Первое время Зоя просыпалась по ночам в ужасе, вздрагивая от каждого шороха. Ей казалось, что идут полицейские арестовывать самозванку. Но месяцы летели, никто не собирался обвинять мадам Д'Обиньон в подлоге. Через два года она заговорила по-французски, московская жизнь стала постепенно забываться.
Единственное, что омрачало ее счастливую жизнь, – отсутствие детей. Зоя старалась не вспоминать противную плаксу Лиду, дочь ненавистного алкоголика. Какое-то время в ее душе еще теплилась жалость, но со временем воспоминания угасли.
Лет через пятнадцать супруги смирились с отсутствием потомства, даже стали находить в этом свои положительные стороны. О брошенной девочке они никогда не заговаривали.
Потом внезапно заболел Серж. Сначала легкая простуда, потом бронхит, следом воспаление легких… Кашель душил мужчину, и, когда наконец поставили диагноз – рак, меры принимать оказалось поздно, метастазы расползлись по всему телу.
Зоя преданно ухаживала за мужем несколько лет, Серж тоже старался не падать духом. Было испробовано все – облучение, операция, химиотерапия. Несколько лет господин Д'Обиньон мужественно боролся с болезнью, но в конце концов настал момент, когда он слег и стало понятно: конец его близок.
Как многие чувствующие приближение смерти, атеист Серж стал думать о душе, о боге. Частыми гостями в уютной квартире стали священники. В конце мая Серж исповедался и после ухода священнослужителя позвал жену.
– Мне осталось жить несколько часов, – сказал он, когда на пороге появилась Зоя.
Та замахала руками, заплакала, но супруг остановил ее:
– Право, дорогая, не стоит так печалиться. Наша земная жизнь – всего лишь краткий путь к могиле. Ты останешься одна. Я позаботился о деньгах, все вложено в ценные бумаги, естественно – ты единственная наследница капитала и квартиры. Обратись после моей кончины в Марсель, к мэтру Роже Кассису. Еще мои родители пользовались услугами его отца. В честности этого семейства я уверен. Но выполни одну, последнюю просьбу. Найди в России свою брошенную дочь. Сейчас она уже взрослая женщина. Попробуй связаться с ней и поддержать. Но будь осторожна, не открывайся. Наш брак с тобой может быть признан недействительным, если кто-то узнает о тебе всю правду.
– Стоит ли искать девушку? – засомневалась Зоя. – Ведь я ее совсем не знаю. Не знаю, что она за человек.
Серж попытался, как всегда, улыбнуться жене.
– У нас не было детей по никому не ясной причине. Помнишь, как удивлялся доктор Жанвиль, он не мог понять, в чем дело. В конце концов он объяснил это так: «С точки зрения медицины все в полном порядке, наверное, господь решил вас таким образом за что-то наказать».
Серж с Зоей тогда легкомысленно отнеслись к подобному утверждению. Но сейчас умирающий был твердо уверен – бог наказал их за брошенную девочку.
– Искупи нашу вину, – попросил он супругу, – отыщи свою дочь, вдруг она нуждается, у нас немалые деньги, пусть лучше достанутся ей, чем государству. Поклянись, что выполнишь мое желание.
Отказывать умирающему в последней просьбе не принято. И Зоя подняла вверх правую руку, но Серж остановил ее:
– На Библии, на Священной книге.
И она торжественно поклялась на Библии. К утру господина Д'Обиньона не стало.
Зоя осталась одна. Хорошо обеспеченная, ни в чем не нуждающаяся, но одна. Рухнул привычный уклад жизни – не для кого готовить теперь еду, не с кем гулять в парке… Иногда женщина, забывшись, вскакивала утром с кровати и неслась на кухню. На пороге вспоминала – Сержа нет и варить кофе не нужно.
Зоя любила мужа, но всерьез не собиралась выполнять данную ему клятву. К неизвестной ей женщине она не испытывала материнских чувств. К тому же Лида скорей всего замужем. А вдруг алкоголик Виктор еще жив и потребует сбежавшую супругу к ответу?
Через пять лет Зоя заболела. По странному совпадению на нее набросилась болезнь Сержа – рак легких. Теперь уже облучение, операции и химию пришлось переносить самой. Однажды женщине приснился сон. Покойный муж в белом хитоне укоризненно качал головой и грозил ей пальцем. Больная проснулась с криком. Таким сердитым она при жизни никогда Сержа не видела. Но это, как оказалось, только начало. Муж стал являться каждую ночь и пугать Зою. Измученная мадам Д'Обиньон перестала спать. В конце концов она обратилась к священнику, исповеднику Сержа, справедливо полагая, что муж рассказал тому перед смертью все. Пожилой священнослужитель молча выслушал Зою и сказал:
– Большой грех нарушать клятвы, данные человеку на его смертном одре. Муж напоминает вам о невыполненном долге.
Помаявшись еще с недельку, Зоя отправилась в агентство «Пинкертон» и наняла детективов. Она решила узнать о девочке Лиде Артамоновой все.
Шел 1997 год. Берлинская стена давно пала, «холодная война» закончилась, и агенты «Пинкертона» могли без особых трудностей выехать в Москву. Пары недель хватило профессионалам, чтобы выяснить всю подноготную.
Зоя читала и перечитывала подробный отчет, снабженный фотографиями, несколько раз принималась плакать. Оказывается, ее побег лишил ребенка детства. Виктор не бросил пить и спустя буквально месяц после таинственного исчезновения жены попытался ограбить продовольственный магазин. Наверное, полез за горячительным.
Его судили, и из тюрьмы мужик не вышел, отравился самодельной водкой, которую зэки пытались гнать из перебродившего черного хлеба.
Лидочку сначала пригрела старшая сестра Виктора, но у нее самой по лавкам сидело семеро голодных ртов, а супруг каждый вечер приползал на бровях. Женщина отыскала дальних родственников и, сообщив им про большую московскую квартиру, сплавила девочку «бабушке».
Зоя судорожно рыдала, узнав о том, как росла, училась и выбивалась в люди дочь. Сердобольные соседи и проявившие неожиданное благородство родственники не рассказали Лиде правду о непутевых родителях. И хотя все знали, что мать сбежала незнамо куда от «хорошей» жизни, а отец сгинул в тюрьме, Лидочке сообщили, что папа и мама погибли в катастрофе. Самое удивительное, что даже под горячую руку никто не проговорился, и девочка пребывала в уверенности, что родители похоронены где-то на краю света.
Узнав все о дочери, Зоя тем не менее побоялась встречаться с Лидой. Да уже и не могла – здоровье не позволяло. Единственное, что она решилась сделать, – оформить завещание и написать объясняющее все письмо. Послание было надежно спрятано у верной подруги. Зоя была уверена, что честная мадам Фош никогда не полезет в конверт, к тому же документ написан по-русски.
На обратной дороге в самолете я даже рискнула выпить коньяку. Что «Эр Франс», что Аэрофлот – всегда подают пассажирам какое-то пойло, полагая, что бедным людям негде взять другие напитки. Но следовало привести нервы в порядок, и я опрокинула рюмку.
Ай да Зоя! Интересно, смогла бы я решиться на подобный поступок? Вот так сразу, не раздумывая, почти голой, уйти из дома с незнакомым мужчиной? Наверное, все же нет. Скорее всего в голову полезли бы дурацкие мысли: а вдруг врет? Вдруг маньяк-убийца? Сейчас завезет в лес и… А Зоя побежала, ни о чем не думая, и выиграла. Во всяком случае, жизнь ее прошла в полном удовольствии, и муки совести ее не тревожили. Лишь в конце своей жизни решила наградить Лиду. Да и то только потому, что детей больше не было. Неизвестно, как все сложилось бы, родись у нее парочка ребятишек от Сержа.
Она даже побоялась съездить в Россию, чтобы повидаться с единственным ребенком, настолько страшилась потерять приобретенное благополучие и душевный комфорт… Нет, Зоя не вызывала у меня добрых чувств. Скорей легкое непонимание… К тому же баба оказалась неумной. Придумала дурацкий вопросник, но забыла предупредить подругу, что Лида Артамонова не владеет французским… Да и внешне, честно говоря, мы не слишком похожи. Правда, если опираться только на словесное описание, то мы обе субтильные блондинки с голубыми глазами. Но ведь «Пинкертон» присылал Зое фотографии. Почему не оставила хотя бы одну подруге? Непостижимо.
Но больше всего меня занимал сейчас не моральный облик мадам Д'Обиньон-Артамоновой и не ее умственные способности, а все, что связано с наследством.
Просто не могу поверить, что Лида знала о больших деньгах, а три миллиона франков – это примерно пятьсот тысяч долларов – и не рассказала об этом мужу. Да, она обожает Андрюшку до беспамятства и готова ради его благополучия пожертвовать и наследством девочек. Это вполне укладывается в структуру ее личности – отказать все муженьку. В конце концов, дочки служили только той веревкой, которая должна была покрепче привязать Андрея к Лиде. И ему она бы первому сообщила о богатстве. Однако, судя по обалделому виду Артамонова, он ничего не знал…
Дикое, невероятное предположение пришло мне в голову. Что, если кто-то, пока неизвестно как, узнал о наследстве? Перехватил первое послание мэтра Кассиса, потом отправил от имени Лиды завещание… Значит, этот кто-то вхож в дом Артамоновых, к тому же абсолютно уверен, что, получив деньги, Андрюша поделится с ним… И что из этого следует?
