Надежда вновь вздохнула. А какая чудесная могла бы выдаться у нее неделя! В научно-исследовательском институте, где она много лет работала, с осени установили новый порядок. Дело в том, что начальство сдало большую часть помещений института разным фирмам, начиная с крошечного магазинчика автодеталей и кончая «Северным Экономическим банком». Естественно, все это происходило не сразу, не в один день, так что сотрудники понемногу привыкли к постоянным перемещениям, некоторые даже не распаковывали коробки, а доставали только самое необходимое – кружку и кипятильник, – дескать, все равно скоро переезжать. Но когда к первому сентября, по устоявшейся привычке еще советских времен, народ стянулся на работу, выяснилось, что так жить нельзя, то есть совершенно невозможно работать в такой тесноте. Директор не растерялся и подписал приказ о том, что сотрудники могут работать дома и приходить в институт два раза в неделю – по вторникам и четвергам. Таким образом, снимался вопрос о тесноте, да еще и получалась солидная экономия электричества.
Проводив мужа в Москву, Надежда предвкушала, как она будет вставать не очень рано, съедать стаканчик йогурта и садиться за компьютер. Поработать часа три-четыре – и этого вполне хватит, ведь никто не будет мешать ей разговорами, отрывать по пустякам, а телефон можно на это время вообще отключить.
К часу дня – примерно – работу можно заканчивать. Затем – второй завтрак, или ланч – тарелочка овощного салата и стакан сока. После ланча можно заняться хозяйством либо же (что гораздо предпочтительнее) своей внешностью, а именно – давно пора посетить парикмахерскую, заглянуть в косметический кабинет и прикупить кое-что из дамских мелочей. Кроме того, у нее «накопилась» пара-тройка приятельниц, с которыми просто необходимо встретиться и поболтать, желательно вне дома, чтобы никто им не мешал. Погода стоит отличная, можно прогуляться и совместить приятное с полезным, и, если отважиться выпить где-нибудь чашечку кофе, то можно будет посчитать это обедом. На ужин – классические два яблока, как советуют все без исключения диеты, немного почитать, а потом наступит глубокий и здоровый сон.
«Разумеется, если ты сможешь заснуть, – говорил Надеждин ехидный внутренний голос, – не помешает ли тебе голодное урчание в животе?»
Так или иначе, но план выглядел превосходным, и Надежда уже предвкушала, как она расцветет и похорошеет от такого здорового образа жизни, но судьба немедленно внесла свои коррективы в ее замыслы.
Проводив в воскресенье утром мужа в Москву – Сан Саныч предпочитал ездить дневным сидячим поездом, он плохо спал в дороге, – Надежда рассеянно бродила по квартире. Новую жизнь она решила начать с понедельника, а сейчас колебалась – позвонить ли близкой подруге Алке либо расположиться на диване с детективом и котом под боком?
Судьба сама вмешалась и потревожила ее телефонным звонком.
– Надя, – как-то неуверенно проговорила Надина мать, – тут мне принесли телеграмму…
– Телеграмму? – встревожилась Надежда. – Какую телеграмму, откуда?
– Из Нукуса, – ответила мать.
– Какого еще Нукуса, что это?
– Это такой город, – против обыкновения, мать не пришла сразу же в ярость от непонятливости Надежды, а отвечала терпеливо на все ее вопросы, – это город такой, в Каракалпакии.
– Знать бы еще, где эта Каракалпакия, – проворчала Надежда, – ну, так что Нукус? От кого телеграмма-то?
– Подписана – В. Сперанская, – объяснила мать.
– А кто такая В. Сперанская? – спросила Надежда, потому что ей эта фамилия ни о чем не говорила.
– Понятия не имею, – честно ответила мать, но в тоне ее Надежда не услышала категоричности. – Вот, послушай: «Буду в Ленинграде пятнадцатого встречайте поезд шестьсот четырнадцать вагон четвертый В Сперанская».
– Все ясно, – Надежда облегченно вздохнула, – перепутали на почте адрес.
– Да нет, я уже звонила на почту, все правильно, – обреченно ответила мать.
– Значит, перепутали не у нас на почте, а в этом, как его… Укусе. – Надежда понемногу начинала раздражаться, потому что неведомая ей В. Сперанская грозила испортить будущую радостную неделю.
– Нукусе, – поправила мать, и вновь Надежда поразилась ее терпению. – Знаешь, Надя, – продолжала мать задумчиво, – что-то такое брезжит у меня в мозгу… Сперанская… Нукус… но я не могу вспомнить, склероз, видимо, все-таки у меня есть.
– Что ты, мама, – Надежда забеспокоилась, не заболела ли мать, потому что у нее всегда была отличная память и ни о каком склерозе речи не заходило.
– Пятнадцатое – это сегодня, – продолжала мать, – и если окажется, что мы должны знать эту Сперанскую, получится очень неудобно. Человек едет из такой дали… а мы даже встретить ее не можем.
– Ну, знаешь! – вскипела Надежда. – Я лично уверена на двести процентов, что никогда в жизни не слышала этой фамилии – Сперанская! То есть слышала, – поправилась она, – это министр такой был в девятнадцатом веке при Александре Первом – Сперанский.
– При чем тут Александр Первый?! – вскипела, в свою очередь, мать. – Надежда, не валяй дурака! – И поскольку Надежда угрюмо промолчала, мама заговорила чуть тише: – Знаешь, надо бы ее встретить. Если выяснится, что это ошибка – ну, проводишь ее до нужного места, у кого-то же она остановится? Или в гостиницу…
– Так я и знала! – вскричала Надежда. – Так я и знала, что ты пошлешь меня туда – не знаю куда! Ну сама подумай, кого я должна встретить? И где, на каком вокзале? Куда приходит поезд и когда? Может, он уже пришел? Где находится эта самая, как ты говоришь, Каракалпакия? На Кавказе?
– Кажется, да, – неуверенно пробормотала мать, – рядом с Адыгеей…
– Да ты что! Адыгея – это на Дальнем Востоке! – уверенно заявила Надежда. – Роман такой есть – «Последний из адыге». Дерсу Узала его звали, я точно помню…
– Ага, – ехидно ответила мать, – Дерсу Узала, говоришь? Надежда, ты меня, конечно, извини, но это уже не склероз, это – маразм! Потому что роман называется «Последний из удэге», и этот самый Дерсу Узала к Адыгее не имеет ни малейшего отношения!
– Слушай, при чем тут вообще Адыгея? – не выдержала Надежда. – Мы же ищем Каракалпакию!
– И правда! – обрадовалась мать. – Значит, бог с ней, с Адыгеей. А как ты думаешь, где может быть эта Каракалпакия?
– Ну, если Кавказ тебе не подходит, тогда, я думаю, она где-нибудь в низовьях Волги, там степи такие… еще президент у них миллионер…
– Надежда, – закричала мать так громко, что кот Бейсик отпрыгнул от телефона, как ошпаренный, – ты ведь училась в школе гораздо позже меня! Географию своей страны нужно знать! Там, в низовьях Волги, – Калмыкия, это у них президент Илюмжинов – миллионер!
– Ты точно знаешь? – расстроенно переспросила Надежда. – Ну, тогда я и не знаю, где ее искать, эту Каракалпакию.
– Значит, так, – строго сказала мать, – кончаем эту самодеятельность! Я сейчас достану карту Советского Союза и отыщу там Каракалпакию. А ты, будь добра, позвони в справочную и выясни, когда и на какой вокзал прибывает поезд номер шестьсот четырнадцать.
«Больше мне делать нечего!» – хотела было сказать Надежда, но промолчала – с матерью спорить – себе дороже обойдется.
Поезд номер шестьсот четырнадцать оказался московским и прибывал он на Московский, соответственно, вокзал ровно в двадцать три часа пятьдесят пять минут по московскому времени.
Чтобы выяснить это, Надежде понадобилось всего-то минут сорок повисеть на телефоне, чтобы пробиться в справочную. Как только она повесила трубку, позвонила мать.
– Слушай, Каракалпакия, оказывается, в Средней Азии! – обрадованно закричала она. – С одной стороны ее омывает Аральское море…
– Какое море? Его же нет давно, – перебила ее Надежда.
– А Каракалпакия – есть! – стояла на своем мать. – В общем, она входит в состав Узбекистана. Наверное, через Ташкент поезд идет…
– Да-да, я уже знаю.
Выслушав все про поезд, мать помолчала.
– Знаешь, я тут все думала, думала… и вспомнила. У твоего отца была тетка… нет, кажется, двоюродная сестра… нет, все-таки она была теткой его… двоюродной, а может, троюродной.
– Никогда в жизни у отца в родне не было никаких Сперанских! – заявила Надежда. – Мы бы знали.
– А вот ее фамилия, кажется, была Сперанская, – гнула свое мать, – хотя замужем она вроде бы не была… а может, и была… как-нибудь так, случайно и недолго, а фамилия так и прилипла.
– Мама, все эти твои рассуждения притянуты за уши! – Надежда представила, как ей придется торчать поздно вечером на Московском вокзале, и очень разозлилась.
– Но ведь кто-то с такой фамилией едет к нам из Каракалпакии, – резонно возразила мать, – так я тебе скажу, что – кроме этой тетки – больше некому.
– Тетка отца… – протянула Надежда. – И сколько же ей может быть сейчас лет?
– За восемьдесят, – дипломатично ответила мать.
