— Спасибо, — сказал Вася.
— Придурок, — сказала Маша.
— Ох уж эти женщины, — покачал головой Леонид Борисович. — Не нравятся они мне. Ну так зачем вам был нужен пентотал натрия?
— Мы думали, что Маша сможет остаться с вами наедине, а затем вколоть вам сыворотку правды и узнать, как раздобыть улики, доказывающие, что маркиз не имел никакого отношения к убийству Лулу.
— К чему такие сложности? — удивился Родин. — Вы могли прямо меня об этом спросить. В общем-то я для этого и разыскивал господина де Арнелью, чтобы побеседовать с ним о доказательствах его невиновности. Кстати, вопрос на засыпку: как вы узнали, что доказательства нужно искать именно у меня?
— Да так, сели, подумали и догадались, — развел руками Джокер.
Генсек одарил его укоризненным взглядом.
— Пожалуй, я все-таки сделаю тебе укол, — сказал Родин, берясь за шприц. — Держите его, — скомандовал он двум своим боевикам.
— Нет! Не надо! Только не вкалывайте ему воздух, — бросилась к Леониду Борисовичу Маша.
Чикагский Гангстер схватил ее и крепко сжал в объятиях. Арлин извивалась в его руках, лягаясь, как необъезженный мустанг.
— Веди себя спокойно, и с ним все будет в порядке, — посоветовал Генсек.
Девушка мгновенно затихла.
— Вы ведь не убьете его? — жалобно спросила она.
— Так-то лучше, — заметил Леонид Борисович. — Если он умрет, то не успеет рассказать мне то, что меня интересует, в частности, все относительно интереса маркиза к чеченским террористам и заложникам. Так что пока можешь не беспокоиться.
— А потом? — спросил Вася.
— Поживем — увидим, — сухо сказал Родин, поднимая шприц иглой вверх и нажимая на поршень, так чтобы из иглы выплеснулось немного жидкости.
— Степан Иваныч! Дорогой! Как я рад тебя видеть! — Папа Сочинский обнял друга и нежно похлопал его по спине. — Как же это ты позволил себя похитить?
— Старею. Теряю бдительность, — сказал Серый Кардинал. — Похоже, пора завязывать.
— Завязывать? Совсем? — удивился Папа Сочинский. — А чем заниматься-то будешь?
— Уйду на заслуженный отдых, — сказал Кашкин. — Этот чертов бизнес затягивает похуже наркотиков. У меня уже столько денег в западных банках, что я до смерти их не потрачу, так какого рожна я, спрашивается, продолжаю играть в эти игры?
— Вот и я о том же, — заметил Папа Сочинский. — Старею. Покоя захотелось.
Иван Копилкин тихонько кашлянул, привлекая внимание к своей персоне.
— А вот и наш знаменитый шулер-неудачник! — усмехнулся Папа Сочинский, поворачиваясь к нему.
— Почему неудачник? — обиделся Иван. — И откуда вы меня знаете?
— Вы небось проголодались с дороги, — переменил тему вор в законе. — Стол накрыт, давно вас ждет. Там и поговорим.
— Я и забыл, что такие деликатесы в природе существуют, — восхитился Иван, оглядывая щедро уставленный разносолами огромный дубовый стол, покрытый хрустящей накрахмаленной скатертью.
— Эх, люблю русского человека за широту души, — умилился Серый Кардинал. — Надо же, обо всем подумал. Даже мое любимое «Шато Канон» достал!
— Как же я мог позабыть твое любимое вино! — усмехнулся хозяин.
«Шато Канон» действительно оказалось отменным. Выпив пятый бокал, окончательно расслабившийся Иван вдохнул божественный запах поставленных перед ним куропаток в желе и почувствовал острую зависть.
— Хотел бы и я так жить! — мечтательно воскликнул он. — Уйти на заслуженный отдых со вкладами в западных банках и забыть об убогих гостиницах, грубой братве и провинциальных лохах, не умеющих пару слов связать.
— Так кто же тебе мешает? — спросил Папа Сочинский.
— Смеетесь! — обиделся Копилкин. — У меня, кроме долгов, ничего нет. Даже моя единственная дочь и то за меня долги отрабатывает. Я ей в глаза боюсь посмотреть. Уверен, что она ненавидит меня.
— Ошибаешься, — смачно обсасывая куропаточью грудку, сказал вор в законе. — Она тут в лепешку разбивалась, чтобы тебя из плена спасти.
— Моя Маша? Вы что, ее знаете? — подскочил на месте Иван.
— Конечно, знаю, — сказал Папа Сочинский. — Не далее как вчера с ней разговаривал. А сын у тебя — вообще отличный парень, аж из Испании примчался тебя спасать. Выкуп за тебя хотел заплатить.
— Какой сын? Из какой Испании? — не понял фокусник. — Вы что-то путаете. У меня только одна дочь, Маша, и больше детей нет.
— Какой нормальный мужчина может поклясться, что точно знает, сколько у него детей! — заметил Папа Сочинский.
Иван задумался.
— Ах, так вы это имеете в виду, — пробормотал он. — Конечно, все может быть, но при чем тут Испания? Помню, вроде была у меня Валя из Хомутовки, потом Даша из Крыжополя, еще, кажется, Люська из Гусь-Хрустального…
— Отвлекись. Даю тебе подсказку, — усмехнулся Папа Сочинский. — Твой сын — настоящий испанский маркиз, живет в Барселоне, очень богат, и вина с его именем продаются по всему миру.
— Маркиз? — удивился Копилкин. — А, понимаю, решили разыграть меня. Вряд ли испанских маркизов нынче из Крыжополя или из Хомутовки экспортируют. Хотя в жизни еще и не то бывает.
— Его зовут Альберто Иньяки, маркиз де Арнелья, — сказал вор в законе. — А имя его матери — Мария Тереза де Арнелья.
Иван судорожно вздохнул и закашлялся. Желе от куропатки попало ему в дыхательное горло. Серый Кардинал озабоченно постучал фокусника по спине. Приступ не проходил. Покрасневший от натуги как рак, Иван пытался что-то сказать, но не мог.
— Это что, правда? — с любопытством спросил Кашкин. — Этот парень что, действительно ухитрился трахнуть испанскую маркизу?
— Не смейте так говорить о Марии Терезе! — вцепившись в край стола, с трудом прохрипел Копилкин.
Папа Сочинский встал со своего места и, подойдя к Ивану, прицельно хлопнул его между лопаток. Иван издал булькающий звук и сглотнул слюну. Приступ прекратился.
— Ну ты, парень, даешь! — восхитился Степан Иванович. — Где ж ты ее откопал?
Фокусник вскочил на ноги, опрокинув стул.
— А Мария Тереза? Она тоже здесь? — умоляюще заглядывая в глаза Папы Сочинского, спросил он. — Она еще помнит меня?
— Сядь и успокойся. Сейчас я тебе все расскажу, — ответил тот.
Капитан милиции Михаил Полуподвальный постучал в дверь номера Хосе Мануэля. Ответа не было. Михаил снова постучал и прислушался. Ему показалось, что за дверью кто-то сопит и ворочается, но он не был в этом уверен. Звуки вполне могли доноситься из соседнего номера.
Капитан постучал в третий раз.
— Откройте, милиция! — крикнул он.
Сопение стихло.
— Ключа внизу нет, — сказал сержант Нечитайло. — Хотя, конечно, он мог унести ключ с собой.
— Там кто-то есть, — твердо сказал Михаил. — Когда я сказал про милицию, там перестали сопеть.
— Если и есть, то не откроют, — зевнув, заметил Нечитайло. Ему было скучно. — Может, попросим у горничной запасной ключ?
Капитан окинул его презрительным взглядом. В этот момент он представлял себя всемогущим шерифом с Дикого Запада.
— Нельзя терять время! — твердо сказал он. — Я взломаю дверь.
— Зачем? — удивился сержант. — Это же нарушение закона.
— Так вызови милицию! — предложил Полуподвальный.
Дверь, распахнувшаяся от мощного удара капитана, с глухим стуком врезалась в лоб связанного Кадавра.
— Черт! Это еще что! — выругался Полуподвальный, с недоумением глядя на трех спеленутых простынями бандитов с кляпами во рту.
— А журналиста здесь нет, — заметил сержант Нечитайло.
— Ничего. Сейчас мы выясним, где он, — успокоил его капитан.
Когда сержант ослабил повязку на голове Жорика, тот с отвращением выплюнул кляп.
— У вас есть программа по защите свидетелей? — жалобно спросил он.
— Чего? — удивился Нечитайло. Он принципиально не смотрел телевизор.
— Будет тебе программа, — ласковым голосом заверил его Михаил.
— Если вы не поможете, мне конец, — простонал Жорик. — Я вам все расскажу.
— Проклятый идиот, — скривившись, как от зубной боли, прошипел Рябой.
— Ты умеешь пользоваться пистолетом? — спросил Костолом у Хосе Мануэля.
Они полулежали на земле в кустах у высокой кирпичной ограды особняка Генсека.
— Я принципиальный противник насилия, — гордо сказал журналист.
— Ты принципиальный кретин, — проскрежетал зубами Гарик. — Если бы не ты, с Машей ничего бы не случилось.
— Это еще неизвестно, — возразил Чема. — Она в любом случае собиралась пойти к Генсеку, чтобы достать у него доказательства невиновности Альберто.
Если бы взгляды могли убивать, Чема давно уже был бы трупом.
— Интересно, какого черта Маше потребовалось рисковать своей жизнью ради этого бабника маркиза, с которым она и знакома-то всего пару дней, — бросая на журналиста испепеляющий взгляд, прорычал Гарик. — Ради меня она даже яичницу не хотела поджарить. Она что, настолько влюблена в него?
