– А вот и засада! – заорал дед, выходя из джипа и потирая довольно руки. – Там мотки колючей проволоки поперёк поля лежат, до горизонта!
Сазон немного преувеличил. Колючая проволока и правда лежала поперёк поля, но не до горизонта, а всего лишь до леса, который виднелся метрах в ста справа, и в который соваться на машинах было совершенно бессмысленно.
Пытаться убрать проволоку тоже было бессмысленно. Она лежала в несколько рядов, нижние из которых были утрамбованы в дёрн.
– Всем оставаться на местах, – приказал Бизя, выпрыгивая из кабины.
Ни Дэн, ни Герман его не послушались и выскочили из автобуса. У Бизи уже был в руках пистолет, и у Сазона тоже в скрюченных пальцах отблескивало оружие. Они бросились вдоль проволоки к лесу, пригнувшись, словно бойцы на задании. Дэн с Германом побежали за ними, и было в этом единодушном порыве столько мужской солидарности, мужского единодушия и мужского братства, что я не рискнула к ним присоединиться.
– Господи спаси, – пробормотал сзади Ильич. – Что всё это значит?
– Ей-богу, знала бы, какой будет наша поездка, попросила бы у вас премиальные, Владимир Ильич, – вздохнула Лаптева. – Я тут кукол с собой набрала, про Винни-Пуха и Пяточка сценарии насочиняла, а надо было хватать противогаз, пару гранат и самурайский меч. Герман-то, вон какой сообразительный оказался! Элла, что там случилось?
– Понятия не имею. Во всяком случае, пока не стреляют и это радует.
– Девочки, лягте на пол! – взмолился Троцкий и упал возле кровати, прикрывая руками голову.
– Пол грязный, – лениво протянула Лаптева, и я опять подивилась её выдержке и спокойствию.
И тут всё-таки прогремел выстрел.
Он громыхнул вдалеке, в глубине леса, в котором скрылся наш мужской батальон, но, каюсь, я отчего-то нырнула вниз и села на корточки. Судя по шуму в салоне, Лаптева тоже не побрезговала рухнуть на грязный пол.
Некоторое время всё было тихо. Только где-то скандально кричала ворона, и лаял Рокки, который неизвестно когда успел удрать из автобуса.
Я осторожно приподнялась и выглянула в окно.
Из леса вышла наша команда и направилась вдоль колючей проволоки к автобусу. Видок у всех был такой довольный, словно парни возвращались с удачной охоты. Они улыбались, переговаривались и оживлённо жестикулировали. Сазон тащил в руке какую-то лохматую серую штуку, в которой я, приглядевшись, с удивлением признала дохлую ворону.
– Ложная тревога, – объявила я Лаптевой. – Наши герои по воронам стреляли.
– Отлично. Будет чем перекусить, – отозвалась Викторина.
– Девочки, – подал дрожащий голос Ильич, – а кто это с ними? Обормот какой-то…
Только тут я заметила, что в группе стало больше на одного человека. За нашей компанией понуро плёлся худой, длинный тип. Несмотря на жару, на нём был длинный потрёпанный плащ и высокая шапка. Сальные волосы свисали до плеч, в одной руке тип тащил холщовый дорожный мешок, в другой – круглый предмет, который при ходьбе мелодично позвякивал. Рокки держался от странного человека подальше, то и дело оглядывался на него и поскуливал.
– Бомжа какого-то ведут, – тихо доложила я обстановку.
– Зачем?! – всполошился Троцкий. – Зачем нам бомж?!
– Понятия не имею! Бомж и ворона – вот добыча наших парней!
Я увидела, как Бизя весело ударил бомжа по плечу и что-то сказал ему. Бомж подпрыгнул и, задрав голову к небу, забормотал что-то похожее на молитву.
– Ну надо же, – удивилась Лаптева, – какой колоритный бродяга! Как из пьесы Горького «На дне»!
Не в силах больше гадать, я вылезла из кабины.
Первым в автобус запрыгнул Рокки. Он быстренько залез под кровать, хотя трусом никогда не был.
– Доча, а мы шамана в плен взяли! – проорал Сазон, подходя ко мне.
Теперь, разглядев странного человека поближе, я поняла, что Сазон не шутит. Длинный плащ оказался вовсе не рубищем. Он был примитивно сшит из грубо выделанной шкуры и живописно украшен железными побрякушками, лентами и прочей ерундой. Из шапки торчали пучки серых перьев. Круглый предмет, который странный человек сжимал в руке, оказался бубном. Человек смотрел себе под ноги и что-то тихо бормотал. Возраст его определить было невозможно, ему могло быть и тридцать и шестьдесят. Раскосые глаза, широкие скулы, смуглая кожа – типичная внешность алтайцев, и только высокий рост выделял его среди коренных жителей.
– И на фига нам шаман? – искренне изумилась я. – У нас дел по горло и времени в обрез!
– А он нам на бубне камлать будет! – весело пояснил дед.[9]
– Это в смысле лабать? – не поняла я незнакомое слово.
– Лабают лабухи, а камлают волшебники и провидцы! – захохотал Сазон. – Сама подумай, как без помощи местных духов по Алтаю дальше шарашить? А тут тебе готовый шаман с атрибутами! Он-то за нас словечко и замолвит!
– Его зовут Адабас и он хорошо говорит по-русски, – объяснил Бизя. – Вчера Адабас отбился от группы иностранных туристов. Они его потеряли! Сначала пообещали заплатить за то, что он покажет Алтай и шаманские ритуалы, потом нажрались водки и рано утром свалили, забыв его у костра.
– Он сидел в лесочке у потухшего костра и молился алтайским богам, чтобы те послали ему спасителей, – вмешался Никитин.
– Они и послали. Нас! – засмеялся Герман. – Мы должны довезти его до Онгудая. На попутках он доехать не может, потому что, во-первых, у него нет денег, во-вторых, его не берут из-за дикого вида.
– А ворону зачем грохнули? – ещё больше удивилась я.
– Адабас сказал, – таинственным шёпотом сообщил мне Сазон, – чтобы задобрить злого духа Эрлика, нужно сделать ему подарок. Ворона в данном случае очень даже подходит. Я её с первого выстрела с ветки срубил! – Он потряс огромной жирной птицей у меня перед носом. – Так что, доча, придётся шамана с собой взять! Не люблю я духов гневить.
– Нам ещё только шаманов тут не хватало! – вдруг взорвалась Лаптева. – Он когда последний раз мылся? Да он такую заразу нам принесёт, что потом ни одна больница не примет!! Вши, блохи, лишай, туберкулёз, сифилис, тьфу!!
– А ты к нему с сексом не домогайся и никакого сифилиса не будет, – ласково посоветовал Лаптевой дед.
Лаптева фыркнула и убежала в грузовой отсек, наверное, звонить и жаловаться своему Марику.
– Ладно, солдаты, давайте проволоку инструментами перережем и попробуем к трассе прорваться, – вздохнул Сазон. – Надоело уже чернозём пахать, да и время поджимает.
– Нельзя колючку трогать, беда будет, – вдруг, не отрывая глаз от земли, тихо сказал шаман.
– Что ты бормочешь, какая беда? – всполошился дед. Он поправил слуховой аппарат и для верности приложил ладонь к уху.
– Не знаю, какая. Только плохие люди колючку тянули, – продолжал бормотать на одной ноте шаман.
– Ты видел? Ты видел этих людей, или они тебе в экстазе приглючились?!
– Не видел. Но добрый дух Ульгень мне сказал, что нельзя колючку трогать, беда будет!
– Нет, ну что я говорила! – опять возникла в дверях автобуса Лаптева. – Шизик в перьях! Дух ему наболтал!
Сазон вдруг размахнулся вороной и забросил её на проволоку, перед своим джипом.
Вверх полетели комья земли.
Именно так – сначала в небо взметнулись комья земли, потом в воздух взлетел «Гелендваген», и только потом прогремел взрыв.
Наученные боевой обстановкой этого путешествия, все, включая шамана, повалились на землю. Адабас не стал рассчитывать на помощь своих духов и тоже уткнулся носом в траву, распластавшись на ней так умело, будто полжизни прослужил в горячих точках.
Я лежала, слушая удары своего сердца. Джип, словно метеорит, шваркнулся об землю, образовав под собой небольшую воронку. Стёкол у него не было. Двери вырвало. Капот всё ещё летел, не успев приземлиться. Колёса оказались неестественно вывернуты. Раненый движок сиротливо подставил солнцу свои несчастные внутренности. Более того, он вздумал гореть. Пламя неуверенным языком показалось изнутри, потом весело и настойчиво разгорелось. Понимая, что каждую минуту может рвануть бензобак, я сорвалась с места, залетела в автобус и сорвала со стены огнетушитель.
Счёт шёл на секунды.
Но время летело, а у меня не хватало сил, чтобы сорвать кольцо и привести огнетушитель в действие.
Наконец, Бизя вырвал у меня красный баллон и направил мощную струю пены на джип.
Через минуту всё было кончено.
– Ни хрена у тебя вороны каркают! – крикнул Бизя Сазону.
Мужское братство медленно поднялось с земли. Лица у всех были красные и растерянные.
– Всё-таки жахнуло! – не без восторга в голосе произнёс Сазон. – Фиговенькая растяжка! Машина практически целая, только двери поотрывало.
– Добрый дух Ульгень мне сказал… – пробормотал Адабас, отплёвываясь от пуха одуванчиков.
– А он точно был добрый? – счёл нужным уточнить Герман.
Никитин поднял бубен и почтительно вручил его Адабасу.
