И Французский опять грустно уставился в пол, для большей чувствительности капнув слезой.
Он старался не зря — история произвела на Валерию огромное впечатление.
— Знаешь что, — сказала она, — я лучше сама бутылку открою.
— Ты слишком плохо думаешь обо мне, — рассмеялся Французский. — В этом деле я мастер.
С этими словами он быстро и неловко откупорил шампанское: пробка, выстрелив, покинула горлышко и… прямиком угодила Валерии в глаз.
— Скотина! — взвыла она от боли, закрывая руками лицо. — А еще говорил, что мастер!
— Конечно, мастер, — удовлетворенно усмехнулся Французский. — Я лучшим в отряде снайпером был.
Услышав это, Валерия вскочила и бросилась в ванную, к зеркалу. Глаз, слава богу, не пострадал, но заплывал с фантастической скоростью. К ужасу бедной Валерии спринтерски вздувающийся фингал уже и сейчас кой-какими цветами поигрывал, а в ближайшем будущем он обещал всю палитру солнечной радуги.
— Ну и сволочь же ты, Французский! — гаркнула она, прижимая мокрое полотенце к щеке.
Тот с бодрой надеждой осведомился:
— Сокровище, как твой глаз?
— Потерь никаких, — разочаровала его Валерия. — Одни приобретения.
— Очень рад, — сник Французский.
Разумеется, ей (и это понятно) захотелось поколотить наглеца. Осуществи она это желание, вряд ли сумел бы тщедушный Французский дать своей даме достойный отпор.
«Сейчас он будет иметь бледный вид и макаронную походку, — раздираемая жаждой мести, подумала Валерия. — Ох, что я сейчас с ним сделаю!»
Воображение нарисовало ужасную картину. Добрая Валерия сжалилась над обидчиком и решила: «Ну и черт с ним. Зато мы квиты теперь: я ему нанесла душевную рану, он мне — физическую».
Однако Французский о такой милости не подозревал, но зато он прекрасно знал вспыльчивый нрав Валерии. По этой причине отверженный, не рискуя прощанье затягивать, изменщицу поджидал у выхода с чемоданом в руке. Как только Валерия вышла из ванной, он спешно открыл дверь, констатировал:
— Жизнь — это сказочка с очень плохим концом, — и был таков.
— Вот же гад! — понеслось ему вслед.
Но Французский уже никого не боялся. Он был не досягаем. Все печали он оставлял за плечами. Резво, презрев лифт, выбивая ритм радости из ступеней, Французский летел навстречу новой судьбе…
Уместней, думаю, будет сказать: навстречу новому дивану.
Внизу, поравнявшись с задумчивым Михаилом, он с ленивым интересом взглянул на него и изрек:
— Я сделал все, что мог, но случай безнадежный. Впрочем, чем черт ни шутит. Ваша очередь испытать себя, сэр. Желаю удачи.
— Спа-си-бо, — растерянно прошептал ему вслед Михаил.
Прощально хлопнула подъездная дверь; сверху донесся нетерпеливый голос Валерии:
— Ми-ша! Ми-ша! Быстрей поднимайся ко мне! Сто вторая квартира!
Жалкая и растерянная, Валерия застыла в прихожей, прижимая полотенце к щеке.
— Миша! У меня неприятность! — ее отчаянный голос дрогнул.
Михаила обожгло горячей волной.
— Что случилось?! — закричал он, испуганно подлетая к Валерии.
Она, не снимая со щеки полотенца, отступила вглубь комнаты и, кивая на столик, где «скучала» пустая бутылка, обиженно сообщила:
— Все шампанское выдул подлец, пока я была в ванной. Видишь пробку?
Он удивился:
— При чем здесь пробка?
Валерия наконец отняла от щеки полотенце, открывая обширный фингал, и Михаил озверел.
— Он тебя бил, этот алкаш! — бешено закричал он.
Кулаки его сжались, на скулах заходили желваки, он готов был бежать за обидчиком:
— Как посмел, мерзавец! Убью!
Михаил горячился — Валерия ликовала.
«Французский вовремя мне фонарь подсветил, — наивно радовалась она. — Отроду за меня, кроме отца, не заступался никто. Так бы жизнь прожила, не узнав, как это приятно».
— Успокойся, Миша, — нежно проворковала Валерия. — Анатоль не нарочно. Недотепа шампанское неловко открыл, вот пробка мне в лицо и попала, чуть ни выбила глаз.
На лице Михаила отразилось страшная мука:
— Тебе больно?
Валерии не было больно — жалко было щеку. Однако, увидев, что ее болью не притворно, а истинно болеет он, Михаил, она подумала: «Это блаженство», — и радостно солгала:
— Конечно больно. Больно так, что терпеть не могу. Сейчас заплачу, наверно.
И, сказав, пожалела об этом, с таким состраданием, с такой жалостью он смотрел на нее, доверчивый, чуткий, добрый…
«Буду дрянью последней, — решила Валерия, — если еще хоть раз его обману».
А Михаил уже тащил ее за руку в спальню, укладывал на кровать, успокаивал:
— Ничего, сейчас все пройдет, я умею заговаривать боль, меня бабушка Дэна учила, ты только зажмурь глаза и молча лежи.
И, прикрыв щеку Валерии своей теплой сухой ладонью, он с забавной серьезностью зашептал детские глупые заклинания:
— Ахалай-махалай, ты рукой не махай, Леры боль забирай, мухиль-втюхель, чабель-шнобель, получай по полный жопель…
Она с улыбкой вслушивалась в его мягкий шуршащий голос и думала: «К черту Лизку с ее брюнетами. К черту Эркана. (Даже до этой минуты Валерия турка все еще тайно любила). К черту все предрассудки. Пусть блондин. Пусть тщедушный. Он мой! Мой! С ним никогда не расстанусь».
— Тебе хорошо? — спросил Михаил — видимо на лице ее отразилось блаженство.
— Да-а, — прошептала Валерия.
Не открывая глаз, она нащупала его голову и неуверенно притянула ее к своей полной груди. Михаил вдохнул сладковатый запах ее тела и сказал:
— Как мне повезло, что я тебя нашел.
И Валерия окончательно поняла, что глупо сопротивляться самой себе: блондин, так блондин — пусть смеются. И он это понял: хватит сопротивляться, пусть дылда, пусть Копилка — у всех есть недостатки.
Их тела устремились друг к другу, но в этом физическом поиске плоти было слишком много духовного, тонкого, чистого. Это был поиск родной пылинки в бескрайней бездне одиночества… Это был вызов себе и толпе… Это был вопль: отойдите, святое… Это был…
Что это было, они не знали. Слившись в одно целое, они забыли про свои тела, каждый стал частью единого организма, и он, организм этот, казалось, не был материей. О том, что они из плоти, Валерия вспомнила позже, с томной грустью вернувшись в реальность.
Жадно зарываясь в Михаила, она подумала: «Так хорошо бывает только в раю».
И, задохнувшись от нежности, уснула.
Он тоже заснул.
Разбудил их телефонный звонок. Звонила Елизавета.
— Лерка, ты где? — возмущенно спросила она. — Почему не на работе?
— Я еще сплю, — не вполне просыпаясь, пробормотала Валерия.
— Спишь?! Ты с ума сошла! В офисе пусто, шаром покати, а через час сюда Дороф заявится! С канадской делегацией! Будут подписывать важнецкий договор!
Валерия глянула на часы и ужаснулась:
— Проспала!
— Немедленно дуй в офис! — приказала Елизавета, и в трубке раздались гудки.
Валерия растерянно уставилась на Михаила. Он по-прежнему спал, очень крепко. Она не решалась его будить, умильно смотрела на тонкий, красивый профиль, на нежную щеку, чуть тронутую бесцветной щетиной…
«Блондин. Атласная белая кожа, рыжеватые ресницы… Сколько ему лет? Двадцать? Тридцать? Не угадаешь. Вполне за подростка сойдет. Хотя, нет, у глаз морщинки наметились… Видно: уже не пацан…»
— Ой, что это я! — опомнилась Валерия. — Мишка, вставай, работу вдвоем потеряем!
Рыжеватые ресницы дрогнули, раскрылся холодный злой глаз — серый, ледяной, настороженный, он чужаком скользнул по Валерии и оттаял, томно струясь нежностью и теплом. Раздался сонный бархатный голос:
— Лерка, родная…
— Миша! Миша! — запаниковала Валерия. — Беда! Опоздали!
— Куда? — он вскочил, смешной, всклокоченный, тусклый.
— На работу, Миша, на работу! — закричала она, погружая в тесный заморский лифчик свободолюбивую русскую грудь. — Дороф должен вот-вот прийти!
Михаил, еще не проснувшись, подумал: «Какой еще Дороф? Дороф же я!»
— Какой Дороф? — спросил он, и Валерия возмутилась:
— Ну, Мишка, ты и даешь! Наш с тобой Дороф! Наш шеф! Вот-вот он придет!
Михаил ужаснулся:
— Сюда?!
— Да нет, — рассмеялась Валерия. — Что ему делать здесь? Он с делегацией в офис притопает, с канадской, а там совершенно пусто. Даже дверь на замке. Лизка тоже опаздывает, только что мне звонила…
— Черт!
Вихрем вынесло его из постели. Схватив брюки, Михаил закружил, запрыгал по спальне, неловко пытаясь попасть ногой в штанину. Раздался треск ткани.
— Черт!
Михаил упал, увидел на полу рубашку, обрадовался и начал спешно ее натягивать, мгновенно забыв про брюки и с жадностью поглядывая на лежащие под тумбочкой носки.
«Что он возится, как мальчишка?» — рассердилась Валерия и, ловко накинув блузку, умчалась в ванную, бросив ему на ходу:
