Я кивал в такт речам женщины. Но на самом деле был с ними не согласен. Составить любой текст несложно, бумага все стерпит. Дневники домработницы, если они, конечно, сохранились, не улика, но в них может найтись масса занимательного.
— Так согласен? — занервничала Мария Борисовна.
— Ну, вероятно… — с загадочным видом протянул я. — Хотя кое‑что в вашем рассказе вызывает у меня недоумение.
— Что?
— Зачем Елизавете Матвеевне убивать мужа? Он ей ничем не мешал. Тихий, интеллигентный человек…
— Ничегошеньки ты не знаешь! — вспылила Вахрушина. — Лизка о деньгах мечтала, а супруг поперек дороги встал, запретил аферу проворачивать. Думаешь, почему? Испугался, вдруг правда наружу вытечет. Пятаков не простой человек, честным путем миллиарды не заполучить, кривыми дорожками Игорь Анатольевич к жирным кускам подбирался и способен на многое. Разве такого можно обмануть? Надюша рассказывала, поругались Винивитиновы под Новый год так, что Семен из дома уехал. Причем дверью шандарахнул, аж стекло вылетело. Ты прав, он тихий был. Первую авантюру стерпел, потому что с отцом спорить не мог, побаивался его. Но со второй историей, придуманной Елизаветой, мириться не пожелал. Из‑за денег доброе имя терять не захотел. После скандала Лизка мужу вслед кулаком погрозила и поспешила отцу с матерью наврать, что Сеня со всеми не ужинал, потому что у него приступ подагры. Лизка всегда родителям лжет, те понятия не имеют, какова их старшая дочь. Да и про выходки младшей не догадываются. А у Анфисы одни мужики на уме, она не совсем нормальная. Наверное, Родион в тетку пошел.
Я поднял руку:
— Мария Борисовна, давайте поступим так. Вы спокойно, по порядку рассказываете мне все, что знаете о Винивитиновых, а я становлюсь вашими ушами и глазами в усадьбе, ищу записи Надежды Васильевны. Вы были сейчас откровенны, я тоже скажу что знаю. Так вот, Людмила Оконцева, дочь Семена от первого брака, подозревает, что ее отца убили. В полицию она не обращалась, у нее нет никаких улик, одни догадки, поэтому она попросила меня поработать в доме и разведать ситуацию.
Вахрушина снова вскочила. Открыла кран, сунула под струю воды чашку, потом сделала большой глоток.
— Люся умная женщина. Я с ней лично не знакома, но Надя всегда говорила: «Миле досталась хватка Кирилла Алексеевича, внучка в деда удалась». Значит, вы не дворецкий? — Пожилая женщина вернулась к вежливому «вы». — Шпион?
— Лучше сказать — детектив, — мягко поправил я. — Ну, заключаем союз? Вы хотите наказать тех, кто имеет отношение к гибели Надежды Васильевны, Людмила ищет убийцу Семена. Вероятно, Елизавета Матвеевна как‑то причастна к обеим смертям и…
— Как‑то? — опять с негодованием перебила меня Мария Борисовна. Отхлебнула из чашки еще и скривилась: — Фу, хлоркой пахнет. Совсем забыла, что в Москве надо фильтром пользоваться. В Италии‑то из трубы почти минералка течет.
— К хорошему быстро привыкаешь, и оно развращает, — процитировал я своего отца. — Чем удобнее и спокойнее живет человек, тем ленивее он делается.
Вахрушина со стуком поставила чашку:
— Вот‑вот! Все детство я слышала подобные речи от своей бабушки. Вы только что произнесли: «Елизавета как‑то причастна к обеим смертям». Но из этой фразы надо убрать «как‑то». Лизка — отличная иллюстрация к словам о развращении хорошим. Сначала она, попробовав богатства, обленилась, затем, когда денежный ручей стал мелким, испугалась. Не хотелось Елизавете после золотых ложек на деревянные переходить, и тут — удача! — приносят ей новый мешок с богатством. Да только Семен не разрешает его взять. И что делать? Либо про обеспеченную жизнь забыть и до смерти по дому экскурсии водить, глупости рассказывать, либо убрать со своего пути мужа…
Мария Борисовна резанула себя ребром ладони по горлу.
— Догадайтесь, что она выбрала? Сейчас все расскажу. Не могу допустить, чтобы про Надюшу плохо думали. Решили, что она бегала по дому в костюме собаки по своей воле? Нет, Лизка ей так поступить велела. Я в этом уверена. Слушайте занимательную историю про похождения великой княгини…
Надежда Васильевна пришла работать в дом Винивитиновых совсем юной девушкой. Вежливая, тихая, услужливая Надя обладала всеми качествами наилучшей горничной — прекрасно выполняла свои обязанности, никогда никому не рассказывала о том, что происходит в доме, не болела, не пропускала работу, за глаза не говорила о хозяевах гадости, не пила, не курила, не воровала, не брала отпуск, не требовала повышения зарплаты.
Кирилл Алексеевич очень ценил домработницу, всегда подчеркивал, что она не простая прислуга, почти член семьи, и любил по вечерам поболтать с ней. У барина и горничной выработался свой ритуал. По вторникам и четвергам в одиннадцать вечера хозяин шел в библиотеку, усаживался в кресло с книгой и приказывал Надюше:
— Принеси‑ка мне чаю.
Горничная немедленно исполняла пожелание. Он наливал в чашку рюмку коньяка, разворачивал шоколадную конфету — он был большой сластена, — закуривал сигару и, показывая томик, который держал в руках, спрашивал:
— Читала «Дон Кихота» Сервантеса. («Сагу о Форсайтах» Голсуорси, «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Три сестры» Чехова…)?
— Нет, — отвечала горничная.
Хозяин протягивал ей книгу:
— Начинай. Потом напиши в тетради свои мысли о произведении, а я тебе вопросы задам.
Наденька, боясь ослушаться хозяина, старательно пробиралась сквозь дебри текста. Первое время она даже плакала над страницами. Слезы вызывало не содержание романа, а отчаяние оттого, что половина фраз казалась непонятной. Вроде по‑русски написано, да трудным языком. Но потом вдруг ей стало легко. Благодаря настойчивости Кирилла Алексеевича, взявшегося учить горничную, Надя полюбила читать, научилась связно составлять письменный текст, то есть она, не посещая вуз, получила хорошее филологическое образование. Кроме того, Винивитинов давал ей альбомы с репродукциями, приказывал рассматривать картины и читать биографии художников. Каждый четверг Надя сдавала ему зачет, отвечала на вопросы, показывала свои записи. Вот с тех пор она и приобрела привычку вести дневники.
После смерти Кирилла Надежда долго тосковала, а потом купила в табачном магазине упаковку сигар и стала зажигать их в своей квартире. Тяжелый, малоприятный почти для всех женщин запах казался ей волшебным ароматом, а после написания очередной страницы дневника уходила усталость прошедшего дня.
Проэкзаменовав прислугу, Кирилл Алексеевич делился с ней своими планами. Надюша первая узнала о предстоящей свадьбе Семена, которому отец дал уничижительную характеристику:
— Уродилось яблоко в свою мать. Сеня — человек без внутреннего стержня, ведомый, ленивый. Женится сын на такой же размазне, сядут вдвоем на диване, руки сложат, и погибнет род Винивитиновых. Нужно мне ему супругу найти правильную, чтобы та не дала Сене покрыться плесенью.
И он обнаружил на ярмарке невест весьма подходящую, как ему показалось, кандидатуру — Елену Оконцеву. Лена была на семь лет старше Сени и состояла в разводе. Оба этих факта легко могли не понравиться потенциальному свекру и в особенности свекрови. Но Кирилл Алексеевич посчитал плюсом возраст и первый неудавшийся брак молодой женщины.
— С одним мужем рассталась, опыта понабралась, со вторым поведет себя правильно, — поделился он с Надеждой своими мыслями. — Ровесница Семена будет дурой, а Оконцева взрослее, значит, глупить не станет. И Елена дочь богатого отца, а у ее матери дворянские корни. Правда, семья не очень родовитая, но все же невеста не из крестьян‑пролетариев.
Сыграли свадьбу, через год родилась Людмила. А спустя еще несколько месяцев молодая мать ушла от Семена, бросив на прощание:
— Из тебя муж, как из мыши тигр.
Кирилл Алексеевич сделал попытку склеить брак сына, поехал к отцу Елены, но тот весьма нелюбезно ответил:
— Моя любимая дочь воспитывалась в семье, где мужчины за женщинами ухаживают, а не наоборот. Не вижу смысла ей в няньку для великовозрастного младенца превращаться. Слава богу, я не нищий, прокормлю и Лену, и Люсеньку. А вы своему дурачку найдите оборванку, она за кусок хлеба вам полы языком вылижет.
На том и расстались.
Кирилл Алексеевич вернулся домой чернее тучи и вечером сказал Наде:
— Мерзкий человечишка Оконцев, воспитания никакого. Одно правильно сказал: Семену нужна девчонка без средств, такая брак ломать не станет.
Промелькнуло несколько лет, и Сеня сыграл свадьбу с Елизаветой, которая отвечала всем требованиям свекра — была на пять лет старше жениха, ранее состояла в гражданском браке, происходила из интеллигентной бедной семьи. У Матвея Ильича не нашлось даже денег дочери на приличное белое платье. Праздничный наряд невесте, в нарушение всех традиций, покупал Кирилл Алексеевич.
