– Да вот, хотел двух зайцев убить, брата повидать заодно…
Двух зайцев! Да он и в одного-то никогда не попадет, заяц скорей сам его подстрелит!
– В общем, так! – сказала я решительно, чувствуя, как в моей душе поднимает голову домашняя хозяйка и жена. – В таком виде я вас никуда не пущу!
– А что будете делать? – Он даже попятился.
– В порядок вас приводить буду! Марш в ванную!
Он втянул голову в плечи и подчинился.
Сначала я его подстригла. И между прочим, неплохо. Стричь и причесывать я научилась еще в школе – когда считаешь копейки, лишние деньги в парикмахерскую не понесешь. Так что я натренировалась на бабушке и на соседских близнецах – Ваньке и Таньке. Они росли, а я постепенно совершенствовалась, так что Ваньке к пятнадцати годам выстригла модную «площадку», а Таньку вообще стригла так хорошо, что даже мама ее школьной подружки умоляла дать ей адрес Танькиного парикмахера.
Когда на пол упали лохматые космы, обнаружилось, что у Ивана высокий чистый лоб и беззащитный трогательный затылок. Серые глаза смотрели приветливо и чуть виновато. Как заправский парикмахер, я сделала ему еще на лицо компресс из намоченного в горячей воде полотенца. Лицо разгладилось, глаза заблестели. Я выщипала из бровей несколько лишних волосков, что Иван вытерпел стоически, и помассировала страдальцу шею, сказав, что с лицом пока закончили. Пока он мылся, я произвела ревизию гардеробу его брата. Надо сказать, что одевался старшенький неплохо, тут Нелли оказалась на высоте. Шкаф в спальне был аж четырехстворчатый, абсолютно симметрично поделенный на две половины – мужскую и женскую.
На женскую половину я и не сунулась – еще потом скажут, что вещи пропали, а с мужской одеждой братья сами разберутся – родная все-таки кровь.
На плечиках висело штук семь костюмов и еще пиджаки и брюки. Отдельный кронштейн был занят рубашками, больше всего там было голубых разного оттенка, но попадались и серые, и белые, и кремовые. Рубашки были дорогие, хорошей фирмы, когда-то я покупала такие своему мужу. Все было тщательно выстирано и отутюжено, никаких заломов на воротнике и манжетах.
Неужели Нелли сама занимается домашним хозяйством? Что-то не похоже. Нет, она не произвела на меня впечатление белоручки, что-то было в ней, какой-то твердый стержень, такая горы свернет, если нужно. Но квохтать возле мужа не станет, уж это точно. Наверно, домработница постаралась.
На полках аккуратной стопкой лежали белье и носки в специальной пластиковой корзинке. Надо будет взять на вооружение, а то у меня Володькины носки вечно валяются по всему шкафу. Бегать они умеют, что ли?
Тут я осознала, что Володьки у меня больше нет, а стало быть, и заботиться о его носках больше не надо. В первый момент в сердце ворохнулась радость, но потом по аналогии я вспомнила прощальный скандал и то, как убегала я ночью из дома, которому отдала частичку души, и как цветы грустно качали головами, прощаясь со мной навсегда.
– Василиса, – толкнулся в дверь Иван, – что сейчас надеть?
Он был завернут в белую купальную простыню, как римский патриций в тогу.
Я сунула ему белье – новую упаковку и протянула спортивный костюм, который хозяин, очевидно, использовал как домашний.
– Выбирайте одежду на завтра! – Я раскрыла шкаф пошире.
– Мне бы чего попроще… – заныл этот тип, – свитерок… или курточку…
– Вы что, костюмов никогда не носили? – тут же рассвирепела я. – Тогда что уж тут свитерок, идите прямо в тренировочных штанах. Удобно и практично! Только на работу не примут!
– Ну хорошо, хорошо… – он отступил, глядя на меня затравленными глазами, – все будет, как вы хотите, только не ругайтесь…
Тут подкравшийся неслышно Бонни дернул за край простыни, Иван охнул, я отвела глаза и рассмеялась.
Спать легли рано, Бонни пытался пристроиться у меня на кровати, но я была начеку и шлепнула его полотенцем, он поворчал немного и затих на полу.
Утром я выбрала темно-серый костюм в тонкую неявную полоску, к нему бледно-голубую рубашку и бордовый галстук. Пока Иван брился старой бритвой, найденной мной в ящике кухонного стола, я чуть подгладила рубашку и сняла две пылинки с пиджака. Костюм был впору, только брюки чуть широки в поясе, мы утянули их ремнем. В таком прикиде Иван стал очень похож на брата – та же походка, глаза, поворот головы… Борис Алексеевич посолиднее, потяжелее, что ли… А впрочем, я мало его видела.
Я отогнала Бонни, пытавшегося обтереть слюну о серые брюки в полоску. Что за несносная собака!
Даже ботинки Бориса оказались Ивану впору. Напоследок я велела ему ни в коем случае не соглашаться сразу на ту цену, что предложат за программу. Взяв с Ивана честное слово, что он будет торговаться и набавлять цену, я отпустила его. Он помахал мне рукой с улицы – такой приличный мужчина, элегантный даже. Немножко строго для собеседования, слишком официально, но ему идет.
Можно считать, что я сделала доброе дело, что ж, потом зачтется…
По пятой линии Васильевского острова неторопливо брела высокая пожилая женщина с большой сумкой на плече – скорее всего, почтальон или курьер. Она принадлежала к тому типу людей, кого обычно не замечают случайные встречные и прохожие. Спроси через минуту после встречи с ней – как выглядела женщина, с которой ты только что столкнулся нос к носу? – и прохожий удивленно переспросит: «Какая женщина? Не было никакой женщины…»
Неприметная особа почти поравнялась с зеленовато-голубым домом. Дом был старый, наверное, еще восемнадцатого века, но очень хорошо отремонтированный и смотрелся просто замечательно – лепные карнизы, плоские белые пилястры по бокам подъезда.
Женщина замедлила шаги, и в этот момент дверь старинного особняка распахнулась, и на улицу вышел высокий худощавый мужчина в сером костюме.
Пожилая женщина очень хорошо владела собой и ничем не выдала своего удивления. А повод для удивления был, да еще какой!
Ведь она своими глазами видела его труп на шоссе возле Марселя!
Неужели она допустила ошибку? Неужели утратила свое мастерство? Или она столкнулась с какими-то могущественными, враждебными ей силами?
Она присмотрелась к мужчине в сером костюме и вздохнула с облегчением: конечно, это не он. Хотя, безусловно, есть сходство, но этот человек моложе Бориса Ланского, да и лицо его заметно отличается. Да и движения… в них нет спокойной уверенности Бориса, он какой-то нервный, дерганый…
Но это значит…
Это значит, что ей удивительно повезло.
Таких совпадений просто не бывает. Если этот человек выходит из дома, где жил Борис, и если он так на него похож – значит, это тот самый человек, которого она ищет. Тот человек, ради которого она снова прилетела в Петербург. Последний человек в ее списке.
Впрочем, это не просто везение. Она плела свою сеть долго и упорно, раскидывала ее по всему миру, прислушиваясь к тому, как дергаются неприметные ниточки, когда в них запутывается очередная муха. Она плела свою сеть с упорством и трудолюбием паука – и вот ее упорство вознаграждено.
Долгая, трудная работа подходит к концу.
Мужчина в сером костюме махнул рукой проезжающей машине, сел в нее и уехал.
Но пожилая женщина нисколько не расстроилась: раз уж он попал в поле ее зрения, то уже никуда не денется. Ей нужно только следить за этим домом – он непременно сюда вернется.
На этот раз я не допустила вчерашней ошибки и сразу после завтрака включила для Бонни телевизор. Пес улегся на ковре, внимательно уставившись на экран, а я отправилась запускать стиральную машину. Но едва я приступила к этому увлекательному занятию, как из гостиной донесся душераздирающий вой.
Я бросилась туда и увидела Бонни, который то катался по ковру, то вдруг неподвижно застывал, подняв морду, и испускал леденящие кровь завывания.
– Бонни! – воскликнула я в ужасе. – Что ты вытворяешь? Ты заболел?
Я подошла ближе, чтобы пощупать ему лоб, как ребенку, я понятия не имела, что нужно делать с больной собакой. Бонни отшатнулся, он даже рыкнул на меня грозно, потом снова завыл.
– Бонни! – строго сказала я. – Если это игра, то вспомни о соседях! Такие звуки не каждый выдержит…
Но пес никак не реагировал на мои слова, он только завывал все громче и все тоскливее.
Что с ним? Неужели он заразился бешенством? Тогда мои дела плохи! Он набросится на меня, покусает, и я тоже заболею… или у него случилось нервное расстройство от телевизионных новостей? Не зря же говорят, что много смотреть телевизор вредно…
Я машинально бросила взгляд на телевизионный экран… и застыла как громом пораженная.
На экране демонстрировали фотографии двух человек – мужчины и женщины. Причем если женщина была мне совершенно незнакома, то мужчину я сразу узнала, несмотря на плохое качество снимка.
Это был Борис Алексеевич Ланский, тот самый человек, который всего два дня назад в этой самой квартире инструктировал меня по поводу привычек Бонни.
