«Понятно, у человека горе, — подумал про себя Гранкин, — но переживает он его как-то странно, неправильно переживает. Того и гляди, жонглировать начнёт. Нервничает он, а не переживает», — вдруг нашёл Виталя правильное определение.
— Знаете, у вас отвратительный чай, — пожаловался Гранкин. — У меня в ветеринарном кабинете и то есть керамический чайничек, хорошая заварка, сливки и сахар.
— В каком, простите, кабинете?.. — Крылов выронил степлер и уставился в упор на Гранкина. Это можно было бы назвать победой номер два, если бы Виталя знал, что ответить.
— Шутка, — улыбнулся Виталя. — Я о том, что в зверинце и то лучше чай подают.
— Не понимаю, чего вы от меня хотите. Я с вами только потому разговариваю, что вас Эльза наняла. Если бабе с деньгами что-нибудь втемяшится в голову… Зря вы в это дело ввязались, пустое оно. Ада напилась и сломала шею. Других вариантов нет.
— Вы в какой гостинице остановились?
— Ах, вы и это знаете? — Крылов схватил со стола карандаш и начал вертеть его. — В «Северной». Мне очень тяжело находиться дома одному. Если бы вы потеряли жену, вы могли бы меня понять. Я думаю, время пройдёт, боль потихоньку утихнет, но пока мне легче в гостинице.
Гранкину вдруг стало стыдно.
Разве можно расстреливать человека вопросами, когда у него такая трагедия? Впрочем, ради Галки и Сашки не то ещё можно.
— Вы были вчера дома, в коттедже?
— Дома? Да… был. А что?
— И… там всё нормально?!
— Да на что вы опять намекаете?!!
— Я не намекаю, я спрашиваю.
— Нет, вы намекаете, намекаете! — Крылов сломал карандаш и бросил его на пыльный ковролин, в компанию к степлеру и машинке. — У меня всё нормально дома, нор-маль-но! Если не брать во внимание, что на прошлой неделе у меня погибла жена и мне больно, больно и больно! А вы мучаете, разрываете моё сердце своими вопросами! — Он сел в кресло и бросил голову на руки так отчаянно, что пряди волос упали на его длинные пальцы. Не было в мире жеста, более красноречиво говорящего о внутренней боли.
Виталя почувствовал себя полной сволочью.
— Странно, — пробормотал он, — странно, странно. А вот у Эльзы Львовны кто-то в доме устроил обыск, причём, только в её личных комнатах. И знаете, кто-то соорудил такую конструкцию над дверью, что когда она открылась, то сверху упала тяжеленная балка. Эльзу спасло чудо — у неё зазвонил телефон, и она задержалась на пороге. До этого тоже были покушения. Поймите, это серьёзно! — Виталя встал и начал ходить по комнате — от лимонного деревца к окну и обратно. Он залпом допил дрянной чай, и поставил стаканчик на стол.
— Эльза — богатая дура, — забубнил в руки Крылов, — её муж — ворюга и бандюган. Неужели вы думаете, что не найдётся желающих свести с ними счёты? Но при чём тут я и моя Ада?! — Крылов поднял голову, в его глазах стояли настоящие слёзы. — Найдите в себе мужество и здравый смысл, — обратился он к Гранкину, — откажитесь от этого дела, не ворошите чужое бельё. Хотя, наверное, вам Эльза пообещала хорошие деньги, и вы носом землю будете рыть…
— Буду, — перебил его Гранкин. — Ответьте на последний вопрос. Среди вашего окружения, или окружения вашей жены, были люди по имени Анель и Геральд?
— Что?!! — заорал Крылов и вскочил. — Кто?!!
Дверь открылась и в кабинет шагнула девица, которая приносила чай. Она была рыхлая, бледная, совсем неинтересная девица. Не такими представлял себе Виталя девушек, работающих в рекламных агентствах.
— Андрей Андреич, — меланхолично произнесла она, — там макет утвердить надо.
— Вон! — заорал Крылов, и было непонятно, кого он имеет в виду: Гранкина или девушку.
Девицу нисколько не удивил гнев директора, она тихо и равнодушно исчезла, затворив за собой дверь.
— Откуда вы выкопали эти дурацкие имена? — почему-то шёпотом спросил Андрей Андреевич, схватил со стола пустой пластиковый стакан и с шумом раздавил его в кулаке.
— Так знаете или нет? — растерялся Виталя.
— Нет!
— Ну, может быть, вы знаете банкира Анкилова?
— Нет!
— Может, хотя бы толстого Павлика? Или на худой конец слышали что-нибудь про пакостника кота Филимона?
— Где вы этого нахватались? Где?! Чёрт! Говорите! При чём тут я? При чём тут Ада? — Он пошёл на Виталю, он смотрел ему прямо в глаза, и Гранкин понял, что сейчас его будут бить.
— У вас замечательный чай, спасибо, я, пожалуй, пойду, — Гранкин попятился и спиной натолкнулся на лимонное деревце. Он взял и зачем-то содрал с него пару ярких, жёлтых лимонов, пробормотав: — С вашего позволения! У меня друг изумительное вино гонит из одуванчиков, но кроме одуванчиков, там до фига всего нужно, в том числе и лимоны. — Виталя вдруг ощутил, что лимоны в его руке не настоящие, а пластмассовые, и деревце в кадке тоже не настоящее — из картона и ткани.
Виталя сунул фальшивые лимоны в карман и выскочил из кабинета.
Гранкин сидел в машине и, перекатывая в руке пластмассовые лимоны на манер китайских шариков, слушал в телефоне диктофонную запись своего разговора с Крыловым. Он прослушивал запись уже второй раз, и второй раз убеждался — Крылов не просто тяжело переживает смерть жены, он ещё и сильно нервничает.
Почему он молчит о разгроме, который обнаружил у себя дома?! Вывод один — боится. А раз боится, значит, что-то знает.
Что знает?!
Вопрос на миллион долларов.
Конечно, Виталя не стал ловить Крылова на лжи. Во-первых, как объяснить своё проникновение в коттедж? Во-вторых, если человек чего-то говорить не хочет, заставить его могут только исключительной убедительности аргументы. Таких аргументов у Гранкина не было.
Впрочем, время Виталя потратил не зря. Теперь он точно знает, что Андрей Андреевич что-то скрывает, чего-то боится, а главное, что имена Анель и Геральд наводят на него ужас и панику.
«Откуда вы выкопали эти дурацкие имена? При чём тут я? При чём тут Ада?» — орал Крылов, и было абсолютно ясно, что причём.
Определенно, Андрей Андреевич что-то знает.
Виталя заметил, как из подвальчика под вывеской «Стар» вынырнула девица — та самая, блёклая и неповоротливая, которая приносила чай. Гранкин выскочил из машины, нагнал в два прыжка девицу и схватил её за руку.
— Ой, — вяло испугалась девица и попыталась отнять свою руку.
— Только, пожалуйста, не пугайтесь, — попросил её Гранкин. — Если вы ответите мне на пару вопросов, я, пожалуй, заплачу вам тысячу рублей.
— Три, — девушка отняла свою руку и попыталась рассмотреть на ней следы насилия. К великому ужасу Гранкина, красные пятна на запястье девицы действительно проступили. — Хорошо, три, — мгновенно согласился он, — хотя на три у меня и вопросов-то нет! Пойдёмте в мой лимузин, — Виталя указал на Проходимца, припаркованного у торца здания.
— Вы из милиции? — задала глупый вопрос девушка, забираясь в высокую расписную кабину.
— Ага, — развеселился Гранкин, — у нас в ментовке мода сейчас такая пошла, на лапу гражданам деньги давать. Да и машина у меня самая что ни на есть ментовская! — Гранкин указал на огромных розовых бабочек, но девушка никак не отреагировала на его шутки.
В салоне Виталя выдал причитающуюся ей сумму и спросил:
— А почему вы решили, что я из милиции? Что, ваш директор натворил что-то такое, что появление органов в вашей конторе так неизбежно?
— Может быть, мне придётся искать новую работу, — вздохнула девушка, но ладно, скажу. Всё равно я здесь такие копейки получаю… Рекламное агентство, это только вывеска. По профилю мы работаем мало. В подвале стоит старый печатный станок «Ромайор» и находится допотопная студия звукозаписи. Основная деятельность нашей конторы состоит в изготовлении и сбыте контрафактной продукции — дисков и кассет с популярной музыкой. Вот, собственно, и всё. Я отработала деньги?
— Да-а-а! — протянул Гранкин. — Значит, агентство такое же фальшивое, как и лимоны. Но меня интересует не это. Вас, кажется, Лена зовут?
— Нет, Катя. Просто у Крылова никто долго не держится, и он запутался в именах своих вечно меняющихся сотрудников. Проблему он решил просто: всех девочек зовёт Ленусями, а мальчиков Димычами. И все откликаются.
— Да-а-а, — снова искренне удивился Виталя, — да-а-а…
— Я свободна? — Девица попыталась выскользнуть из машины.
— Нет! Я вовсе не это хотел узнать!
— Да? А что же может быть интереснее этого?
— Вы знаете, что жена Крылова погибла?
— Об этом все знают. Несчастный случай. Андрей Андреевич очень горюет. Говорят, даже перебрался в гостиницу, чтобы ничего не напоминало ему о трагедии, только…
— Что?
— Не верит ему никто.
— Не верят, что очень горюет?
— Что в гостиницу переехал. К любовнице он подался.
— У него есть любовница?
— А вы на него посмотрите. Глаза с поволокой, хлыщ хлыщом, тьфу…! Разве такой упустит случай развеяться на стороне?
