Наконец и железный ящик, с которым возились все это время, удалось вскрыть...
— Зря мы этот столб просверлили, — недовольно заявил Зигмунт на следующее после веселенькой ночки утро, поглощая завтрак, переходящий в обед. — Сам удивляюсь, как мне такое в голову взбрело? Я уж не говорю, что жизнью рисковали: пар под давлением, а мы в эти дырки заглядывали. Но что это нам вообще могло дать?
— Разве тебе мало дало? — удивился Янушек.
— Даже с избытком... Я не о том. Мы могли попасть совсем на другую трубу, а тогда ничего бы и не было.
— Да не в том дело. На фига мы со столбом возились, ведь бумаги из ящика прояснили все дело! И так бы о столбе узнали, без всякого сверления.
— Я-то надеялась, что в ящике окажется нечто необыкновенное, — разочарованно протянула Шпулька. — А там — одни бумаги, и больше ничего!
— Ну, ты даешь! — возмутился Зигмунт. — Ведь это бесценная находка! Вся документация чокнутого графа! Теперь все прояснилось, дух, можно сказать, накрылся, а Ковальчик на седьмом небе от счастья. Слушай, а что там в столбе было-то? — обратился он к Янушеку. — Ты же при этом присутствовал.
Вскрытый в верхней части опорный столб оказался сооружением весьма оригинальным. Состоял он из трех вертикальных труб, причем две из них являлись несущими конструкциями, а третья служила трубой центрального отопления. Янушек наблюдал за работами с величайшим интересом, жутко заинтригованный источником потусторонних звуков. Результат опыта, проведенного уже глубокой ночью, вполне оправдал его ожидания.
— Стрельнуло, чтоб мне лопнуть, как из пушки! — делился он впечатлениями. — Две железяки и кусок дерева. Прокладка с гайкой и такой кубик. Они в самом низу валялись и, представляете, как пар классно их поднимал! Начинал с прокладки, затем летел кубик, а в самом конце — гайка. А наверху ударяли по другой деревяшке, что там болталась на одном болте.
— А на кой черт графу та деревяшка наверху?
— Этого никто не знает. Они тоже удивлялись. Вообще всему удивлялись. Такой системы они в жизни не видали. И совсем это не средневековый столб, его граф сам делал.
— Ага, это мы из документов уже знаем. Получи они бумаги раньше, совсем не пришлось бы столб вскрывать.
— Вот именно, — с удовлетворением сказал Янушек. — Так бы я и не узнал, что там было. А дерево не струхлявилось, потому что было пропитано чем-то, чего и вовсе на свете нет. Наверное, изобретение графа. Нам бы такой состав, говорили, вода не берет, огонь не берет. Очень хорошо, что мы им раньше бумаг не показали.
— Одно меня утешает, что хоть центральное отопление действует, — грустно вздохнула Шпулька. — Правда, каким образом, я не понимаю. Из того, что они говорили, я ни слова не поняла.
— Слова они говорили очень даже интересные, — одобрительно заметил Янушек.
— Эти-то я как раз поняла, а вот технические — нет.
— Все просто, — объяснил Зигмунт. — Отключили графское изобретение от остальной системы, и дело с концом. Нашли по его чертежам тот вентиль в подвале, тоже замурованный. Маньяк какой-то: все замуровал. Он там устроил что-то вроде термостата. При малом давлении не действовало, а как сторож раскочегарит, начинало пропускать. То же и при большом перепаде температур. Потому-то оно и включилось, когда кирпич украли и в зале сделался холодильник.
— Это же надо! — воскликнула Тереска. — Смотрите! Правильно мы угадали, что дух завелся от холода!
— Как же никто этот системы не обнаружил?
— Во-первых, никто не видел документации, которую граф, как он сам написал в приложенном письме, спас от варваров. Во-вторых, таких вещей до войны у нас вообще не делали. А в-третьих, их всех ввел в заблуждение октябрь.
— Октябрь? В каком смысле?
— Ковальчик — человек обязательный. Перед каждым отопительным сезоном проверял, все ли в порядке: растапливал вовсю котлы, а затем гасил. На эту проверку никто не обращал внимания, дух же, естественно, — появлялся. Никому и в голову не приходило связать одно с другим.
— Вот откуда святая Катерина! — обрадовалась Тереска. — Перед тем как уйти в гости, тоже раскочегаривал на всю катушку, чтобы спокойно праздновать свою годовщину свадьбы! Ага, чуть не забыла... Я уже знаю, что это за ренессансный дворик. Оказывается, он недостроен. Граф собирался сделать галереи, идущие вокруг, а терраса должна была быть застекленной. Ковальчик об этом знал, сам слышал, как граф кому-то жаловался, что теперь такие трудности со стройматериалами и что никак не может закончить. Теперь — во время войны, значит.
— Ну, знаешь! — недовольно произнесла Шпулька. — Не мог твой Ковальчик, что ли, раньше рассказать? И не тебе, а тем специалистам, что замок прочесывали?
— Так его же об этом никто не спрашивал. А про трубы он и вовсе не знал.
— Нравится мне этот граф, — заявил Янушек. — Так дело замутить какими-то глупыми трубами даже я не смог бы! Да! А не замерзли они, потому что Ковальчик погоду предсказывает лучше всякого Гидрометцентра. Всегда знал, когда похолодает, и начинал топить заранее. Ни разу не ошибся. Во всей округе этим славится.
— Ну, теперь я спокоен, — произнес, помолчав, Зигмунт. — А то, боюсь, пришлось бы мне здесь навеки поселиться и разгадывать тайну. Выгнали бы меня из училища... А так даже жаль, что надо возвращаться. Ну да ничего не поделаешь: завтра начнут съезжаться покалеченные специалисты...