Против такой буксующей и лязгающей крупнокалиберной боли импортная таблетка — то же, что перочинный ножичек против тигра-людоеда.
Ананасов выпил две кружки растворимого кофе, застонал и поплелся заводить машину.
На это утро у него было назначено опознание в морге. Мысль о морге была теперь, в его нынешнем состоянии, более чем уместна. Однако прежде следовало заехать за свидетелем, мужем потерпевшей. Этот свидетель вызывал у капитана Ананасова ярко выраженную неприязнь — держался то заносчиво, то трусливо и жалко, на опознание ехать долго не соглашался, явно трусил. Следователь решил привезти его в морг хоть в наручниках, лишь бы этот козел не сорвал опознание.
И вот теперь чертова «пятерка» не захотела заводиться.
Ананасов вылез из машины, немедленно угодил ногой в глубокую лужу, выразился по этому поводу так цветисто, что проходивший мимо уличный кот покосился на него с уважением, и полез под капот видавшего виды транспортного средства.
Он зачистил клеммы аккумулятора, разобрал и тщательно протер свечи, употребил еще несколько крепких образных выражений, которые в подобной ситуации часто помогали, но проклятый драндулет не подавал никаких признаков жизни.
Кот вернулся и привел с собой двух друзей, и все трое теперь сидели и слушали, как ярко умеет выражать свои эмоции капитан милиции, попавший в безвыходное положение.
Ананасов опустил руки. Он думал о том, как все-таки несправедливо распределены земные блага. Допустим, какой-нибудь его коллега служит в полиции Майами, штат Флорида. Так мало того, что там, в этой благословенной Флориде, не бывает нашей сомнительной слякотной питерской зимы, когда ты вылезаешь из машины и по колено проваливаешься в ледяную лужу, после чего весь день ходишь с мокрыми ногами; мало того, что он, этот американский полицейский, ездит на приличном «шевроле» или бойком «форде», а не на проржавевшей рухляди, так еще и зовут этого любимца удачи, этого довольного жизнью американского козла не иначе, как Сэм Браун или, по крайней мере, Джек Коллинз, а не Андрей Питиримович Ананасов.
Капитан не любил свое имя. Точнее, не столько даже само имя, сколько отчество и фамилию. Отчество у него было какое-то старозаветное, можно даже сказать — церковно-славянское, а фамилия вообще непонятно какая, совершенно не мужественная, фруктовая и экзотическая. Вот у Гудронова фамилия вполне приличная, что-то в ней звучит мужское, серьезное, приходят на ум машины, автогонки…
Вспомнив Сеню Гудронова, капитан невольно подумал о минувшем вечере и тихонько застонал — головная боль от таких мыслей пошла лязгать гусеницами по новому кругу. Капитан скривился от боли и поглядел на командирские часы. Время, когда он обещал заехать за свидетелем Крыловым, безнадежно прошло. Зная, насколько этот Крылов капризный и несговорчивый, Андрей Питиримович еще больше расстроился.
Вдруг в его кармане зазвонил мобильный телефон. Услышав мелодию известной песни «Наша служба и опасна и трудна», Ананасов вытащил трубку и поднес ее к уху.
— Ананасов, — коротко, по-военному, представился он.
— Андрей Питиримович! — раздался в трубке смутно знакомый, но искаженный помехами голос. — Это Крылов вас беспокоит, свидетель!
Капитан собрался уже "оправдываться и объяснять свидетелю причины своей задержки, но тот, не давая ему времени на оправдания, быстро проговорил:
— Я уже еду в морг, вы приезжайте прямо туда! — И тут же запищали гудки отбоя.
«Интересно, откуда он знает номер моего мобильного?» — подумал следователь. Но эта мысль отошла на второй план по сравнению с приятной новостью: Крылов не стал выпендриваться, поехал сам в морг, и опознание может пройти как положено, своим чередом.
Правда, проклятая машина могла и дальше демонстрировать свой отвратительный нрав…
Капитан повернул ключ в замке зажигания… И, о чудо! — мотор старой развалины ровно затарахтел.
Некоторые вещи невозможно объяснить, их надо принимать как факт. Капитан Ананасов пожал плечами и поехал по направлению к Пятой городской больнице.
* * *
Альберт Николаевич поднес к уху телефонную трубку и услышал тот голос, который ждал услышать этим утром и которого тем не менее боялся больше всего на свете, — голос Аллы.
— Труба зовет! — бодро проговорила его безжалостная компаньонка. — Трясешься, герой?
— Почему? Я ничего… Я готов.., я уже собрался… — промямлил Альберт Николаевич.
— Ну, вот и отлично. Спускайся, машина тебя ждет у подъезда, ребята довезут тебя до места, они в курсе.
— Да, я иду…
— Слушай, Шварценеггер недоделанный! — прикрикнула Алла. — Мне твое настроение совершенно не нравится! Только попробуй завалить дело на финишной прямой! Ты хотя бы помнишь, что тебе нужно сделать по приезде в фирму? Или у тебя от страха полностью мозги отшибло?
— Почему? Я все помню.., я должен сказать, что прибыл за пакетом для «Нординвеста», что моя фамилия Соловьяненко… Это пароль, но они ведь меня и так знают…
— «И так знают»! — передразнила его Алла. — Когда речь идет о таких деньгах, необходима точность во всем! Если они заподозрят, что что-то не так, нам этих денег не видать, как собственных ушей! Ладно, будем считать, что ты все понял! — И Алла прервала разговор.
Маркиз закрыл складной мобильный телефон, подключенный к системе прослушивания, спрятал его в карман и крадучись двинулся по коридору.
* * *
Альберт Николаевич подошел к зеркалу и бросил на себя последний придирчивый взгляд. Он был суеверен и всегда смотрелся в зеркало, прежде чем выйти из дома.
Лицо у него было слишком бледным… Может быть, это из-за освещения В глубине души он понимал, что Алла права, что он элементарно боится.., и руки выдавали его предательской дрожью…
Он закрыл дверь квартиры, прошел по ярко освещенному коридору к лифту, нажал кнопку вызова.
Кабина подъехала на удивление быстро, как будто ждала его на соседнем этаже. Крылов вошел в лифт. Там уже кто-то был — мужчина такого же роста и телосложения, как Альберт Николаевич, в точно таком же хорошо сшитом черном пальто, стоял спиной к нему. Крылов нажал кнопку первого этажа, и лифт плавно устремился вниз.
В ту же секунду мужчина в черном пальто повернулся лицом к Альберту Николаевичу.
Это было, как в странном сне, когда сталкиваешься на улице с самим собой, словно отражение в зеркале ожило и обрело собственную волю.
Действительно, Крылов как будто смотрел на себя в зеркало, настолько незнакомец был на него похож. Точно такие же черты лица, точно такие же темно-русые волосы, и подстрижены так же, как у него…
— Привет, — двойник Крылова лучезарно улыбнулся, — кажется, мы с вами где-то встречались, ваше лицо мне удивительно знакомо!
С этими словами он достал из кармана пальто голубой пластмассовый флакончик и брызнул в лицо опешившему Альберту Николаевичу резко пахнущей жидкостью. Перед глазами у Крылова все поплыло, голова закружилась, и на долю секунды он отключился. Когда же сознание прояснилось, он по-прежнему был в кабине плавно скользящего лифта, но никакого двойника рядом с ним не было.
«Померещилось, что ли?» — подумал он, пытаясь собрать предательски разбегающиеся мысли.
Правда, в лифте все еще чувствовался неприятный резкий запах, но больше ничего подозрительного не было…
Дверцы лифта разошлись, Крылов вышел из подъезда, и тут же его подхватили двое здоровых молодых парней.
— Альберт Николаевич? — уточнил тот, что справа.
Крылов машинально кивнул, и его буквально внесли в потертую ржавую «восьмерку».
Альберт Николаевич успел подумать, что эта машина не слишком похожа на те транспортные средства, которыми обычно пользовалась Алла и ее ближайшее окружение, когда один из парней извиняющимся тоном проговорил:
— Андрей Питиримович сам хотел за вами заехать, но у него машина не завелась.
— Кто? — удивленно спросил Крылов.
— Андрей Питиримович, — невозмутимо повторил парень, — капитан Ананасов, следователь…
Крылов ахнул. До него начали доходить масштабы катастрофы.
— Он просил вам передать, что подъедет прямо в морг, там вы с ним и встретитесь…
Крылов завертелся на месте, и парень, неверно истолковав его волнение, постарался успокоить нервного свидетеля:
— Да вы не волнуйтесь, вы на опознание не опоздаете, мы в морг еще раньше его приедем…
— Вот уж опоздать в морг я совершенно не боюсь…
Альберт Викторович без сил откинулся на жесткую спинку сиденья и прикрыл глаза.
Хуже быть уже не могло… Хотя он еще не знал, что самое худшее было еще впереди.
Его ждало два свидания: сначала ему предстояло оказаться лицом к лицу со своей мертвой женой, которую он собственными руками отравил, а потом, если удастся это пережить, — с живой и разъяренной Аллой, которая по его вине лишилась двух миллионов. Вот этой встречи ему пережить не удастся, на этот счет Альберт Николаевич не обольщался.
