Надежда Васильевна, как всегда, согласно кивала. Она‑то понимала — никакого музыкального дара у наследника Винивитиновых нет, но если вспомнить прогнозы медиков, то Кириллу Алексеевичу, который смог вытащить мальчика из пропасти болезни, есть чем гордиться. Родя теперь мало отличается от других подростков. Ну разве что молчалив. Но ведь и Иосиф, ее собственный внук, тоже за день не более десяти слов скажет, а его никак нельзя заподозрить в дебильности. Йося с пеленок отличался недюжинным умом, пошел в школу одновременно с Катей, хоть и был младше сестры на год, ни разу не принес домой даже четверку, все учителя в один голос твердят, что подросток — гениальный математик. Да, он молчун, и что?
Каждый раз, думая о внуке, бабушка расстраивалась. Она знала, что мальчик мечтает получить работу в Америке, да не где‑нибудь, а в самой известной фирме, которая занимается компьютерными технологиями. Иосиф порылся в Интернете и выяснил: в Москве есть частный институт, и если окончить его с отличием, то вполне можно стать стажером в той компании. Надежда Васильевна съездила в учебное заведение и вернулась домой хмурая. Да, у вуза договор с американцами, которые нацелены на поиск талантливых ребят во всем мире, и действительно лучшему выпускнику предстоит попасть на службу в то место, о котором грезит Йося. Но чтобы заниматься в этом учебном заведении, надо заплатить за год такую сумму, которую домработнице не скопить за десять лет. И где бабушке взять бешеные деньги?
Вы уже, наверное, поняли, что Кирилл Алексеевич трепетно занимался исключительно Родей, остальные дети его мало волновали. Нет, старик прекрасно относился к Ксении и Кате, не забывал и о Людмиле, но законные и «левые» внучки, став взрослыми, не сохранят свою фамилию, рожденные ими дети никогда не станут Винивитиновыми‑Бельскими. Кирилл Алексеевич с радостью встречал в доме Катю, радовался школьным успехам Ксении, но основное место в его сердце занимал наследник, княжич Родион.
Наверное, поэтому дед не заметил, как сильно изменилась Ксюша, перейдя в одиннадцатый класс. Из шумной, громогласной, но милой, получавшей хорошие отметки девочки она неожиданно превратилась в грубиянку, двоечницу и хулиганку. Ни мать, ни отец, ни няня — никто не имел на нее влияния, она полностью вышла из‑под контроля — являлась домой заполночь, огрызалась на справедливые замечания взрослых.
Да, девочка и раньше не отличалась примерным поведением, она любила подшучивать над обитателями усадьбы. Окончив десятый класс, летом Ксения несколько раз посмотрела американский кинофильм «Замок в тумане» и стала изображать его главную героиню, девушку, которая обожала узнавать тайны окружающих. Ксюшу несколько раз ловили в чужих спальнях, когда она пряталась в шкафах или рылась в комодах. Ясное дело, никому из старших это не нравилось, школьницу наказывали. Но это были детские шалости инфантильного подростка. А вот осенью из веселой, совсем не злой, просто очень активной, не знающей, куда девать свою энергию, девочки вылупилось мрачное, ненавидящее всех создание.
К сожалению, Елизавете было наплевать на детей, а Семен, услышав от дочери очередное хамство, живо ретировался в кабинет, бросая на ходу:
— Ушел работать, прошу не мешать.
В декабре Ксения швырнула на стол дневник — ее оценки за полугодие оказались сплошными тройками. Семен расписался в нужной графе и молча шмыгнул на свою половину. Елизавета, равнодушно буркнув: «Учиться надо хорошо, после зимних каникул возьмись за ум», — умчалась в бассейн.
А Надежда Васильевна принялась выговаривать девочке:
— У тебя одиннадцатый класс, выпускной, нельзя так безобразничать, вот не сможешь сдать хорошо выпускные экзамены…
— И что? — перебила бывшую няню воспитанница. — Мир рухнет? Солнце потухнет? Конец света настанет?
— В университет не поступишь, будешь на улице картошкой торговать, — решила припугнуть безобразницу домработница.
— Да пошла ты… — ругнулась Ксюша.
Возмущенная до глубины души пожилая женщина сделала то, чего раньше никогда не совершала, — пошла к Семену и попросила:
— Накажите Ксению. Если девочку сейчас не окоротить, потом с ней не сладите.
Семен отложил книгу:
— Ты же ей замечание сделала?
— Конечно. Но я для нее не авторитет, — вздохнула Пирогова.
— Не вижу смысла вдвоем ругать дочь, — поморщился отец и снова уткнулся в книгу.
И тогда Надежда Васильевна, наступив на горло своему нежеланию нервировать Кирилла Алексеевича, прихватив успокаивающие капли, отправилась к нему и сообщила о всех подвигах внучки.
Дед воспринял ее слова на удивление спокойно:
— Не переживай, все в этом возрасте бунтуют. Лучше посмотри сюда. Родиона с группой приглашают летом выступить на рок‑фестивале в Болгарии.
Надежда вышла из кабинета старика расстроенной — старший Винивитинов тоже не хотел заниматься Ксюшей. Она шла по коридору в кухню и думала: «Как хорошо, что у Кати пока нет никаких особых изменений, связанных с подростковым возрастом…» Ну да, ее собственная внучка, Катюша, по‑прежнему оставалась тихой и вежливой. И она очень похорошела. Похоже, у нее появился мальчик — девочка стала много времени проводить у зеркала, а по субботам ездила в библиотеку. Однако бабушка понимала, что Катя торопится на свидание, ведь перед походом в читальный зал нет нужды по часу сооружать прическу и рыться в шкафу, горестно повторяя:
— Я ужас какая толстая! Что надеть? В любой вещи я выгляжу уродкой.
На самом деле Катюша была очень и очень хорошенькой, никаких изъянов в ее внешности не наблюдалось, разве только шрам на пояснице.
Некоторое время назад Катя поехала с классом в Питер во время каникул. А там пожаловалась сопровождавшей преподавательнице:
— У меня на спине прыщ вырос, очень болит.
Но педагог не забеспокоилась:
— Ерунда, помажь чем‑нибудь, йодом или зеленкой, и забудь.
Домой девочка вернулась с высокой температурой и фурункулом. Пришлось делать операцию, после которой осталась некрасивая отметина. Врач пообещал, что рубец рассосется, но с годами он делался лишь толще и заметнее, что очень огорчало Надежду Васильевну.
Вот у Ксюши никаких некрасивых примет не было, но характер ее испортился катастрофически. Один раз она затеяла с Катей отвратительную драку, подбила ей глаз. Надежда Васильевна с трудом оттащила дочь хозяев от своей рыдающей внучки и почему‑то подумала: «Ох, быть беде, подкрадывается она на мягких лапах». К сожалению, ее мысль оказалась пророческой.
В начале мая Майя обнаружила Ксюшу сидящей на унитазе в своей квартире с окровавленным ножом в руках, а на кровати — бездыханного юношу…
Вахрушина потерла ладонями виски.
— Как вспомню тот кошмар, голову словно раскаленным обручем перетягивает. Не представляю, как только Надя все это выдержала. Она рассказывала мне потом, что когда ей позвонила Майя, она сначала решила, что шалава опять запила. Накануне мы с ней про непутевую говорили, и Надюша радовалась: «Машенька, вразумил‑таки Господь дочь, скоро год, как она к бутылке не тянется». А я ей ответила: «Не всякого горбатого даже могила исправит, сколько раз уже ты радовалась, а она опять за водкой бежала». И тут же о своих словах пожалела. Надя заплакала, я ее утешать бросилась: мол, глупость ляпнула, полно народу от алкогольной зависимости вылечилось. А на следующий день Майя матери звонит и кричит: «Кровь кругом, Иосифа убили, здесь Ксения с ножом…» Надю слова про Ксюшу испугали, она побежала к Кириллу Алексеевичу.
Мария Борисовна снова схватилась за виски, встала, достала из буфета коробку с лекарствами и начала в ней рыться.
Я сказал:
— Да уж, такого врагу не пожелаешь, узнать о гибели любимого внука от рук своей воспитанницы.
Вахрушина замерла с блистером в руке:
— Вот мы и добрались до сердца всей истории. Нет, Иосиф жив. Ксения зарезала не его.
— А кого? — растерялся я.
Женщина выщелкнула из упаковки капсулу, запила ее водой.
— Родиона.
Мне показалось, что я ослышался:
— Кого?
— Ро‑ди‑о‑на, — по слогам повторила Мария Борисовна, — своего родного брата.
Несколько минут я молчал, переваривая сообщение, затем обратился к хозяйке:
— Вы путаете, юноша жив, я видел его сегодня в усадьбе.
Брови Марии встали «домиком», а я продолжал:
— Родя прекрасно выглядит, блестяще учится, он талантливый математик, после окончания института первый кандидат на поездку за океан и…
Слова застряли в горле.
— Ага, — прищурилась Вахрушина, — наконец‑то дошло. Дислексик Родион никак не мог стать студентом, он же читать‑писать не способен.
— Кто же тогда живет у Винивитиновых? — пробормотал я. — Что происходит у них в семье?
— Догадайтесь с трех раз, — фыркнула собеседница. — Ладно, подскажу. Кто был в школе золотой отличник? Кто мечтал попасть в дорогой институт, после которого прямая дорога на работу в американскую компьютерную фирму? А?
