Гарсиа расспросил Эрин и о других людях Дилбека, показывая их фотографии, но она никого больше не узнала.
– Значит, вот что у нас получается, – подвел итоги Гарсиа, постукивая кончиками пальцев друг об друга. – Миссис Грант однозначно признала в конгрессмене Дилбеке и мистере Крэндэлле лиц, присутствовавших в «И хочется, и можется» вечером шестого сентября Она также признала в конгрессмене Дилбеке человека, который в тот вечер вскочил на сцену и зверски избил другого посетителя. Это нападение кончилось тем, что мистер Крэндэлл пригрозил присутствующим револьвером и увел мистера Дилбека из заведения Верно?
– Верно, – подтвердила Эрин и подозрительно глянула на Шэда, который только неловко засопел. А Шэду стоило большого труда не выдать себя. Если бы только Эрин и этот легавый знали про тот снимок, что ему показывал Мордекай!
– Ну хорошо, мистер Шэд, – сказал Гарсиа. – Раз вы ничего не помните – значит, не помните. Я только прошу вас еще раз подумать обо всем этом.
– Я каждый вечер вижу разных сукиных детей пачками. Так что они мне все кажутся на одно лицо.
– Я вас понимаю, мистер Шэд, – согласился Гарсиа – Эрин, не могли бы вы принести мне баночку диетической кока-колы?
– Она не официантка, – сказал Шэд.
– Вы правы, простите. Я сам принесу.
Гарсиа поднялся было, но Эрин сделала ему знак сесть.
– Мне в любом случае пора идти переодеваться, а на обратном пути я захвачу на всех.
Когда она ушла, Шэд тоже сделал движение, чтобы встать Эл Гарсиа схватил его за локоть и велел не дергаться Он не совсем понял, удивила или позабавила этого динозавра его команда, но тем не менее Шэд снова сел.
Детектив наклонился поближе к нему.
– Послушай-ка, ты, мистер менеджер по вопросам порядка и безопасности! Не знаю, с чего это твоя память вдруг так прохудилась, это дело сугубо твое, и ты мне ничем не обязан, чтобы отвечать. Но я знаю, что эта юная леди тебе небезразлична, верно?
Массивная, вся в переплетении вен, шея Шэда напряглась.
– Так дело вот в чем, – продолжал Гарсиа. – Она оказалась замешанной в попытке шантажа. Не по своей вине: кашу заварил один ее свихнувшийся от любви воздыхатель, который решил выставиться героем и попытаться вернуть ей дочку. Девочка находится с бывшим благоверным Эрин. Ты знаешь Дэррелла Гранта?
Шэд ограничился кивком.
– А твоя память, как я погляжу, улучшается прямо на глазах! – шумно хохотнул Гарсиа. – В общем, идея была такова: прищучить этого конгрессмена, чтобы он нажал на судью, который вел дело о разводе. Леди получила бы свою малышку, а этот парень выглядел бы в ее глазах настоящим рыцарем. Только вот кто-то успел раньше и пришлепнул его. Вот поэтому я здесь.
– Вы хотите сказать, что Эрин могут убрать, – полувопросительно, полуутвердительно произнес Шэд.
– Это вполне вероятно. Предвыборный год – совсем неподходящее время для скандала на сексуальной почве. Они ведь могут рассудить вот как: одной стриптизершей на свете больше, одной меньше – кому, в конце концов, какое до нее дело?
– Она не стиптизерша. Она танцует.
– В данном случае это не важно. Главное, что ты не хочешь, чтобы с ней это случилось. Я тоже не хочу. Она хороший человек, честно зарабатывает на жизнь, любит свою дочурку, ну и так далее. Так что, если в твоей здоровенной башке вдруг что-нибудь забулькает, дай мне знать. – Он собрал со стола фотографии, сунул их в карман пиджака и добавил: – На случай, если ты вдруг не понял: мне очень нужна помощь. Любая и чья бы то ни было.
Лицо Шэда было по-прежнему непроницаемым, но внутри у него что-то дрогнуло. Уж он-то знал копов как никто другой и чувствовал, что этот, сидящий перед ним, парень стоящий. Эрин в опасности – настоящей опасности, и из-за чего? Из-за этой паршивой политики! Она же просто танцует! И все, что ей нужно от жизни, – это чтобы ее малявка была с ней.
Это же просто какое-то безумие. Похоже, у всего мира поехала крыша. Шэд почувствовал непривычную тяжесть в груди.
Гарсиа встал и положил на стол пятидолларовую бумажку.
– Выпей за меня мою колу, – сказал он. – По-моему, у тебя здорово пересохло во рту.
Конгрессмен Дилбек вернулся к жизни, когда его ноздрей коснулся густой запах одеколона Малкольма Молдовски. Дилбек сел в постели и зашелся в кашле. В ногах кровати стояли Молди и Эрб Крэндэлл, оба суровые и неулыбчивые.
Приветствие Молди соответствовало выражению его лица.
– Доброе утро, дерьмоголовый недоумок.
– Привет, Малкольм, – сквозь кашель проикал конгрессмен.
– Эрб рассказал мне, как ты поразвлекался вчера вечером.
– Мне очень жаль, Малкольм. Даже не знаю, как это меня занесло...
– Знаешь, что нам нужно сделать? Научить тебя самому крутить магнето. Может, хоть тогда ты перестанешь приставать к женщинам.
– Пожалуй, надо купить ему надувную бабу, – подхватил Крэндэлл. – Закажем сразу несколько – всех цветов и размеров.
У Дилбека закружилась голова, и он осторожно опустил ее на подушку. Он несколько успокоился, увидев, что находится дома, а не в больнице, и сделал из этого обстоятельства вывод (возможно, слишком поспешный), что полученная им травма не так уж серьезна. Однако, ощупав лоб, он издал мелодраматический стон: шишка была огромная.
– Мне не нужен врач? – слабым голосом спросил он.
– Он уже приезжал, – сообщил Крэндэлл. – Оказывается, ты везучий парень: сотрясения нет, и мозги в порядке.
– Ну, это еще никому не известно, – пробурчал Молдовски.
Конгрессмен жалобно попросил их отложить дела на потом, потому что голова у него просто раскалывалась.
– Но у тебя сегодня выступление, Дэви.
– Какое там выступление! – взмолился Дилбек. – Ты только посмотри на меня, Малкольм! Ты только посмотри!
Молдовски подошел поближе и внимательно, как врач, осмотрел его лоб.
– Ничего не поделаешь, – сказал он, – ехать все равно придется. Речь идет о сборе средств, тут уж никуда не денешься. Брэдли, Керри и Мойнихэн рассчитывают на тебя. А главное – на Капитолийском холме имеется шесть потенциальных голосов «за», и они нужны Большому сахару.
– Но эти парни все еще злы на меня за ту историю с увеличением выплат...
– Очень злы, – подтвердил Молдовски. – Поэтому мы и лижем им задницы по первому классу. Посылаем им шампанское и свежие фрукты. Сейчас очень важный момент, Дэви. Все рассчитывают на тебя, чтобы все вернулось на круги своя.
– Что это значит?
– Это значит, что старшие Рохо тоже в игре.
Исходящие от Молди убойной силы ароматы сделали свое дело, и Дилбек принялся оглушительно чихать. Молди поспешил отступить на несколько шагов, прикрыв руками рот и нос от возможной атаки микробов. Перестав чихать и отдышавшись, конгрессмен заявил, что не появится на публике в таком плачевном виде.
– Не на публике, Дэви, – уточнил Крэндэлл, – а перед теми, кто поднесет тебе на блюдечке толстую пачку баксов. Ты можешь сказать им что угодно. Например, что, играя в гольф, случайно попал под чужую клюшку.
– Прессу мы не пустим, – пообещал Молди. – Так что можешь заливать сколько твоей душе угодно.
Дэвид Дилбек еще раз потрогал свою шишку и сморщился от боли.
– Может, стоит сделать рентген? – предложил он. – Как можно судить о том, есть сотрясение или нет, без рентгеновского снимка?
– Доктор проверил твои уши, – объяснил Крэндэлл. – Свежей крови не было.
– Господи Иисусе!
Завывания конгрессмена окончательно вывели Молди из себя.
– Будешь лежать все время на спине и со льдом на лбу! – почти прикрикнул он. – До вечера опухоль спадет.
– И будешь таким же красавчиком, как всегда, – добавил Крэндэлл.
– Как у вас все просто!
Молдовски отвинтил крышку небольшого флакона, высыпал на нее две оранжевые таблетки и велел Дилбеку принять их.
– Это от головной боли, – пояснил он. – Эрб рассказал мне, что произошло. По-моему, тебе еще повезло, что эта девица не двинула тебя тремя футами ниже.
Как обычно, конгрессмен не помнил почти ничего.
– Как ее зовут? – спросил он.
– Джейн Киркпатрик, – подсказал Крэндэлл. – Девочка что надо.
– Я, честное слово, ничегошеньки не помню, – пожаловался конгрессмен. – Ни имени, ни какая она. Блондинка ли, рыжая – ни черта не помню.
– Ну и ладно, – отозвался Молдовски, задергивая шторы. – Теперь отдыхай. У тебя сегодня важный вечер.
– Малкольм...
– Что, Дэви?
– Это было в последний раз, Богом клянусь. Теперь-то уж я точно вылечился от этих штучек.
– Очень хотелось бы тебе поверить.
– Клянусь могилой матери, Малкольм! Никогда больше. Никогда! Если бы ты знал, как мне больно...
Молдовски попрощался и вышел. Однако запах его одеколона, густой, как смог, продолжал висеть в воздухе спальни. Крэндэлл завернул несколько кубиков льда в махровое полотенце и положил его на лоб Дилбеку.
