– Они заплатили тысячу сто пятьдесят долларов за ту маленькую миску?
– Фунтов, – прошептал в ответ Дортмундер. – Английские деньги.
– Одиннадцать сто пятьдесят фунтов? А сколько это будет наличными?
– Больше, – ответил Дортмундер, который не мог дать ответ на этот вопрос.
– Две штуки?
– Что-то вроде этого. Давай уберемся отсюда.
– Две штуки за небольшую чашку, – повторил Келп, следуя за Дортмундером по коридору.
Позади них послышался голос аукциониста, который начал торги ваз с шестисот, фунтов, а не долларов.
Выйдя на улицу, Дортмундер пошел по направлению к Пикадилли, но заметил, что Келп отстал и задумчиво глядел назад.
– Пошли, – позвал Дортмундер, но Келп замешкался, поглядывая через плечо.
Дортмундер нахмурился:
– В чем дело?
– Я хотел бы там жить, – произнес он и повернулся с задумчивой улыбкой к Дортмундеру.
Однако его лицо почти сразу же изменилось, появился озадаченный взгляд. Он, казалось, вглядывался во что-то.
Дортмундер посмотрел в том же направлении и, ничего не увидев, спросил:
– Ну что теперь? Ты хочешь жить в том магазине серебряных изделий?
– Я думаю… Нет, это невозможно.
– О чём ты думаешь?
– Просто на секунду… – Келп пожал плечами и покачал головой. – Мне показалось, что я увидел парня, похожего на Покьюлея. Такой же полный, как и он. Он вошел в одну из тех дверей. Ты знаешь, как похожи люди на других людей. Особенно если они не из города.
– Люди похожи на других людей не из города?
– Возможно, это был не он, – произнес я Келп и пошел энергично вперед, оставив позади Дортмундера, смотрящего ему вслед.
Оглянувшись назад, Келп спросил?
– Ну? Ты идешь?
– Я не знаю, как правильно поступить, – сказал Дортмундер.
Чонси оторвался от своей брюссельской капусты:
– Я огорчен твоими словами.
Все четверо из них присутствовали на ужине в квартире Чонси. Блюда были приготовлены Эдит и поданы на стол с многочисленными «R» Бертом. Это была их первая совместная трапеза с тех пор, как они прибыли, со вчерашнего дня, поскольку встретиться раньше не позволила смена часовых поясов, вызванная разницей в пять часов.
Чонси заставил себя проснуться вчера с помощью Дикстрина, а уснул прошлой ночью благодаря Секоналу и сегодня утром полностью адоптировался к английскому времени.
Остальные же, казалось, выглядели не так хорошо. Наиболее пострадал Зейн. Его и без того бледное лицо приобрело теперь мертвецко-белый цвет и исхудало, а его хромота прогрессировала. Что касается Дортмундера и Келпа, то смена часовых поясов и странное окружение, казалось, лишь укрепили их прежние черты характера. Дортмундер стал более суровым, Келп – еще более легкомысленным, хотя сегодня утром он был в крайне плохом настроении, по-видимому, вызванном расположением спальных мест в гостевой комнате.
Зейн, благодаря медицинским показаниям и врожденной жестокости, занял двуспальную кровать, один. Дортмундер взял раскладную кровать, а Келпу достались комплект подушек и стеганое ватное одеяло на полу. Однако откидная кровать занимала большую часть свободного места в комнате, поэтому Келп был вынужден уложить голову под комод, а ноги под кровать. Такая позиция привела к тому, что он сам себя покалечил, когда, проснувшись, вздрогнул от дурного сна в середине ночи.
Вскоре хорошее настроение вернулось к Келпу. В любом случае он казался таковым сегодня рано утром, когда уехал вместе с Дортмундером на разведку в Parkeby-South.
Вскоре после их отъезда спустился и Чонси, чтобы встретиться за чашкой чая со своими друзьями в Альберт-Холле. Он не виделся со своими гостями вплоть до обеда, когда на вопрос к Дортмундеру о результатах его визита в Parkeby-South он услышал неоптимистический ответ.
Дортмундер был готов дополнить свой ответ:
– Здание переполнено ценными вещами, – произнес он, – а также охраной. Все выглядит на то, что охранники дежурят и ночью, когда фирма закрывается. Я не обнаружил системы сигнализации, но она должна быть там.
– Ты хочешь сказать, что не сможешь проникнуть туда?
– Я могу, – ответил Дортмундер. – Я смогу войти и выйти из любого места. Это не проблема.
– Тогда в чем загвоздка?
– Идея, – напомнил ему Дортмундер, – заключается в том, чтобы подменить картину без лишних свидетелей. Если ты выключишь сигнализацию, то свободно, без проблем сможешь прийти и уйти, никто не обнаружит тебя. Но ты не сможешь прогуливаться в здании полном охранников, чтобы никто не увидел тебя.
– Ах, – выдохнул Чонси.
Зейн, который замер с вилкой нагруженной кусочком баранины и мятным желе на полпути ко рту, предложил:
– Нужно чем-то отвлечь их внимание.
– Очень хорошо! – воскликнул Чонси и, сияя надеждой, спросил у Дортмундера: – Что ты думаешь по этому поводу?
Дортмундер посмотрел на него с сомнением:
– Как именно отвлечь?
Зейн снова ответил:
– Ограбление. Ворваться с оружием, украсть несколько вещей, и в это время ты сможешь подменить картину.
– Замечательно, – сказал Чонси.
Дортмундер думал по-другому:
– Еще одно фальшивое ограбление? Если уж мы должны воровать, то у полиции непременно возникнет вопрос: почему не забрали и картину? Копы захотят узнать причину.
– Ммм… – задумался Чонси.
Но Зейн не собирался так легко поддаваться. Он сказа:
– А ты на самом деле видел картину, когда был там? Она выставлена на обозрение?
– Нет. Я думаю, что наиболее ценные экземпляры они держать в другом месте вплоть до их продажи.
Пожав плечами, Зейн продолжил:
– Значит, раз картина находиться в тайнике, то как воры смогут ее украсть.
Чонси, устав от своих колебаний между надеждой и отчаянием, лишь приподнял бровь в ожидании негативного ответа Дортмундера, который, однако, не последовал.
Нахмурившись, тот ткнул несколько раз вилкой брюссельскую капусту на своей тарелке и, наконец, произнес:
– Даже не знаю. Это выглядит на первый взгляд довольно сложно. Двое из нас, а мы не знаем, сколько охранников там на самом деле, должны симулировать ограбление в одном месте и в то же самое время найти укрытую где-то картину. Кроме этого взломать незаметно замок, подменить картину без свидетелей и уйти до прибытия полицейских.
Это звучит не очень логично.
Чонси спросил:
– А что звучит лучше?
Дортмундер медленно покачал головой, что обозначало отсутствие идей. Он погрузился в раздумья, думал, но вполне очевидно, ни к чему не пришел.
Зейн снова нарушил молчание, обращаясь как бы случайно к Чонси:
– Я побывал на твоем заднем дворе. Высокие стены, никто не сможет увидеть в красивой мягкой грязи… пары могил.
Дортмундер продолжал размышлять, как будто ничего и не услышал, но Келп пролепетал:
– Не волнуйтесь ни о чем, мистер Чонси! Дортмундер найдет выход из этой ситуации. Он решал и более сложные проблемы. Правда, Дортмундер?
Он не ответил. Он думал и думал, толкая и насаживая на вилку брюссельскую капусту со своей тарелки. Его вилка слишком резко ударилась о тарелку и упала на край стола, оставляя за собой тонкую дорожку топленого масла на дамасской скатерти. Казалось, что Дортмундер не заметил и этого, продолжал смотреть затуманенными глазами на свою еду, а остальные трое наблюдали за ним. Затем он вздохнул и поднял голову. Посмотрев на вилку Чонси, он произнес:
– У меня есть для тебя работа.
– О, да?
– Да, – подтвердил Дортмундер.
Глупость ведет человека к гибели. Это был Veenbes, все правильно, оригинал, который последний раз он видел у себя на стене в гостиной в Нью-Йорке. Чонси мог протянуть руку и коснуться ее, но он сдержался, продолжая смотреть на картину и скрывая свой «голод», а также морщась от жалости к этой чудовищной аляповатой подделке, в которую она теперь превратилась:
– Честно говоря, я просто не верю, что это законно.
– Ну, ты поверишь в это, – сказал ему тот негодяй Макдоу с самодовольной улыбкой. – Это подлинник и ты можешь купить его у меня.
«Я так и сделаю», – подумал Чонси не без удовлетворения, но вслух сказал следующее:
– Все же буду настаивать на моей собственной экспертизе.
Лимари, вежливый молодой кретин, представляющих интересы Parkeby-South, с глупой дипломатичной улыбкой произнес:
– Конечно, конечно. В сложившихся обстоятельствах, естественно, это единственное, что можно предпринять. Каждый согласится.
– Проводите свои экспертизы, – бросил вызов Макдоу, пропитанным виски голосом. – Можете проверять картину сверху вниз и во все стороны, но все равно она моя.
Это и была просьба Дортмундера. Чонси должен был находиться здесь, в Parkeby-South, на этаже с помещениями, где хранились особо ценные экспонаты. Он должен был также встретиться с подхалимом Лимари и злорадствующим Макдоу и глядеть беспомощно на свою собственную картину, изображая отсутствие интереса к ней.
