– Это не «этот» город. Это наш город. Может, вы любите Лондон и Париж. А мы любим Петербург.
Толпа качнулась, зашумела:
– Это Анжела… Это она…
Кто в Петербурге, кто по всей Руси великой не знает Анжелу, а вернее Катюшу Щукину? Ей было десять лет, когда она сыграла в многосерийном телефильме «Девочка с другой планеты». Тысячи восторженных писем, приглашения на съемки, элитная школа. Мало кто сомневался, что девочка вырастет в кинозвезду. Но вот Анжела закончила школу… Катя Щукина не стала актрисой! Прозаическая, но зато полная практической пользы профессия юриста оказалась для девочки – мечты интереснее ковровых дорожек Канн и автографов на обложках журналов. Нешумная свадьба, уютный дом, двое детей…
Анжелу забыли до поры до времени. А пора настала неожиданно, когда в сквере на перекрестке началось строительство тридцатидвухэтажного офиса Северного национального проекта.
Наверное, Екатерина Щукина все же могла бы стать великой актрисой. Так подумал каждый, когда под весенним холодным солнцем Петербурга над запруженным людьми перекрестка разнеслось знакомое:
– Ни страны ни погоста не хочу выбирать,
На Васильевский остров я приду умирать…
Строки, когда‑то бравшие за сердце, а потом ставшие банальной, избитой фразой, звучали сейчас как‑то особенно, без пафоса, и правдиво, как будто говорили больше, чем можно сказать в долгом, хорошо отрепетированном выступлении про недопустимость нарушения высотного регламента, или повышенную этажность во всех современных столицах:
– Здесь был кинотеатр… – говорила Анжела, девочка с другой планеты, – я сюда бегала кино смотреть, мечтала, что когда‑нибудь сама себя на экране увижу. Кино больше нет. А еще был сквер, я здесь впервые поцеловалась…
И душа неустанно, поспешая во тьму
Пробежит над мостами в Петроградском дыму…
Случилось неожиданное. К голосу Катюши Щукиной прибавился негромкий, мужской голос. Люди зачарованно слушали, только смутно понимая, что слова доносятся оттуда, откуда их никто не ждал, с крыльца под государственным флагом:
– И услышу я голос: «До свиданья, дружок!»…
– Принц? – растерянно спросила женщина с волосами цвета осени, опуская мегафон.
– Еще раз привет, Катюша, – сказал Принц, спрыгивая с крыльца, и пошел через толпу, которая, казалось бы, куда уж плотно стояла, а все‑таки расступилась перед ним. Принц словно бы не замечал этого, негромко говорил в милицейский мегафон:
– И увижу две жизни, в тишине за рекой,
К равнодушной отчизне прижимаясь щекой…
– Джентльмены, мы с одноклассницей давно не виделись. Вы извините великодушно, что мы немного погуляем по окрестностям. Вы тут побеседуйте пока без нас, хорошо?
– Тамарка убьет! – прошептал В. Т. Бондарь, обращаясь к бесстрастному адмиралу.
Адмирал стоял рядом и молча смотрел на людское море, на ровную линию расступившихся людей, подобно лунной дорожке. Смотрел, словно капитан «Титаника», увидавший айсберг по траверсу, но считающий, что танцы на палубе должны продолжаться во что бы то не стало.
Валерка заозирался и от сердца его немного отлегло. Он понял, что многоюродная сестра, предчувствуя неизбежное, осталась там, наверху, в особнячке. Сидит нога на ногу и телефоном играется. Тамарка убьет, но чуть позже.
Принц дошел до базальтового парапета и, протянув руку, помог однокласснице спуститься на мостовую. Передал рупор одной из стоявших в оцеплении милиционерш. И сказал уже просто, без усиления:
– Словно девочки – сестры из непрожитых лет…
Та всхлипнула и, глядя вслед уходящей паре, послушно договорила дрогнувшим голосом:
– Выбегая на остров, машут мальчику вслед.
* * *
Генерал – майор Хромов спустился по гулким ступенькам и предъявил пропуск на два лица в раскрытом виде. Молодой паренек в форме флотского мичмана внимательно и придирчиво, задрав голову, осмотрел Сергея Вихоря, потом молча козырнул.
Узкие двери лифта раздвинулись бесшумно, стенки в кабине были металлические и отполированые до зеркальности.
Генерал – майору за пятьдесят, но этот старый служака еще многим молодым сто очков вперед даст. Не быть мне генералом, подумал Вихорь. Я его в два раза моложе, на полторы головы выше, мне не грозит развод после серебряной свадьбы. Но все же я в отставке, а он нет.
– Лифт едет вниз, – сказал генерал – майор Хромов. – Весь центр нам моряки собрали и подарили, когда пару батарей стратегической артиллерии на Балтике упразднили по последнему договору. У них системы связи на высочайшем уровне, не нам, крысам портовым, чета. Видели в особняке фигуру в черном? Адмирал Дзюба, высочайшего образования и ума человек. Жаль, что неразговорчив.
– Питеру без моря не жизнь, – согласился Вихорь.
Ему еще дважды пришлось предъявить документы в длинном коридоре и у входа в сводчатый зал, где в секциях стены светились, или тускло отражали свет энергосберегающих ламп слепые глаза экранов. За столом никого не было, но валялись наушники, воткнутые в гнездо на панели под экранами.
– Разгильдяйство, – скорее удивился, чем возмутился Хромов. – Хорошо, что Дзюба не увидит.
Высокий милицейский чин подошел к секции, провел магнитной картой через узкую щель и, удовлетворенно кивнув, вдавил пару оранжевых, тугих кнопок под экранами.
– Итак, здесь весь город, куда дотянулись наши электронные глаза. Понятно, что каждый закоулок и каждый притон под наблюдение не возьмешь. Но, все же, теперь мало кому удастся незамеченным взять банк, или скинуть оружие после перестрелки в центре города. Какая точка вас интересует?
– Никакая, – спокойно сказал Вихорь. Деловито и внимательно он оглядывал диковинные оранжевые кнопки, выглядящие также допотопно надежными, как и пульт управления подводной лодкой. Что ж, водили мы и подводные лодки разберемся, подумал Сергей, – вот это что за кнопица? – спросил он, указывая на одну, где рельефно выдавлена была необычная пиктограмма: единичка поверх катушки, на которые мотают кинопленку… – цифровая запись?
– Верно, – растерявшись от того, как просто бывает разгадать военно – морскую тайнопись, подтвердил Хромов: – понятное дело, вести ее по всему городу невозможно. Но если кто воспользовался отсюда выходом на ту или иную камеру, изображение записывается…
– Включите воспроизведение на сегодня.
Черно – белая картинка вспыхнула сразу на нескольких экранах, но Вихоря заинтересовал лишь один из них. Перрон метро. Девушка в плаще читает газету. Подняла руку, опустила. Поезд еще не подошел. Ярко блестят две линии рельсов, убегая к маленькому, очень далекому темному кружку тоннеля.
– Отмотайте обратно.
Все больше недоумевая, генерал – майор стал крутить запись назад. Замелькал людской поток, который пятился по улицам, весело размахивая знаменами и обличительными транспарантами. Потом снова метро. Косоглазый милиционер проверяет документы у все той же девушки.
– Беременная, – заметил Хромов, и в лице его уже не было непонимания. А только злость.
– Паспорт, кажется, польский? – уточнил Вихорь, поставив воспроизведение на паузу и инстинктивно выгибая шею, словно хотел подсмотреть за угол экрана.
– Плевать, какой паспорт! – рявкнул Хромов: – Она беременная. И она на вот такенных каблуках! Мичман! Кто пользовался узлом спецсвязи с утра?
* * *
Тюремная камера напоминала сортир на каком‑нибудь заштатном полустанке – крашеные стены, кафельный пол и высоко в потолке окошко, чтобы подростки не подглядывали.
Гедгаудас Зиедонис сидел на нарах, скрестив ноги по – турецки, и смотрел на Принца и Екатерину Щукину глазами не столько злыми, сколько невидящими.
– Я буду говорить в присутствии адвоката.
– Я – адвокат, – сказала Щукина.
Зиедонис посмотрел на нее прозрачными водянистыми глазами и сказал с отчетливостью, выдающей желание казаться иностранцем.
– Я буду говорить лишь с адвокатом, понимающим латышский язык. Я имею на это право.
– Ты не убивал Прибалта, – сказал Принц: —. А мне нужно знать, кто его убил.
– Я, – едва слышно сказал Зиедонис. На виске у него дергалась светло – голубая жилка. Зубы торчали лопаточками, как у хомяка.
Когда‑то он был чемпионом Европы на юношеских соревнованиях по картингу. Потом армия. Потом водитель у Робертаса Юшкаускаса, особо ценимый за навыки скоростной езды по проселкам и городским дворам. Принц уже успел просмотреть уголовное дело, сейчас этот пухлый том листала Катя Щукина.
– Ты любишь риск, но не выносишь вида крови, – продолжал уверено Принц: – ты единственный из приближенных к Робертасу не носил оружия. Поэтому именно тебя выбрали, чтобы рассказать, как ты, сломя голову, бежал через засыпанный снегом двор. Прибалт палил по тебе из пистолета, но ты его все‑таки настиг и воткнул бутылочное горлышко жертве в подбородок. Но ты крови боишься, вот незадача‑то.
