— Нервный тюк! — определила Наташка. — От великого ума. Перебор! В голове уже не помещается, излишек из ушей так и прет. Есть и еще вариант: приобретенный рефлекс. Наблатыкался на задержке выплаты работникам зарплаты.
— Да не оскудеет рука дающего ее.
Я суеверно постучала по поверхности стола.
— У нас с оплатой труда пока не заржавело.
— Не ломай мебель, Ефимова. Она не дубовая, — укоризненно попенял мне шеф и всем корпусом развернулся к Наталье: — Больше пятнадцати лет тебя знаю, а все никак не привыкну к явному несоответствию формы содержанию.
— Это я в свою копилку уродилась, — радостно пояснила Наташка. — У нее форма копилочная, а внутри вместо денег три пуговицы брякают.
Макс сочувствия не проявил и явно обиделся. Взглянув на часы, снова протянул мне листок. На новую провокацию я не поддалась, тихонько заметив, что по мере взросления Максим Максимович стал впадать в детство.
— Шутки кончились, — на полном серьезе сказал шеф и небрежно швырнул листок на стол. — И сегодня просьбы о преждевременном уходе с работы, например, за пластиковыми окнами, не принимаются. Пора усвоить границу между дружескими и служебными отношениями. Наталья Николаевна, вас проводить?
— Я женщина замужняя и порядочная, — вздернув подбородок, высокомерно процедила Наташка. — И таких предложений от посторонних мужчин не принимаю. Ир, будь добра, передай своему шефу, что впредь его просьбы об устройстве многочисленных «родственников» в больницу на льготных условиях приниматься не будут.
— Непременно передам, — покосилась я на ухмыляющегося Макса и обреченно развела руками. Сам, мол, виноват. А от себя лично пожелала его родне очень крепкого здоровья. Другого выхода у нее нет.
С тем шеф и удалился, не забыв напомнить, что я все-таки на работе, а не дома, где и следует улаживать личные дела.
— Не расстраивайся, — попробовала утешить меня Наташка. — У тебя сейчас время обеденного перерыва, так что можешь чувствовать себя как дома. И Макс сам использует рабочее время в своих личных интересах. А что за бумагу он тебе подкинул?
— Полагаю, это краткая летопись жития обладателя интересующего нас мобильного номера. Предпоследняя любимая им женщина работала в какой-то прокуратуре. Шеф, видимо, получил распечатку по электронной почте.
— А зачем было гнуть листок на четыре части?
— Вот у него и спроси. Скорее всего, соблюдал конспирацию.
— И спрошу. Следовало раньше сказать, что твой шеф работает на нашу с тобой разведку. Кажется, я его обидела… О! Вот и повод для примирения: принося ему свои извинения, обругаю за необоснованные обвинения в твой адрес, а попутно выражу благодарность. Он и запутается. Читай вслух!
Я скороговоркой забубнила:
— Номер зарегистрирован на Туканова Якова Аллановича… Надо же! Я всегда считала, что Аллан пишется с одной буквой «л». Тут даже указан его домашний адрес и домашний телефон. Ну Макс! Вот уж действительно, не имей сто рублей, а имей одного отзывчивого шефа с обширными связями. Слушай, так этот Яков и есть твой невиданный любовник «Тукан»!
— Терпеть не могу имя «Яков»! А отчество ничего, более-менее приличное. Хоть с одним «л», хоть с двумя и более. Только у меня нет и никогда не было знакомых с носителем подобных ФИО. Читай дальше.
— Так! Господин Туканов является генеральным директором фирмы «Австриякон». Фирма специализируется на изготовлении и установке пластиковых окон по австрийской технологии. Женат, имеет жену австрияку… австриячку… Извини, ошиблась — австрийку. Это от волнения. Руки трясутся и буквы прыгают. Дальше еще труднее выговаривать. Зовут жену фрау Швинд Райнхильда.
Наташкины глаза вылезли из орбит. Да и мои были не меньшего размера.
Подруга предположила, что «Швинд», скорее всего, имя. Его легче запомнить, потому как короткое. Я возражать не стала, но Наташка сама себя переспорила. Ей, видите ли, нестерпимо хочется добавить к окончанию букву «т», а с ней слово звучит просто отвратительно. «Швинд-т». В итоге за австрийкой закрепилось имя «Райнхильда». Мы его усовершенствовали на свой лад: просто Рая. У фрау имелась шестнадцатилетняя дочь от первого брака — просто Мария-Луиза. Не очень коротко, но ясно. Девочка проживает с бабушкой в Австрии. Не ясно только одно: зачем незнакомому Якову Аллановичу звонить Наташке среди ночи? И откуда у него ее номер? Впрочем, к вечеру эти вопросы перестали будоражить сознание. Больше никаких звонков от вымогателя Наталье не поступало.
Утро пятницы многозначительно хмурилось и полностью соответствовало моему настроению. Отсутствие Димки угнетало. Я с тоской провожала глазами дождевые струйки, торопливо скатывающиеся по оконному стеклу. Все по плану: погода на выходные и праздничные дни имеет обыкновение портиться. Ощутимо похолодало. Выискивая в этом положительные моменты, я остановилась на одном: когда-нибудь да потеплеет. И вообще, не стоит предаваться унынию. Димка рано или поздно вернется. Вон у Натальи вопрос со сроком возврата Бориса вместе с собакой вообще открыт. А все потому, что она посоветовала ему с большим уловом ни в коем случае не возвращаться. Рано утром он с приятелями укатил на Валдай. Часть майских каникул проведут на природе в тесном общении с червяками. И не ведают душегубы, что пускают в расход чистейший белок. На днях по телевизору вещали: есть задумки создать комиссию по типу санэпидстанции на предмет определения съедобности разных там жучков-червячков-паучков. Основание — растущая востребованность этой мелкокалиберной живности в качестве экзотической пищи. Вот как подъедим запасы продовольствия… Мама дорогая! Мерзость какая… Так! Вон из головы бредовые идеи. К двум часам сегодняшнего рабочего дня за мной заедет Наташка. Надо проверить наличие в сумке пластиковой карты. По пути на дачу заедем в знакомый супермаркет. Как ни странно, но цены на ряд продуктов в нем меньше, чем на оптовом рынке. А качество… Сейчас все товары опасны для жизни. Каждый завтрак, обед, ужин и просто перекус — шаг к пропасти. Лучше умереть с голоду. По крайней мере, дешевле.
Особого желания наведаться в сказочный магазин я не испытывала. В последний раз отметилась в суперсаме весьма неблаговидным поступком: вместо пластиковой карты протянула кассиру для расчетов свою визитку. По рассеянности — не о том думала. Мало того, никак не могла понять, что ей еще от меня нужно. А у женщины полностью отсутствовало чувство юмора. Она усвоила только одно правило: все люди — враги, особенно покупатели. Вот и натравила на меня охранников. Следом за ними пожаловали два худеньких представителя администрации. Еле отбилась. Само собой, с помощью Наташки. Именно она многозначительно отметила, что такого честного и порядочного покупателя, как госпожа Ефимова И. А., следует запомнить раз и навсегда. (Прямо как ее в проходной моей фирмы.) После оперативного вмешательства подруги администрация магазина, коротко посовещавшись, пообещала оштрафовать бедную кассиршу. Все выбранные мною товары, включая Наташкин торт и что-то еще (корзина подруги была переполнена, часть товара перекочевала в мою), предложила считать подарком от магазина. Как десятимиллионному покупателю. «Ларчик» открывался просто. Мне повезло с фамилией и инициалами. Точно такие же данные были у жены местного руководителя налоговой службы. Меня попросили передать ему большой привет и наилучшие пожелания. Я попыталась исправить чудовищную ошибку, но мне едва не добавили «в подарок» бутылку дорогущего виски. Да еще Наташка дернула за куртку и прошипела на ухо: «Бери, пока не посадили». Подсобный рабочий, облаченный в синюю фирменную одежду, довез «подарочный набор», включавший и банку простецкой кильки в томате, до Натальиной «Шкоды». Мало того, помог уложить пакеты в багажник и, с улыбкой пожелав нам счастливого пути, откланялся. А я получила от подруги словесный пинок. В том плане, что зря выпендривалась. В последующие визиты в универсам меня непременно обсчитают. Таким образом, я со временем и компенсирую магазину убытки не меньше, чем в десятикратном размере. С тех пор я по несколько раз в день перепрятываю пластиковую карту в разные кармашки, то кошелька, то сумки, а затем, в силу своей забывчивости, лихорадочно перерываю все хранилища.
Предполагалось, что нам с Наташкой повезло. Мужская половина — жуткая обуза, а посему следует радоваться редкой возможности отдохнуть от нее. Мы и радовались, поочередно уговаривая друг дружку не раскисать. В Москве нас ничто не держало. Во всяком случае, так казалось ровно до того момента, когда подруга позвонила мне на работу с сообщением, что выезжает.
— Рановато будет, посмотри на часы. Еще и двенадцати нет.
Та к и мерещилась грозная фигура Максима Максимовича, ожидающего под дверью благоприятного момента для вынесения мне выговора за попытку побега с работы ранее установленного времени.
