. Да и сейчас еще Аллочка считала, что нет ничего важнее, чем достать лишний билетик на гастроли МХАТа или в консерваторию.
Зоя Иннокентьевна и Аллочка прекрасно понимали друг друга, во всем ладили, ценили одно и то же, одно и то же не любили. Так что, вопреки внешнему впечатлению, будто более сильная и напористая Зоя Иннокентьевна опекает старомодную тихоню Аллочку, это было не так. Они были равны, как всегда бывают равны люди, связанные искренней и верной дружбой. И к кому же, как не к Аллочке, могла пойти Зоя Иннокентьевна со своей бедой и своим непутевым племянником.
— Конечно, пусть Игорек поживет у меня. Сколько нужно, столько пусть и живет, — выслушав рассказ о случившемся, разволновалась Аллочка. — И все же, Зосенька, — как и все близкие, она называла подругу не Зоей, а Зо-сей, — ты должна благодарить Бога, что у тебя мальчик. Сейчас столько страшного происходит! Одна моя родственница недавно рассказывала о том, что случилось с дочерью ее соседки.
Это ужасно! Ее сначала похитили, держали в каком-то бараке, заставляли заниматься бесстыдными вещами. Но это еще не все! Ее продали! В Турцию! Ты только представь, продать живого человека! Средневековье какое-то… Но девочке удалось убежать и через посольство вернуться домой.
— А что стало с ее похитителями? Их судили?
— Как бы не так! Все гораздо страшнее, чем ты думаешь. Недавно бедную девочку нашли с проломленной головой в груде мусора на сватке за городом. Неужели ты не слышшга об этой трагедии?
— Об этом и в «Вечерке» писали, — подска-зат Игорь. Он уже немного успокоился и теперь с интересом прислушивался к рассказу Аллочки.
— Нет, не читала, пропустила, наверное… Действительно, ужасная история. Но может, все случилось оттого, что девочка не блюла себя? — В те моменты жизни, когда Зоя Иннокентьевна не грешила сама, к греху она относилась строго. — Я сужу по своим ученицам. Знаешь, о чем они сегодня мечтают?
— О чем же?
— Стать валютными проститутками.
— Боже мой! Неужели это правда?
— Представь себе, правда. Конечно, не все девушки стремятся к панельной карьере, — уточнила Зоя Иннокентьевна. Она всегда старалась быть справедливой и объективной. — Но таких, кто уже в школе готовится к будущей «профессии», немало. Когда весной в школьной раздевалке я застукала Максимову и Донцова из девятого «В», они мне прямо в глаза заявили: «Это мы тренируемся!»
— Да, тяжело в наше время вырастить хорошую девочку, кругом столько грязи…
