—Ой!— воскликнула Динка.—А ты не сказал, как тебя звать!
—Серегой, во как,— басовито проворчал маленький нищий.
—Как моего папу,—обрадовалась Динка.— Он тоже — Сережа!
—Правда?
—Я никогда не вру,— с достоинством сообщила племянница.— А ты?
—А я… я… бывает.
Дети замолчали. Лелька осторожно спросила старика:
—Что вы вообще знаете о мальчике?
—А ничо,— крякнул дед.— К чему мне? Малец и малец. Мое дело маленькое — кусок хлеба ему сунуть, ежели есть. Или рубашку какую-никакую выпросить. — Он завозился и неохотно признал:— Народ у нас разный. Порой и подают. Много ль пацану надо?
—Вообще-то много, — в тяжелой задумчивости протянула Лелька.
Тамара едва удержалась, чтобы не вскочить и не захлопнуть окно, прекращая таким кардинальным образом опасный разговор.
Динка снова боднула пяткой воздух — Тамара сноровисто увернулась — и спросила нового знакомого:
—А мама у тебя есть?
—Не. Померла она. Прошлой зимой еще. Замерзла.
—Ка-ак?!
—Так. Пьяной была, вот и не дотянула до подъезда, — угрюмо буркнул мальчик.
—А папа?
—Никогда не было, — уверенно сказал Серега и шмыгнул носом.
—А брат или сестра?
—Не-а.
Динка озадаченно помолчала и шепотом спросила мать:
—Разве так бывает?
—Изредка,— тихо отозвалась Лелька. — Очень, очень редко.
Динка протяжно вздохнула. Лелька вздохнула тоже и поинтересовалась у старика:
—А вы не пробовали пристроить мальчика в детский дом?
Старик промолчал. Он наелся, получил от жалостливой бабенки сотню рублей — что теперь тут задерживаться? Пора, пока дворник не появился, и честь знать. Повезло ему сегодня. И выпить есть на что, и кусок хлеба можно купить. Хотя хлеб лучше выпросить, чего зря денежки транжирить? Хлеб завсегда подадут, не ананас.
Грубить нищему не хотелось — к чему? Авось еще раз попользуется этим домом, деньги редко когда подают, и чаще железом, не бумажками. И не сотню!
А насчет мальчонки дамочка зря привязалась. Ну когда ему пацана по детским домам таскать? И кто его, нищего да бездомного, станет слушать? Да и не знает он, где они тут есть, детские дома.
Старик с кряхтеньем поднялся на ноги, поклонился окну в пояс и сказал:
—Спасибо за ласку, только пора нам. Вона уже где солнышко-то болтается, того и гляди народ на работу потянется, шуганут нас. И вам неприятности.
Мальчик неохотно встал, сунул остатки бутерброда в карман, на потом, и неумело, подражая старику, поклонился. Он с явным сожалением смотрел на чистенькую, хорошенькую девочку. Такие обычно с ним не заговаривали. Шарахались брезгливо в сторону и все.
Динка всхлипнула, встала на колени и крикнула:
—Подожди, не уходи!
Мальчик замер. Тамара тоже застыла, боясь спугнуть удачу. Лелька торопливо сказала:
—Сережа, ты в школу хочешь пойти?
Мальчик неопределенно мотнул головой, не сводя с Динки больших, грустных глаз.
—Я бы могла помочь,— воскликнула Лелька.— Только не здесь, а в Череповце!
Старик потянул мальчика за руку. Ему не нравился разговор. Он никому не верил. Жизнь научила.
Болтовня все! От жалости. А мальчонка поверит сдуру да обнадежится. К чему зря воздух сотрясать?
Ох бабы, бабы! Мозги куриные, вдаль заглянуть никак, все на эмоциях!
—Я серьезно, я не обманываю,— зачастила Лелька, торопясь сказать все, пока бродяга с ребенком не исчезли. — Я бы помогла пристроить Сережу в детский дом или в интернат, у нас в Череповце есть неплохие, я знаю. А пока он у нас пожил бы, да и по субботам-воскресеньям мог в гости приходить, так делают, я в газетах читала. С Динкой бы подружился, с Мишей, это мой старший сын…
Старик помрачнел и грубо потащил мальчика к подворотне. Лелька в отчаянии крикнула им в спины:
—Я не вру! Если вы приведете Сережу к вологодскому поезду на Ладожский вокзал, в воскресенье вечером, вагон девятый, я его заберу с собой… Ну послушайте же!!! Это ведь ребенок! Ему нужно учиться! Ему нельзя бродяжничать!
Динка зарыдала, спрыгнула на пол, зачем-то схватила огромный альбом дочери Софи и снова вскарабкалась на подоконник. Тетки она и не заметила.
Ошеломленная Тамара вскочила и, уже не скрываясь, наблюдала, как упрямая племянница перевалила на улицу. Тихо ойкнула, приземляясь. Стащила с окна альбом. Прижала его к тощему животу и вприпрыжку, босиком, почти голышом, помчалась за нищими.
Лелька вскрикнула и тоже спрыгнула вниз.
Тамара ахнула: сумасшедшая! В одной футболке!
И, сама не сознавая, что делает, полезла за старшей сестрой. Тоже босиком и в футболке. Только не в белой, как Лелька, а в темно-вишневой, любимой.
Бежала за сестрой, смешно попискивая и подпрыгивая, когда наступала на острые камешки, и думала: «Ненормальная семейка. Динка вся в маменьку. Чокнутая. Голышом на улицу, в центре Питера, о чем обе только думают? И альбом утащили. Зачем Динке альбом? Прижимает к себе как родной, куклу так никогда не таскала. Боже, что эта сладкая парочка надумала?!»
Что они надумали, Тамара узнала через пару минут, застыв по шпионски в подворотне. Потому что Динка нагнала-таки Сергея и дернула за подол грязной длинной рубашки.
Сергей обернулся. Старик хрипло откашлялся и с досады сплюнул. Лелька маячила за спиной дочери, но близко не подходила, боялась помешать дочери. Тамара зажала рот ладонью.
Динка тоненько спросила:
—Ты любишь рисовать?
—Не знаю,— пожал плечами Сергей.— Никогда не пробовал.—И признался: — У меня и карандашей-то нету.
—А я люблю.
—И что?— довольно грубо спросил Сергей.
—Это тебе,— Динка протянула маленькому нищему альбом.
—А что это?
—Мои любимые рисунки.
Сергей с любопытством посмотрел на странную девочку: зачем она его догнала? И что ему делать с этим большущим альбомом?
Динка, понимая, что ее огромная жертва, оказывается ненужной, жалобно сказала:
—Ты не понял. Это не я рисовала!
—А кто?
—Одна девочка. Она уже умерла. Давно умерла.
Динка осмотрелась и вдруг задрожала. Встала на цыпочки и зашептала Сергею в ухо:
—Она прямо здесь умерла. На этой дороге. Ее машина сбила. Рита за мячиком побежала, и тут…
Сергей испуганно отпрянул в сторону. Старик наконец отпустил его руку и торопливо перекрестился. Динка всхлипнула:
—Она, знаешь, как хорошо рисовала? Лучше всех! Если бы не мячик и не та машина, Рита стала бы художницей, я точно знаю. У нее и прадедушка художником был…
—И… что?— пролепетал Сергей, одной рукой держась за альбом.
Динкино личико порозовело. Она перестала плакать. Вытерла глаза, в упор посмотрела на Сергея и четко произнесла:
—Я не хочу, чтобы ты стал бродягой!
«Вот маленькая паршивка!— с невольным восхищением подумала прижавшаяся к стене Тамара.— Вся в мать. Лишь бы своего добиться. Любыми средствами. Ну и артистка!»
Мальчик растерянно оглянулся на старика. Он не знал, что сказать. И что делать не знал.
Старик пожал плечами и смущенно отвернулся. Вот если бы вместо девчонки говорила ее мать… Он бы и слушать не стал, утащил бы пацана прочь, не раздумывая!
А малышка что ж… У нее-то от сердца идет, маленькие дети искренни, тут все от Бога. Лучше, пожалуй, не вмешиваться, не его это дело ломать чужую судьбу.
Динка звонко сказала, продолжая смотреть в прозрачные серые глаза:
—Я тебе дам свой альбом. Посмотреть, понял? А когда ты придешь в воскресенье вечером на вокзал…
Динка обернулась к матери и спросила:
—Какой, мам?
—Ладожский,— подсказала Лелька.— Девятый вагон, вологодский поезд, я номера, к сожалению не помню, но можно спросить, подскажут…
—Вот, запомни — Ладожский вокзал, в воскресенье вечером!—воскликнула Динка и строго продолжила: — Ты мне вернешь этот альбом. А захочешь, поедешь с нами. В Череповец.
Динка сунула альбом Сергею, тот машинально прижал его к себе, и сердито заявила:
—Моя мама никогда не врет. Никогда! Раз обещала устроить тебя в школу, значит устроит.
Сергей молчал. Старик раздраженно сморгнул непрошеные слезы. Тамара сжала зубы.
Динка шепотом попросила:
—Поехали, а? Я тебя с папой познакомлю, его ведь тоже Сережей звать. И с братом. И с Томиком, это тетя моя, ох и классная, сам увидишь…
«Классная» тетя крепко зажмурилась. Радовалась, что племянница не может подслушать ее мыслей. А ведь раньше…
«И когда я ТАК изменилась?» — потрясенно подумала Тамара.
Она наблюдала за странной сценой, и сама не знала чего хочет. Чтобы маленький нищий развернулся и убежал? Чтобы старик обматерил этих двух благодетельниц и утащил прочь своего подопечного? Чтобы Сергей поверил Динке и явился на вокзал?
Ох, нет!
Или да?
Тамара помотала головой и снова уставилась на живописную группу, застывшую посреди дороги. Динка права — той самой, где когда-то погибла маленькая Рита. Может быть, даже на этом же месте.
