– Ну нет, конечно, я их умею отключать и включать.
– Вот и я умею. Иначе пришлось бы постоянно в берушах ходить.
– А что, классно бы выглядело, – забавно сморщил нос Славка. – Маман с торчащими из ушей фиговинами обсуждает детали очередного договора. Как думаешь, а бананы креативней берушей?
– Тетя Саша, вы не расстраивайтесь, – сочувственно погладила ее по плечу Ника, – не все так плохо. В конце концов, у вас дочка удачная получилась. Да и вероятность того, что со временем и сын поумнеет, тоже есть. Правда, не очень высокая.
– А говорят, клонирование под запретом, – буркнул Славка. – Тетя Аня, вас одной на все человечество было вполне достаточно, вам не кажется?
– Во-первых, не клонирование, а почкование, – парировала Ника, – а во-вторых…
– А во-вторых, если бы ты не родилась в нашем доме, я был бы абсолютно уверен, что ты вылупилась из закопанного в песок яйца. Кожистого такого, змеиного.
– Конфуз-то какой! – всплеснула руками Ника. – Маменька, это что, вот этот вот мужлан при моем появлении на свет присутствовал?! Может, и без подгузников меня видел?!!
– И не один раз! – мстительно ухмыльнулся Слава.
Их шутливая пикировка все больше расслабляла общую атмосферу: вот Вика улыбнулась раз, другой, вот она уже смеется, а потом и присоединяется к болтовне, став, разумеется, на сторону Ники.
И мы смогли наконец освободить помещение накопителя, к немалому облегчению служащих аэропорта.
А потом нас отвели к транспортнику МЧС, разместили без особого комфорта, но вполне удобно, и сейчас все спят.
Кроме меня.
Кажется…
Вот только на минуточку прикрыла вконец изъеденные песком глаза – они наотрез отказались исполнять свои обязанности, расфокусировав и заставив двоиться транслируемое изображение. И моей перетянутой нервной системе, выдававшей на-гора заунывные звуки комуза, пришлось-таки дать команду векам на задраивание.
Веки подчинились с невиданным энтузиазмом, флагманы стахановского движения от зависти скурили бы по две пачки «Беломорканала», не в силах переплюнуть достижение моих век.
Вот кстати. В детстве, слыша победное дудение по радио насчет очередного «многократного перевыполнения плана», я воспринимала это как правильную картину мироздания. А когда мой мозг достиг нужного для нормального функционирования размера, и он, и я вместе с ним впадали в легкий ступор, слыша в очередной раз про перевыполнение плана. Ежели у нас экономика плановая, значит, эти планы четко просчитаны, и надо выточить ровно столько деталей, сколько заложено в план. На фига точить в пять раз больше? Куда их потом девать?
А зачем шить в пять раз больше трусов? Задниц ведь не стало в пять раз больше? А тех изделий легкой промышленности, которые выбрасывали в продажу трикотажные фабрики, покупать больше, чем надо, не хотелось. Какие уж тут эротические игры в убогих труселях в цветочек из мгновенно теряющего форму уродского трикотажа!
Ой, что-то меня не в ту сторону понесло! И даже вот именно такие труселя примостились, даже не труселя – панталоны цвета недокормленного поросенка, обвисшая жуть на резиночках. Эти панталоны почему-то выстроились в ровные ряды, над ними взметнулись транспаранты с жизнеутверждающими надписями типа «Догоним и перегоним!», «Долой империалистические стринги!», «Наша гордость не в трусах, а в трудовых руках!», «Буржуйские прикиды вон, нам нельзя без панталон!», и вот уже они маршируют по Красной площади, причем слышен мерный топот.
Надолго озадачиться размышлениями на тему – чем же они топают – не удалось, одна из розовых жутей вдруг отшвырнула в сторону транспарант и налетела на меня, совершенно по-хамски тряся за плечи. А потом еще и заговорила, причем Лешкиным голосом:
– Просыпайся, засоня! Самолет заходит на посадку, велено пристегнуть ремни.
– Отвяжись, уродина, а то с отбеливателем постираю, – пробормотала я, отмахиваясь от навязчивого трикотажа.
– Нет, ну, я предполагал, конечно, что давно не прихожу в твои сны роскошным мускулистым мачо, – загрустили панталоны, – и даже где-то ожидал уродину. Но вот стиркой с отбеливателем ты меня напрягла. И кем же я привиделся любимой жене?
– Поверь, ты не хочешь об этом знать! – буркнула я, протирая ладонями глаза.
– Это точно, папс, – хихикнула сидевшая рядом со мной Ника. – Я случайно подсмотрела уходящий сон мамика, и могу сказать только одно – цвет у тебя там препротивный. И непонятно, откуда звук идет.
– В смысле? – Лешка, присевший перед нами на корточки, подозрительно покосился на меня. – Какой еще звук?
– Ну, говоришь ты чем. Рта у той штуки из маминого сна нет.
– Нет, ну конечно…
– Командир просит всех занять свои места и пристегнуться. – В наш отсек зашел один из членов экипажа. – Погода и здесь не айс, так что возможна серьезная болтанка. Мы заняты грузом, а вы уж как-нибудь сами справляйтесь, последите друг за другом, и особенно за девочкой.
Ну, не знаю. Вероятно, понимание термина «серьезная болтанка» у меня с этим товарищем отличается, причем довольно кардинально. Для меня болтанка – тряска самолета, эдакий нервный тремор конечностей.
Но наш тяжелый транспортник не трясся, он периодически куда-то падал. Словно на американских горках. И сердце мое вслед за самолетом со сдавленным иканьем плюхалось в желудок. Потом угрюмо выбиралось оттуда и, сдавленно матерясь, тащилось на свое место. Чтобы спустя пару минут снова чвякнуться обратно.
Судя по пикантному оттенку жабьего брюха, проступившему на лицах практически всех членов нашей команды, в космонавты нас вряд ли возьмут. Потому как вестибулярный аппарат у нас отечественный, «Ладу Калину» напоминает – в комфортных условиях еще так-сяк, а по бездорожью – кряк.
Правда, были и исключения. Винс, к примеру, выглядел огурцом. Нет, не зеленым и в пупырышках, цвет лица мистера Морено остался прежним, смугловато-загорелым, да и чувствовал он себя прекрасно – физически. А так бедняга разрывался между измученными Сашкой и Викой – вытирал им пот, давал попить, обмахивал газетой, бормотал что-то успокаивющее.
И Ника, кстати, тоже переносила авиааттракцион вполне достойно. Судя по любопытству, с которым она вглядывалась в иллюминатор, особого дискомфорта моя дочь не ощущала.
А по мне, в иллюминатор вообще лучше не смотреть. Потому что ничего позитивного с того момента, как мы пошли на посадку, там не наблюдалось. Сначала самолет из прозрачной ночной звездности начал погружаться в клубящееся варево облаков, которое становилось все гуще и гуще.
А когда снизился еще больше, облачность сменил снег. Снежной королеве, судя по всему, было абсолютно не фиг делать, к тому же с большей части территории европейского континента ее к середине марта погнали, и мстительная тетка отыгрывалась на пока подвластных ей территориях по полной программе.
В целом все было очень мило. Настолько мило, что я начала всерьез опасаться невозможности посадки.
Но экипаж справился. Никогда раньше я еще не испытывала такого счастья от момента соприкосновения шасси с покрытием посадочной полосы. И хотя на этот раз момент был довольно жестким, заставившим меня кровожадно клацнуть зубами, но мы ведь сели!
А когда мы выгрузились наконец из брюха транспортника, оказалось, что здесь, на земле, метет не так сильно, как наверху.
Впрочем, вполне возможно, что не оказалось, а показалось: у страха ведь, как утверждает народная мудрость, глаза велики. Так что там, в небе, мои глаза явно напоминали остекленевшие очи совы, и видела я ими, как и сова, не совсем правильно.
Было решено не тащить спецназ из Москвы, а воспользоваться помощью местных профи, тем более что Винсент и Слава уже были с ними знакомы. Да и Вика тоже – именно эти парни участвовали в прошлой спасательной операции.
Ударная группа из шести человек должна была встречать нас здесь, на военном аэродроме, Сергей Львович договорился об этом перед вылетом. Сто километров, отделявших это место от Екатеринбурга, за время нашего перелета можно было пробежать и на лыжах, к примеру, а не то что добраться на машине.
Но никого из встречающих пока видно не было – в снежной пелене суетились только военные из аэродромной обслуги, разгружая транспортник.
Мы одинокой кучкой стояли в стороне, растерянно вглядываясь в ночь. Вернее, в раннее утро – на часах уже натикало половину шестого, но в марте солнце проснется гораздо позже. А пока вокруг царил снежный полумрак.
– Странно, – нахмурился Винсент, вытаскивая из кармана смартфон. – Генерал гарантировал, что нас встретят.
– Застряли где-то в пути, скорее всего, – успокаивающе улыбнулся Хали. – И немудрено в таком кошмаре. Брр, жуть просто! А я думал, что это в Москве холодно!
– Сейчас Сергею, командиру группы, позвоню, – пробормотал Винс, копаясь в записной книжке смартфона. – У меня его номер еще с прошлого раза остался.
