Менты не отказались и, прихватив емкости, уехали. Глеб Лукич спокойно сказал:
– Пойдемте, с Тиной вы уже познакомились, теперь пора и остальных увидеть.
Спустя неделю мы совершенно освоились в огромном доме и выучили имена всех многочисленных его обитателей. Сам Глеб Лукич практически не появлялся на участке. Для меня так и осталось тайной, кем он работает. Рано утром, около восьми, шофер выгонял из гаража «Мерседес», и хозяин отбывал в Москву. Назад он являлся за полночь, иногда не приезжал вовсе, оставаясь ночевать на городской квартире. Всеми делами в доме заправляла его жена Рада. Была она чуть старше Лизаветы, на вид лет двадцать, не больше, я, естественно, ни разу не попыталась уточнить, сколько на самом деле лет хозяйке. Хорошенькая блондиночка с нежно-розовой кожей, Рада была глупа как пробка, чем очень радовала Тину, которая не упускала возможности подтрунить над мачехой. Впрочем, Рада не слишком обижалась, поняв, что стала объектом очередного розыгрыша, начинала первая хохотать и приговаривать:
– Ну купила так купила! Прикол клевый!
Судя по всему, Тина и Рада были страшно довольны друг другом. Тот факт, что Тина дочь Глеба Лукича от другого брака, совершенно не тяготил Раду, похоже, у нее был легкий, уживчивый характер. Меня с детьми она приняла весьма радушно и сама отвела в комнаты.
Дом Ларионовых поражал великолепием. В свое время я была женой довольно обеспеченного человека. Мне не слишком приятно вспоминать о той, прежней, жизни, но сейчас уместно заметить: апартаменты, которые тогда занимали мы с Михаилом, не выдерживали никакого сравнения с домом Глеба Лукича.
Этажи соединяла белая мраморная лестница, на которой лежала дорожка, прикрепленная латунными прутьями. У подножия лестницы стояли статуи, стилизованные под греческие скульптуры. Правда, на второй день нашего пребывания Рада невзначай сказала, что муж привез Венер из Афин, и я поняла, что они подлинные. Комнат в здании оказалось столько, что я каждый раз путалась, пытаясь их сосчитать. Сам Глеб Лукич обитал на втором этаже. В его распоряжении был кабинет, небольшая гостиная, спальня и библиотека. Дальше шла половина Рады. Той принадлежали спальня, будуар и гостиная. Еще на втором этаже имелся тренажерный зал, зимний сад, оранжерея, небольшой кинозал и две комнаты непонятного предназначения. Первый этаж оказался общим. Тут располагались огромная столовая, гостиная, библиотека, кинозал, бильярдная… Из коридора вы попадали в галерею, которая вела к стоящему поодаль домику – в нем помещались бассейн, сауна, русская баня, солярий, массажный кабинет и тренажерный зал.
Правое крыло третьего этажа предназначалось для гостей. Нам выделили по огромной, шикарно обставленной комнате. К моей прилегал небольшой санузел с унитазом, ванной и душевой кабиной. Зато между спальнями Кирюши и Лизаветы простиралось бело-розово-золотое великолепие с джакузи, двумя рукомойниками и неисчислимым количеством шкафчиков. В первый же вечер дети вылили в ванну полфлакона геля и потом в полном восторге визжали, глядя, как пузырящаяся пена подпирает потолок; дальше шли еще комнаты для гостей, но пустые. В левом крыле жила Тина, тоже не обделенная количеством квадратных метров. Все принадлежавшее ей пространство было завалено игрушками, книжками, дисками и дискетами, компьютерными играми, косметикой, журналами, коробками конфет.
Тина понравилась мне сразу. Из этой тринадцатилетней девочки ключом била энергия. Тихо разговаривать она не умела и носилась по дому словно смерч, частенько роняя стоящие тут и там напольные вазы, статуи и журнальные столики. Глаза ее блестели, волосы развевались, и она ухитрялась быть одновременно на первом, втором, третьем этажах, в саду и бассейне.
Куда меньше пришлась мне по душе другая девочка, вернее, девушка, тоже обитавшая на третьем этаже. Анжелика, внучка Глеба Лукича от какого-то прежнего брака. Девице недавно исполнилось восемнадцать, но она, похоже, задержалась в подростковом возрасте, потому что заявляла порой вещи, более подходящие для капризной тинейджерки, чем для студентки. А Лика перешла на второй курс суперпрестижного института юриспруденции и дипломатии.
– У нас семестр стоит десять тысяч долларов, – гордо заявила она, когда я, желая завести разговор, поинтересовалась, хорошо ли преподают в этом вузе разнообразные науки.
На третьем же этаже оказался и брат Тины Ефим с женой Кариной. Впрочем, вечером того дня, когда Глеб Лукич привез нас, появился еще и его племянник Максим с девушкой, которую он представил всем как свою невесту Настю. Так что народу обедать тут садилась целая куча.
По дому молчаливыми тенями скользили слуги. Улыбчивые, приветливые, мигом выполнявшие все просьбы и приказания. Стоило мне обронить в столовой, что я люблю перед сном почитать детективчик, набивая при этом рот шоколадками, как вечером ночник на тумбочке возле моей кровати был заменен на элегантную настольную лампу, а у окна появился стеллаж, заставленный криминальными романами. Метаморфоза произошла, пока я ужинала. Кто-то сгонял в город, скупил целый книжный магазин, а потом расставил тома на полках. Более того, каждый вечер на тумбочке, как по мановению волшебной палочки, возникала коробочка восхитительного бельгийского шоколада.
Я попыталась поблагодарить Глеба Лукича, но хозяин равнодушно пожал плечами:
– Марине вменяется в обязанность ухаживать за всеми, она получает зарплату.
Марина, очевидно, исполняла роль экономки. Я так и не могла сообразить, живет она в доме или приезжает? Вроде комнаты у нее тут нет, но во вторник, выпуская в семь утра во двор объевшуюся курятиной Мулю, я увидела ее в холле, как всегда безукоризненно причесанную, а в среду, спустившись около полуночи на кухню за водой, обнаружила ее, помешивающую какао для Тины, которой приспичило испить горячий «Несквик» в кровати. Вот повар, малоразговорчивый Евгений, уходил после девяти. Впрочем, у Ларионовых имелись еще горничные, шофер, садовник и два совершенно квадратных охранника, посменно сидевшие у ворот. Кое-кто из прислуги жил в маленьком домике в глубине сада.
В понедельник вечером в шкафах таинственным образом появилась одежда, обувь, белье и даже косметика с парфюмерией. Я порылась в хорошенькой розовой сумочке, забитой до отказа продукцией «Буржуа». Ладно, предположим, таинственный некто ловко угадал все мои размеры, но как он догадался, что я люблю помаду «золотой песок», коричневатые румяна и бесцветную тушь? К тому же на столике стоял грушевидный флакон «Шисейдо». В конце мая я самозабвенно нюхала продукцию этого опарижевшегося японца и не купила только потому, что задушила жаба.
Одним словом, я никогда до сих пор не жила в подобном доме, обласканная заботой, в комфорте и полном благополучии. Делать мне было решительно нечего: убирали комнаты, готовили еду, стирали и гладили тут наемные люди, поэтому я валялась в саду на раскладушке под балдахином в окружении детективов и тарелок с фруктами. Стоило слопать персики или клубнику, как пустая емкость мигом наполнялась доверху. Собаки и кошки носились по газонам и клумбам, им никто не делал замечаний. Садовник, заботливо поправляя сшибленный Мулей куст роз, ласково приговаривал:
– Ах ты, шалунишка, смотри, уколешься, плакать будешь!
Кирюшка и Лизавета вместе с Тиной с гиканьем бегали по огромному участку, истребляя в гигантских количествах мороженое. Погода наладилась, солнце сияло в небе, приятный архитектор притащил план дачи, с нашего старого участка изредка доносился шум. Там разбирали повалившийся дом… Все делалось само собой, быстро, споро, ловко… А еще Евгений оказался потрясающим кондитером: торты со взбитыми сливками, булочки с корицей, рулеты с маком… Одним словом, это был самый настоящий рай на земле, и лето обещало стать великолепным.
Любимым развлечением Тины было пугать окружающих. Впрочем, к сердитой Анжелике, мрачному Ефиму, его постоянно молчащей жене, к Максиму и Насте она не привязывалась. Основным объектом для шуток была избрана Рада, с удивительным постоянством попадавшаяся на крючок. Правда, в понедельник Тина налетела на меня в коридоре и, всхлипывая, показала почти отрезанный палец на правой руке, жуткий, окровавленный, тошнотворный… Но я только рассмеялась.
– Э, нет, дорогая, знаю, знаю, видела такие приколы в подземном переходе у метро.
– Тебя не обманешь, – весело подскочила Тина. – Слушай, как сейчас Рада завизжит.
Вымолвив эту фразу, девочка полетела в гостиную, откуда незамедлительно раздался сначала вопль ужаса, а потом хохот. Рада вновь наступила на те же грабли.
Во вторник Тина подсунула мачехе резиновую куриную ножку, а в среду заменила в ее спальне ночной крем на некоторое снадобье, от которого Рада мигом пошла синими пятнами. Впрочем, отметины легко смылись простой, чуть теплой водой. Но отчего-то последняя шутка обозлила Раду.
