— Многие женщины мирятся с изменами мужей, — не замечая моей реакции, продолжила Кристина. — Надо было, сцепив зубы, убеждать Макса, что все хорошо, что мы счастливы, что у нас прекрасная дружная семья. Он был не против. И много ли от меня требовалось? Всего лишь не замечать его частых командировок, его опозданий. Была бы я душкой, не пилила бы его, почаще хвалила бы, старалась бы угодить, он и продолжал бы любить и меня. Ах, я сама все испортила! — заламывая руки, закричала Кристина. — Мужчины трусы, они ничего не хотят менять…
— Но от той женщины у него будет ребенок, не ты ли мне об этом говорила?
Кристина рассердилась:
— Да, говорила, ну и что из того? Там — ребенок, здесь — жена, в чем проблема? Материально Макс потянет, в обиде никто не останется. Я сделала глупость, Роби, страшную глупость. Не знаю, что на меня нашло. Ревность, боль, обида — плохие советчики. Я сама все поломала. Надо срочно бежать исправлять. Роби, может еще не поздно?
Она с надеждой посмотрела на меня, ища поддержки. Я взбесился:
— Черт знает что такое! Живете совсем, как скоты! Никакой морали! Только деньги вам подавай! А если он завтра положит свою зазнобу на твою кровать, что будешь делать? Отвернешься? Скажешь: “Трахайся на здоровье, мой дорогой! Какой ты у меня умница, а я кофе пойду вам сварю”.
Я презрительно сплюнул и закричал:
— Кристина! Очнись! Совсем тебя не узнаю! Нельзя же становиться рабой из-за денег! У тебя есть достоинство! Ты человек!
Она закрыла лицо руками и разрыдалась, обиженно приговаривая:
— Ах, Роби, ты ничего не понимаешь…
Я действительно ничего не понимал, я сатанел от злобы и унижения. Эта несчастная глупая женщина, моя сестра, готова ползать на коленях перед подлым безнравственным типом. Перед денежным мешком. Не-ве-ро-ятно! Мириться с этим я никак не мог, я взывал:
— Опомнись, Кристина! Где твоя женская гордость? И эти унижения, они ради чего? Ради вилл, автомобилей, коктелей и шмоток? Разве без этого ты не человек? Разве без этого ты хуже?
Она прятала глаза, всхлипывала и по-прежнему бормотала:
— Ах, Роби, ты ничего не понимаешь…
— Да, не понимаю, — согласился я. — Как брат я тебя не понимаю. Наши предки — достойные люди. Никто не унижался из нашей семьи. Это немыслимо. Позор! И ради чего? Не так уж плохи твои дела. Будешь жить в этой квартире.
— Ее тебе оставил дед, — обиженно пискнула Кристина.
— Какая разница, здесь всем места хватит. Будешь работать, ты же искусствовед…
— Ах, Роби, — рассердилась она, — я же ничего не умею делать. Мое образование, это всего лишь диплом. Я давно все забыла, да и не нужно это сейчас никому. Да и платят музейным работникам крохи.
— То, что крохи — ерунда. Главное заниматься делом, чтобы глупостей избежать. Шмотки-тусовки, это все от безделья, лени и внутренней пустоты. А на кусок хлеба твой брат заработает. Даже с маслом. Даже с икрой, раз уж ты без этого не можешь. Ты забыла? У тебя есть старший брат. Я не миллионер, но зарабатываю достойно: и сестрицу, и матушку прокормлю.
— Ах, Роби! — Кристина растроганно на меня посмотрела. — Роби, мой милый, мой родной, мой самый лучший, ты ничего не понимаешь. Я люблю своего мужа. Я Макса люблю и ничего не могу с этим поделать. Да, я раба его. Его раба. Так выходит. Но без него меня нет совсем. Вместо меня пустота. Разве это лучше?
Она меня убила. Никогда я не думал, что моя Кристина любит Максима, этого глупца и колченого урода. Она — красавица, талант, шарм… Черт возьми, в конце концов, она моя сестра! А кто он?
— Кристя, — изумленно прошептал я, — что ты в нем нашла?
Она пожала плечами:
— Роби, не знаю, но без него мне жизнь не мила. Не мучай меня, умоляю.
— Зачем же ты тогда из дома ушла?
Кристина вскочила с дивана и плачущим голосом сообщила:
— Роби, это женская хитрость такая. Мужчина, как крокодил, только движущиеся предметы замечает. Я убегаю, он бросается догонять, но в этот раз не сработало. Виновата сама, ошиблась, силы свои переоценила. Нельзя было устраивать Максу скандал, он только того и ждал. Надо было делать вид, что я ни о чем не подозреваю. Он всю жизнь от меня скрывал бы то, что известно каждому. Так многие живут, поверь мне. Его увлечение пройдет. Увлечения всегда проходят, а жены остаются. Роби, и травилась я для него. Хотела, чтобы он видел, как я страдаю. Думала, так быстрей до него дойдет, но с тобой это невозможно. Если бы ты согласился мне подыграть…
Меня передернуло:
— Так это был спектакль? И ты спокойно мне говоришь об этом? Я чуть с ума не сошел.
Кристина схватилась за покрасневшие щеки и пролепетала:
— Ах, Роби, прости меня, я уже ничего не соображаю. Лучше я пойду, попрошу у него прощения. Открой мне замок, я пойду, все исправлю, пока еще не поздно…
И она направилась к двери. Я был потрясен, растерянно смотрел на ее хрупкую удаляющуюся спину и думал: “Глупая, куда она идет? В ее доме живет другая!”
— Поздно! — завопил я. — Поздно!
Кристина остановилась и, не поворачивая ко мне лица, спросила:
— Что? Роби, что ты сказал?
— Я сказал, что уже поздно к нему возвращаться.
— Поздно? — все так же, не поворачиваясь ко мне, спросила она. — Почему — поздно?
Вопрос задала и словно статуя застыла. “Боится показать перекошенное болью лицо”, — догадался я и выпалил:
— В твоем доме живет другая! Он называет ее своей женой!
Так и не повернувшись ко мне, Кристина потеряла сознание.
Как интересно устроен человек. Как быстро у него меняется мнение. Еще недавно я собирался наложить на себя руки в связи с научным провалом и внезапным разрывом со Светланой, и вот уже эти события кажутся мне пустяшными. Череда новых проблем вытеснила их из моей жизни. Мархалева и Лидия все затмили. Вот где катастрофа, вот когда надо травиться и вешаться, но почему-то уже не хочется. Более того, глядя на бьющуюся в истерике Кристину, я начал с завистливой тоской подумывать о вчерашнем дне, об этой милой и невинной беде — провале на конференции. Как там все поправимо, как просто и ясно, управляемо — ведь все зависит от меня. Да и уход Светланы едва ли не манна небесная. Я еще молод, здоров, полон сил, меня любит Мария…
Кстати, Деля тоже рада была меня видеть. Несомненно… Напрягают немного эти странные звонки, да и с трупом Лидии еще не все понятно: могут быть неприятности, но что такое они в сравнении с горем Кристины? И никак нельзя ей помочь. Она совсем не хочет жить. Это, конечно, пройдет, но не могу же я до пенсии держать ее за руки.
Кристина, как только пришла в себя, забилась в истерике.
— Роби! Я все равно умру! — кричала она. — Я с ума схожу! Не мучай меня! Не мучай!
Я ее не мучил, я сам был близок к умопомешательству. Видеть женские слезы (особенно в таком количестве) для мужчины невыносимо. Я был напуган, я не знал, что мне делать. Успокоить ее не представлялось возможным, бросить — было опасно, а переносить страданий сестры я уже не мог. Я не мог к ней даже приблизиться: она отталкивала меня или била своими хрупкими кулачками.
В конце концов отчаяние мое достигло того предела, за которым все человеческие амбиции теряют смысл — я призвал на помощь Марию. Все равно она догадалась про горе Кристины.
Мария приехала быстро, и в моем доме сразу воцарился порядок. Первым делом она упала в объятия Кристи и разразилась такими рыданиями, что я подумал: “Так моей сестрице слабо”.
— Бедная моя! Бедная! — приговаривала Мария, хлюпая носом и преодолевая спазмы. — Какие мужики сволочи! Сволочи!
Эффект потряс меня: истерики как не бывало. Кристина все еще плакала, но плач очень быстро сходил на нет. Когда же они с Марией разомкнули свои объятия, пошел совсем другой разговор.
— Сволочи все! — заявила Мария. — Думаешь, я спокойно живу? Только и жду на какой еще юбке застрянет этот грязный кобель. Да-да, прислуживаю ему и жду когда в тираж меня, старуху, спишет. Ему же молоденьких подавай. Животное. Животное!!!
Слезы Кристины мгновенно высохли и понеслось. В одно мгновение и Виктора, и Максима разобрали на косточки. И оказалось: нет греха на земле, которого они не совершили. Послушав несчастных женщин, я поразился жестокости своих собратьев, даже кулаки зачесались. Ладно Кристина, Максим известный эгоист, к тому же семья их меня никогда не интересовала, но я столько лет знаю Марию и даже не подозревал, как она несчастна. А Виктор? Мой друг! Как он допускает такое? Зачем, изверг, мучает жену?
Видимо на моем лице отразилось страдание, потому что Мария сказала:
— Роберт, вряд ли тебе стоит нас слушать. Завтра все будет по-иному. У женщин параллельно уживаются сразу несколько взаимоисключающих друг друга истин. Мужчинам этого не понять. Лучше сходи в аптеку и купи побольше успокоительного. Видишь, что творится, уже и сама готова принять.
Я с радостью покинул своих страдалиц и помчался в аптеку. Когда вернулся, не поверил глазам: никаких эмоций — женщины вполне спокойно ворковали. Мария расписывала Кристине прелести холостяцкой жизни. По ходу она убеждала мою сестру, что вскоре Макс приползет на коленях и будет просить прощения. Униженно просить.
