– Дочери… две.
– Сколько лет?
– Восемь и полтора года.
– Приведите сюда, часто матери реагируют на детские слезы. Жестоко, конечно, показывать ребенку маму в таком состоянии, но все же рекомендую.
Я только вздохнула. Знал бы этот славный доктор, что случилось у Артамоновых!
– А мне можно зайти?
Врач поколебался, потом разрешил:
– Бахилы наденьте на ноги и шапочку.
Я послушно надела все, что положено, и вошла в палату. Вблизи зрелище оказалось еще более страшным. Сразу стало понятно – надеяться на то, что Лида что-нибудь скажет, не следует. В горле у несчастной торчала какая-то отвратительная на вид трубка.
Я взяла Лидочку за безвольно лежащую руку и с облегчением ощутила тепло и легкое, как крылья бабочки, трепетание пульса.
– Лидуля, – тихонько позвала я.
В палате стояла неприятная тишина, нарушаемая только попискиваньем и почавкиваньем разнообразных аппаратов.
– Ну почему, – почти закричала я, – почему такое должно было случиться именно с тобой! Ну кому это надо!
Не успел мой голос отскочить от стен палаты, как Лидуша медленно распахнула веки. Огромные бессмысленные глаза прошлись взглядом по моему лицу и, не сфокусировавшись, снова захлопнулись.
– Доктор, – заорала я, кидаясь к выходу, – кто-нибудь, скорей сюда!
На крик влетела пожилая медсестра и первым делом кинула взгляд на разноцветные лампочки и стрелочки. Строго спросила:
– Ну и что тут происходит?
– Она открыла глаза, – возбужденно сообщила я, не обращая внимания на ее недовольный тон, – вот только что смотрела на меня.
Медсестра не поверила:
– Вам показалось.
– Нет, абсолютно точно!
Женщина профессионально приветливо посоветовала мне:
– Идите-ка лучше домой, палата интенсивной терапии не место для слабонервных.
Сняв бахилы и шапочку, я направилась к выходу. Да, скорей всего медперсонал, автоматически ухаживая за Лидой, решил, что Артамоновой не долго осталось жить. Но я-то видела открытые глаза Лидуси. Поеду в самом деле домой, выпью кофейку, расслаблюсь и раскину мозгами в тишине и покое.
Подъехав к дому, я оторопела. Во дворе натянуты веревки, на них болтается невероятное количество наших пледов и одеял. С другой стороны вывешены ковры из гостиной, столовой и кабинета. Не понимая, что происходит, вошла в холл и чуть не упала на скользком полу. Посередине помещения мыльные лужи, а Маруся старательно возит тряпкой.
– Привет, мамуля! – Девочка поглядела на меня отсутствующим взглядом.
– Господи, – испугалась я, – ты что, заболела?
– Нет, – угасающим голосом ответила Манюня. – Устала, как раб на плантации.
– Что случилось-то?
Маруська отставила швабру и, понизив голос почти до нуля, горячо зашептала:
– У Зайки крыша поехала, совсем не соображает!
– Да что, в конце концов, происходит?
В холл влетела растрепанная Ольга с тряпкой в руках.
– Явилась, – грозно отметила она. – Ты хоть представляешь, в какой грязи мы живем с тех пор, как заболела Ирка! Кругом ужас и микробы!
Я уставилась на нее во все глаза. Честно говоря, я никогда особо за чистоту не боролась. Двухкомнатную «хрущобу» в Медведкове убирала раз в месяц. Да какой смысл вытирать каждый день пыль, если назавтра она опять лежит везде ровным слоем!
К тому же я близорука и не вижу сора на полу, а развешанные по стульям брюки, колготки и рубашки никогда меня не раздражали…
И, конечно, с появлением Ирки совсем перестала брать тряпку в руки, впрочем, и Зайка не слишком убивалась на ниве домашнего хозяйства.
– Надо навести чистоту, – заявила Ольга.
– Может, лучше нанять женщин, – робко предложила я, оглядывая грязные лужи на полу и пыхтевшую от усердия Машу.
– Ну что за барство! – возмутилась Ольга. – В стране кризис, нужно во всем экономить. Сами вымоем!
Я оглядела ее двухсотдолларовые брюки, простенькие туфельки от Гуччи… Да продав одни только баретки, можно нанять поломойку на целый год!
– Говорю же, у нее крыша поехала, – громко зашептала Маруся. – Недавно читала: при климаксе такое случается!
Я захохотала: у двадцатичетырехлетней Ольги климакс? Нет, тут дело в другом.
– Мы с Аркашей вычистим наши комнаты и кухню, Манюня гостевые спальни, кабинет, столовую, ну и холл! Тебе остается совсем чуть-чуть. Сразу начнешь?
– А где Кеша? – робко поинтересовалась я.
– Ковры во дворе выбивает!
– Зачем? Есть ведь пылесос!
– Ты совсем ничего не понимаешь! – всплеснула руками Ольга. – От пыли следует избавляться радикально, а пылесос только гоняет ее с места на место! Вот посмотри!
И она сунула мне в руки роскошно изданную книгу «Идеальное домашнее хозяйство». Я плюхнулась в кресло и принялась перелистывать глянцевые страницы. С ума сойти! Авторов подобных пособий следует убивать мучительной смертью. Книга требовала вполне серьезно – влажную уборку проводить каждый день, а перед тем как застелить кровать, перетряхивать на свежем воздухе белье. Унитаз, раковину и мойку на кухне чистить дважды в сутки. Особое место уделялось стирке и глажке. Дочитавшись до совета гладить носки с двух сторон, я с отвращением захлопнула фолиант и тут обнаружила на титульном листе крупный подзаголовок: «Лучший подарок молодой жене». Ну конечно, если хочешь видеть ее либо в гробу, либо в клинике для умалишенных!..
Не обращая внимания на Зайкины призывы немедленно хвататься за тряпки и ведра, я поднялась к себе и внимательно оглядела комнату. По-моему, здесь полный порядок. Ну лежит на тумбочке кожура от банана, подумаешь, беда, выкинем… И вообще, если чуть прикрыть шторы, и пыли никакой не заметно… Среди моих знакомых до сих пор я знала только одну психопатку, вылизывавшую квартиру до невероятного блеска, – Лиду Артамонову.
Я села на кровать и осторожно закурила – авось, постоянно борющиеся за чистоту воздуха некурящие родственники не унюхают ароматный дым. Завтра попробую разузнать как можно больше о Вере Подушкиной.
Около одиннадцати я уже бродила по гулким коридорам театрального института. В учебной части узнала, что Вера училась в 307-й группе. Я отыскала девятнадцатую аудиторию, попробовала сунуть туда голову, но прозвенел звонок. Группа юношей и девушек вышла в коридор. Я приблизилась к тощенькой, похожей на страусенка девице и спросила:
– Вера Подушкина из вашей группы?
– Ага, – подтвердила замухрышка, подводя тоненькие губы яркой помадой, – тут уже из милиции приходили, всех допрашивали.
– Иногда приходится обращаться к свидетелям не один раз, – туманно намекнула я на свою причастность к органам.
– Толку-то? – справедливо заметила девчонка, не отрываясь от текущего редактирования своей мордочки. – Я, например, про нее ничего не знаю, только на занятиях встречались. Мы ведь люди простые, из провинции, а она столичная штучка, все время подчеркивала, что не царское это дело с нами ручкаться…
– Так-таки ни с кем и не дружила?
– Почему? Вот с Лизой Костиной, Настей Мартиросян и Олегом Фадеевым очень даже зналась. Ну это понятно, у одной папа – секретарь Союза кинематографистов, у другой – известный актер, а у Олега вообще все близкие родственники народные да заслуженные, его и в институт, можно считать, без экзаменов приняли. Не то что нас – по два раза заваливали.
Лиза Костина отыскалась в библиотеке. Рыхловатая девушка с белесыми ресницами и бровями альбиноса. Ну что делать такой в театральном институте? Если не талантлива до зубовного скрежета.
– Вы близко дружили с Верой Подушкиной? – накинулась я на студентку.
Со всех сторон зашикали. Пришлось выйти в садик. Солнышко пригревало не по-сентябрьски жарко, и Лиза сняла курточку.
– Вы дружили с Подушкиной? – повторила я вопрос, мгновенным движением руки демонстрируя «удостоверение».
Лиза замялась.
– Не слишком.
– А если подробней?
Девушка вытащила пачку «Вог» и любезно предложила мне сигарету, помолчала немного и добавила:
– Нас в группе оказалось четверо москвичей – Настя, Олег, Вера и я. Остальные из провинции, причем поступали по нескольку раз, вот и не любят нас, мягко выражаясь. Уверены, что мы приняты по блату, что таланта нет… Ну, в общем, понимаете.
Я кивнула. Все, как обычно.
На первом курсе группа сразу разделилась на два лагеря, перебежчиков не принимали. За удачами и неудачами друг друга следили пристально, не гнушались порой сделать мелкую гадость. Когда зимой Оля Коростылева, необыкновенно красивая девочка из Вологды, к тому же с чудесным голосом, сдавала зачет по вокалу, Вера и Настя сели в первом ряду и, пользуясь тем, что комиссия расположилась в пятом, демонстративно сосали лимоны. Попробуйте хорошо спеть, если рот неправильно наполняется слюной. Оля не осталась в долгу: на премьере зачетного спектакля по танцу Насте в балетные туфли насыпала сахарного песку. Результат – стертые в кровь ноги и жирный «неуд» хромоногому лебедю. Потом кто-то из мальчишек затянул прозрачной пленкой унитаз в туалете, а Олег как раз пришел помочиться. Мокрый почти с головы до ног парень был вынужден ехать домой переодеваться, кличка Сыкун прилипла к нему намертво.
