После этого девушка потеряла сознание, и Старыгин потащил ее на себе. Их подобрали двое каких-то мрачных типов на старом фургоне, Старыгин понятия не имеет, кто они такие. Они довезли его с девушкой, которой в машине стало совсем плохо, до ворот больницы, и уехали. Номер фургона он, разумеется, не запомнил.
Старыгин перевел дух и посмотрел доктору в лицо. Он руководствовался старым и добрым правилом: если хочешь, чтобы твоя ложь выглядела правдоподобной, ври как можно меньше. Однако доктор, похоже, не слишком поверил его истории: в самой правдивой ее части было много неправдоподобного, взять хотя бы параплан.
– Насколько я знаю, – врач глядел на русского с недоверием, – в замке Пиномуго давно уже никто не живет. Замок в плохом состоянии, откровенно говоря, там остались одни развалины.
Старыгин хотел было раздраженно живописать, кто живет в замке и чем именно эти люди там занимаются под самым носом у полиции, но вовремя спохватился, что тогда его версия событий затрещит по всем швам. Он молча развел руками и добавил, что, когда девушка очнется, она сама расскажет, что с ней произошло.
– Я сообщу в полицию, – строго сказал врач, – сеньор должен подождать здесь.
Старыгин понуро кивнул. Врач ушел, но в холл вышел плечистый санитар, которому, надо думать, велели приглядывать за странным человеком, явившимся в больницу без машины, с девушкой на руках. На первый взгляд, у девушки нет никаких повреждений, однако она в коме, и что послужило тому причиной – неизвестно. А странный русский бормочет о каком-то похищении и вообще, слишком уж беспокоится о девушке, которую, по его же собственным словам, он видит первый раз в жизни.
Дмитрий присел на скамью и закрыл лицо руками. Мало-помалу холл опустел, даже санитар куда-то удалился. Только старик в синей форме уборщика мерно шаркал метлой. Под этот звук Старыгин провалился в странный сон. С одной стороны, он ощущал себя сидящим на жесткой скамье в холле больницы, с другой – бежал по темным коридорам, лез на крутые скалы, с трудом пробирался по узкому карнизу над пропастью. Его преследовали, и он стремился догнать кого-то и спасти, спасти самое дорогое…
– Сеньор! – проник в его сон скрипучий старческий голос. – Сеньор, проснитесь!
Старыгин очнулся, резко вскочил и выронил свой рюкзак. Тот свалился на пол и раскрылся.
– Простите, – старик наклонился, чтобы поднять сумку, и вытащил книгу. – О-о-о, – в изумлении протянул он, – какая старая книга…
Что-то удержало Старыгина от немедленного требования вернуть ему книгу. Старик между тем благоговейно развернул книгу и сказал несколько слов на незнакомом языке.
– Вы… вы читаете по-арабски? – удивился Старыгин.
Впрочем, вопрос этот был неуместным. Приглядевшись к старому уборщику, Дмитрий Алексеевич понял, что старик – несомненно, человек арабского происхождения, выходец из Алжира или Марокко. Смуглая кожа, изрезанная глубокими морщинами, яркие темные миндалевидные глаза, курчавые седые волосы…
Старик сел рядом на скамью и принялся переводить с листа. Книга была без начала, старый уборщик начал читать с того же места, что читали до него, однако текст вновь оказался совсем не такой, как прежде. Впрочем, после всего того, что случилось в замке тамплиеров, Старыгин уже ничему не удивлялся.
Как и прежде, текст начинался прямо с середины фразы:
«…многих невольников и богатую добычу. В это время появились четверо воинов, которые несли на красном плаще безжизненное тело. Увидев это, хан вскочил со своего возвышения, бросился навстречу и вскричал, подняв руки к небу:
– О, за что?! За что Небо поразило моего дорогого брата? Лучше бы погиб я! Брат мой, Карыз, ты был еще так молод! Ты не изведал еще многих радостей жизни, ты не оставил сына мне в утешение! О, чем я прогневил Небо?
Воскликнув так, хан повернулся к воинам и спросил их, гневно сверкая очами:
– Почему вы не защитили моего брата? Почему не погибли вместо него? Почему не встретили своей грудью предназначенную ему стрелу или направленное в его сердце копье? Разве не знаете вы, каков первый долг воина?
Воины упали на колени, прикоснувшись лбом к земле. Затем один, старший над ними, приподнял лицо и произнес:
– Дозволь молвить, великий хан!
– Говори! – ответил хан, топнув ногой. – И моли бога, чтобы слова твои были правдивы и убедительны!
– Если бы в твоего брата летела стрела – мы встретили бы ее грудью. Если бы в него целилось копье – мы отвели бы его руками. Если бы ему угрожал меч – мы были бы щитом для него. Но твой брат пал жертвой колдовства, а против колдовства бессилен человек.
– Колдовства? – переспросил хан. – О чем ты говоришь, несчастный?
– Мы схватили несколько торчинов, среди них была дева удивительной красоты. Твой брат пожелал взять ее себе, он подошел к ней и заговорил. Но эта пленная дева не отвечала ему и прятала свое лицо, а когда твой брат захотел увидеть его и откинул ее покрывало – она взмахнула рукой и коснулась его лица. И тотчас твой брат упал на землю и забился в судорогах, а потом затих, как мертвый…
– Как мертвый? – переспросил хан. – Так, может быть, его еще можно вернуть к жизни? А где же та пленная дева, виновная в случившемся несчастье?
– Прости нас, великий хан! Когда твой брат упал бездыханным, один из воинов схватил меч и в гневе пронзил торчинскую деву. Она умерла на месте.
– Несчастные! Может быть, та дева знала секрет колдовства и могла вернуть брата к жизни…
Хан минуту молчал, взирая на своего бездыханного брата, а потом хлопнул в ладони и громко крикнул:
– Привести ко мне старого Кумала!
Один из воинов убежал и вскоре вернулся, ведя древнего старца с длинной седой бородой. Хан взглянул на него и проговорил, сверкая очами:
– О Кумал! Моего брата поразило неведомое колдовство. Коварная торчинская дева навела на него страшную порчу, и теперь он лежит, как мертвый. Ты мудр, ты долго живешь на свете и знаешь многие тайны. Сделай что-нибудь, чтобы вернуть моего брата к жизни, и я одарю тебя великими дарами…
Старец низко склонился перед ханом и отвечал:
– Великий хан, ты отошел от веры своих предков, поклоняешься чужому богу по имени Христос. Почему же ты не зовешь служителей этого нового бога, чтобы они вернули к жизни твоего брата? Почему ты позвал меня?
– Мой брат пал жертвой черного колдовства, и ты, слуга Черной Веры, больше знаешь о нем. Потому я и прошу тебя, Кумал! Помоги моему брату, и ты не пожалеешь…
Хан топнул ногой и прибавил:
– Если же не поможешь – умрешь лютой смертью!
– Я долго жил на земле, великий хан, и жизнь мне наскучила, – ответил старец. – Так что смерть мне не страшна. И никакие дары мне не нужны, ибо мудрый не дорожит ни златом, ни дорогими каменьями, ни многочисленными стадами. Но я постараюсь помочь твоему брату, если он еще не в мире мертвых, потому что в борьбе жизни со смертью мудрый должен держать руку жизни.
Старец подошел к безжизненному телу и опустился перед ним на колени. Он что-то зашептал и дотронулся пальцами до лица ханского брата и до жилы на его шее.
И тут брат хана затрясся, как в падучей, и замахал руками, и открыл глаза. Хан подступил к нему и хотел заговорить, но его брат снова упал бездыханным.
Старец склонился над ним еще ниже и некоторое время молчал, оглядывая и касаясь его лица руками, а потом распрямился, держа в правой руке колючку, подобную колючке саксаула, и сказал:
– Это не колдовство, мой повелитель! Торчинская дева поразила твоего брата ядом дерева кара-мече, произрастающего в пустыне Тар. От этого яда человек замирает, как мертвый, но иногда вдруг его охватывают жестокие судороги, и глаза его становятся розовыми, как цвет граната, а кожа делается прозрачной, как камень нур, что находят в пещерах далекой Индии, и сквозь нее видны все пути жизни и линии существа. И твой брат сейчас на наших глазах сотрясался в судорогах, и глаза его открылись, и белки их сделались розовыми, и кожа его стала прозрачной, так что я видел сквозь нее всю его суть и саму живую душу. И вот шип, смоченный ядом черного дерева кара-мече…
– Я слышал твои слова, старик! – перебил его хан. – Но я не понял главного: сможешь ли ты победить колдовство торчинки и вернуть моего брата к жизни?
– Ты нетерпелив, хан, как все молодые. Ты слушаешь – но не слышишь. Я видел сквозь кожу душу твоего брата, и она живая, значит, он еще в мире живых, а не в загробной степи. Но тот, кого поразил яд черного дерева, подвешен между двумя мирами, и он пребудет между ними, пока не сменится на небе новая луна, а затем мертвые заберут его в свой мир, если до той поры не найти противоядие…
