Парень замялся:
– Говорит… вообще-то, но я не слышал.
– Так. А вот эти… златолицые – кто они такие?
Надежда встрепенулась – ого, тете Васе удалось выяснить кое-что про златолицых! Слышала она какие-то рассказы, передающиеся из уст в уста шепотом, но не верила – кто ж этому поверит? В средствах массовой информации о златолицых не было сказано ни слова, но все упорно твердили об ужесточившихся бандитских разборках и о переделе сфер влияния.
– Жрец говорит, что в них вселяются духи древних воинов и что направляет их сама Богиня, поэтому они непобедимы, – запинаясь, произнес Шоша. – Это правда, все, кто их увидит, просто каменеют от ужаса, и пули их не берут.
– Расскажи подробнее, как они выглядят.
– Ну, белые такие одежды, маски золотые на лицах, а бороды – рыжие, почти красные, колечками…
– Хм, если я скажу тебе, что древние ассирийцы красили бороды хной – но не все, а только самые знатные, а воины вообще никогда так не делали, – как ты отреагируешь?
– Никак, – Шоша еще больше насупился.
– А если я скажу тебе, что никто и никогда не носил в Ассирии золотых масок? – все приставала к парню тетя Вася.
Молчание было ей ответом.
– Что у тебя за пентаграмма вытатуирована вот тут? – указала тетя Вася на его руку. – Я знаю, что она появилась недавно.
– Это знак, которым украшали себя все поклонники львиноголовой Ламашту! – с вызовом ответил Шоша.
– Ну а если я скажу тебе, что у древних ассирийцев никогда не было культа львиноголовой Ламашту? И что этот знак вовсе не отмечает поклонников богини, это просто клеймо, которым помечали пленных рабов, как метят скот и в наши времена?
– Что?! – закричал Шоша.
Тетя Вася тут же сунула ему под нос старинную табличку.
– Оттиск ассирийской печати! Клеймение рабов.
Надежда вытянула шею и заглянула через ее плечо. Действительно, голый мужчина стоял на коленях, его держали два стражника с копьями, а третий подносил к плечу несчастного клеймо. И внизу был нарисован точно такой же знак, какой был на руке у Шоши.
– Сдается мне, что этот Жрец вешает вам всем на уши длинную лапшу, – проговорила Надежда.
Шоша поглядел на Надю зверем, а тетя Вася дернула ее за рукав – не мешай, мол, мы сами разберемся.
– Ты вот что, Шоша, – мягко начала она, – ты спроси-ка у него по-ассирийски – для чего нужно так много убийств?
– Чтобы искоренить зло! – ответил Шоша.
– Так пусть он и объяснит все это на вашем родном языке.
Не ответив ей, Шоша вышел из будки и побрел прочь.
– Ох, что-то у меня на сердце тяжело! – вздохнула Галия.
– Ты что, Кривой, веришь во всю эту брехню? – Али-Баба, правая рука авторитета, засмеялся коротким деланым смехом. – Это же сказки для мальцов! Пацаны передают какую-то фигню, будто Толстого и Монгола с Шубой призраки замочили, но кто же в это поверит!
– А кто же их тогда замочил? – с сомнением в голосе спросил Кривой – костлявый одноглазый тип в отлично сшитом английском костюме, не скрывавшем его уголовных повадок.
Откинувшись на заднее сиденье полноприводного «Лексуса», он вытянул из пачки «Парламента» сигарету, и Али-Баба услужливо щелкнул зажигалкой.
– Если по делу разбираться, их только мы и могли замочить, больше некому. Но мы-то с тобой знаем, что к этому делу наши люди непричастны!
– Неужто гастролеры какие-нибудь работают? – Али-Баба задумчиво выглянул в окно.
«Лексус» проезжал мимо гостиницы «Санкт-Петербург», приближаясь к Литейному мосту.
– На фига это гастролерам? – Кривой выпустил изо рта облачко дыма. – Хлопот уйма, а навара – никакого. Нет, таких людей только здешний кто-то может убирать, чтобы территории переделить.
– Может, кто-то новый к власти рвется? – предположил Али-Баба.
Кривой покачал головой:
– Новому так с ходу город под себя не подмять, тем более что он не стал бы сразу всех подряд крошить. Наехал бы на кого-то одного, а с остальными договорился бы… Если по уму, он должен был уже давно ко мне подъехать. Еще до того, как Толстого пришил. А он молчит! – Кривой зло рубанул по сиденью рукой и продолжил: – Мне это непонятно! А что непонятно – то опасно! Казалось бы, радоваться надо – конкурентов моих убрали, дорогу расчистили, – а у меня кошки на душе скребут. Так и чувствую, что мне в спину прицел направлен!
– Да брось, Кривой! – Али-Баба махнул рукой. – Мы все время начеку, охрана у нас хорошая…
– А у Монгола что – плохая охрана была? У Толстого плохая охрана? Ты дурака-то из себя не строй! Не расслабляйся!
– Видишь, Кривой, пока нам от этих смертей одна выгода – Киргиз с нами связался, предлагает свой товар, а так бы Толстому отдал, он всегда только с Толстым работал…
– Ох, не нравится мне это! – Кривой загасил недокуренную сигарету. – Не из-за Киргиза ли вся эта махаловка затеялась? Он такую большую партию привез, какой никогда раньше не бывало, тут такие бабки сумасшедшие светят, что из-за них могли весь город на ножи поставить, кровью улицы залить…
«Лексус» свернул к Литейному мосту и начал притормаживать: впереди стояли два гибэдэдэшника с мотоциклом и жестами приказывали им остановиться.
Кривой резко пригнулся и крикнул водителю:
– Не останавливайся, мать твою! Гони мимо! Это засада! Как пить дать, засада!
Водитель послушно прибавил газу, переключил скорость, и, вильнув мимо постовых, машина вылетела на мост. Патрульные вскочили на мотоцикл и рванули следом.
«Лексус», рыча мощным мотором, мчался по мосту, обходя неторопливо ехавшие в одном с ним направлении машины. Кривой так и сидел, согнувшись, хотя никто пока и не думал стрелять по ним, не говоря уже о том, что машина и изнутри была бронированной.
Али-Баба сидел, насмешливо поглядывая на босса: слаб стал Кривой, всего боится! Всюду ему опасности мерещатся! Скоро братва на него начнет косо посматривать – кому же охота труса над собой видеть? А там, глядишь, и его час настанет, и Али-Баба в большие люди выбьется! Главное сейчас – в деле с Киргизом не облажаться! Большое дело, большие деньги – это Кривой правильно сказал. Сейчас Киргиз ждет их, и, если они договорятся, – вся партия дури пройдет через их руки…
Али-Баба оглянулся. Мотоцикл патруля поотстал, но все еще висел у них на хвосте. Если бы это была засада – не посмели бы они так нагло держаться, сразу отвалили бы. А раз так упорно висят – значит, это настоящая ДПС. Свяжутся со своими по рации, перехватят их… конечно, ничего серьезного не будет, откупиться всегда можно, это запросто, но задержать их могут надолго, а Киргиз уже ждет…
«Лексус» мчался уже по Литейному проспекту, мелкие лохи шарахались от него на своих «Жигулях» и «Фордах», как рыбья мелочь от акулы, и вдруг из-за угла, нарушая все правила движения, вывернул по встречной полосе красный «фордовский» микроавтобус и попер на «Лексус» прямо в лоб.
Нервы у водителя не выдержали, он крутанул руль, одновременно до упора вдавив педаль тормоза. «Лексус» вылетел на тротуар, сплющил в лепешку будку холодного сапожника и остановился.
Надувшиеся подушки безопасности прижали водителя и пассажиров к сиденьям, предохранив их от увечий, но лишив возможности двигаться.
Дверцы красного микроавтобуса открылись, и на улицу медленным торжественным шагом вышли две фигуры, какие могут привидеться только в кошмарном сне.
Али-Баба смотрел на этих призраков в длинных развевающихся белых балахонах, не веря своим глазам. Выходит, не врали пацаны?!
Вместо лиц у этих двоих были золотые маски с темными провалами глаз. Белая одежда струилась и колыхалась, как утренний туман на кладбище. Что за фигня?! Али-Баба никогда не верил во всякую чертовщину, но собственным глазам ему приходилось верить – поневоле.
Двое призраков приближались медленно, как будто им некуда было торопиться, но ни Али-Баба, ни Кривой не могли и пальцем пошевелить, не только потому, что были скованы ужасом, но еще и из-за проклятых подушек безопасности.
Сейчас им очень не помешало бы присутствие работников дорожно-патрульной службы, но они, как назло, бесследно куда-то исчезли.
Златолицые с обеих сторон подошли к «Лексусу», распахнули дверцы и выдернули из машины Кривого и Али-Бабу, как безвольных тряпичных кукол.
Али-Баба чувствовал себя, как в дурном сне: что он все понимает, но никак не может проснуться. Железные руки златолицего призрака сдавили его, как в тисках. Прямо перед его глазами второй призрак крепко держал Кривого. На мгновение он отпустил авторитета, тот попытался развернуться, вырваться, потянулся было к пистолету, но в руке у златолицего возник короткий широкий меч… описал яркую дугу… и голова босса, слетев с его костлявых плеч, покатилась по вымощенному плитками тротуару.
Али-Баба впервые в жизни страстно захотел прочитать молитву, но не вспомнил ни одной.
На мгновение руки златолицего разжались, бандит дернулся, но не успел ничего сделать – короткий широкий меч опустился на его шею.
