Мужское братство медленно поднялось с земли. Лица у всех были красные и растерянные.
– Всё-таки жахнуло! – не без восторга в голосе произнёс Сазон. – Фиговенькая растяжка! Машина практически целая, только двери поотрывало.
– Добрый дух Ульгень мне сказал… – пробормотал Адабас, отплёвываясь от пуха одуванчиков.
– А он точно был добрый? – счёл нужным уточнить Герман.
Никитин поднял бубен и почтительно вручил его Адабасу.
– Сынку, пихай шамана в автобус, в объезд погнали!! – заорал дед. – Меня, подполкана советской армии, такой петардой не запугаешь! Танк я свой здесь брошу, от него проку теперь никакого!
Сазон бросился к своей изуродованной машине, достал деньги и документы и запрыгнул в салон, где все расселись уже по местам.
Через минуту мы мчались вдоль проволоки, в надежде объехать лес.
Бизя гнал «скул бас» на предельной скорости.
Шаман забился в уголок и на каждой кочке звенел своим бубном.
Викторина спряталась в туалет.
Ильич лежал на кровати и не подавал признаков жизни.
Дэн стоял у меня за спиной, напряжённо вглядываясь вдаль.
Герман, очевидно на нервной почве, вздумал лузгать семечки, сплёвывая кожуру на пол. Рокки, которого мы забыли покормить с утра, слизывал шелуху, высунув морду из-под кровати.
Путешествие продолжалось.
У нас оставалось всего семь часов, чтобы добраться до монгольской границы и найти капсулы.
Высказанная Элкой мысль, что в нашей команде может находиться предатель, вернее – подсадная утка бандитов, прочно засела у меня в голове. Как ни пытался я прогнать прочь это нелепое предположение, оно прочно расположилось в моём сознании, словно непрошенный гость на хозяйском диване.
Нам удалось не только объехать злополучный лесок, но и найти плавный выезд на Чуйский тракт. Это было большой удачей, потому что дальше, перед Семинским перевалом, вывернуть на трассу было практически невозможно. Вдоль дороги начинались скалы и хвойный лес.
«Чёрт бы побрал эту поездку!» – в тысячный раз подумал я.
Невидимое преследование борисовцев достало меня до колик в печёнке. Нет ничего отвратительнее, когда ты не знаешь врага в лицо, а он не только в курсе каждого твоего шага, но и опережает тебя в твоих намерениях. Исчезновение Ганса, автомобильная пробка, взрыв джипа, гонка по бездорожью – все эти события выбили меня из колеи окончательно. Мне стыдно было признаться в этом даже себе самому, но, кажется, я созрел для решения плюнуть на бельгийских заложников и бросить автобус на ближайшей автостоянке. Или даже не на стоянке, а на обочине. Нет – не на обочине, а посреди дороги! Пусть стоит укором всему человечеству…
Наверное, если бы не эта гадкая мыслишка о том, что среди нас может находиться предатель, у меня не возникло бы такого острого желания схватить микрофон и заорать по громкой связи о том, что – всё, аллес! – наш вояж завершён, мы бросаем «скул бас» прямо здесь, на дороге, а сами рвём когти в Сибирск.
«Спокойно, Глеб Сергеич, спокойно! – уговаривал я себя, выжимая из автобуса предельную скорость, – Ведь если ты – педагог, альтруист и филантроп, – смалодушничаешь, то милого маленького бельгийского народа станет на несколько человек меньше…»
Эта мысль меня отрезвляла. Она грела, возбуждала и заставляла давить на газ. Я спасу чью-то маму, бабушку, маленького мальчика, грудного младенца и самого Жака Брэля тоже спасу, хотя он этого и не заслуживает.
Я!!
Эх, заснуть бы, а, проснувшись, обнаружить, что всё это было бредовым сном. Что можно ехать по Алтаю с удовольствием и остановками. Что можно фотографировать и любоваться видами из окна. Ведь какие за окном были пейзажи, какие вековые, девственные пейзажи!! Скалы и лес, дорога, уходящая в бездонное синее небо, бурные реки – дикие и необузданные, я даже названия им не знал… Если бы я мог всем этим любоваться, жизнь была бы прекрасна.
Мальцев нас до сих пор не догнал, и это меня настораживало. Я даже сбавил скорость, но экзотический фиолетовый болид так и не появлялся на горизонте. Впрочем, пробка на трассе – дело серьёзное, вполне возможно, что Мальцев торчит в плотном потоке автомобилей, где скоростные свойства его «аудюхи» совсем бесполезны. А может, ему удалось выследить борисовцев и узнать что-то о Гансе? Мальцев, несмотря на свою творческую, мятущуюся натуру, в делах был старателен и педантичен. Если Сазон ставил перед ним какую-нибудь задачу, он выполнял её с усердием студента-отличника.
– Есть хочу, – сказала Беда.
В автобусе из еды были только консервы, которые Элка терпеть не могла. Она утверждала, что это «мёртвая еда», и как ни пытался я ей объяснить, что всё, что мы едим, в конечном итоге – неживое, она упорно отказывалась есть то, что находилось в консервных банках.
– Может, попьёшь? – Я протянул ей бутылку минеральной воды.
– Добрый ты, – вздохнула Беда, но бутылку взяла, отпила несколько глотков и поморщилась. – Да она просто горячая! Можно я попрошу сигареты у Дэна? Когда я курю, мне не хочется ни пить, ни есть.
При упоминании имени Никитина, у меня перед глазами полыхнул красный отсвет. Будто за поворотом мелькнуло пожарище и тут же исчезло.
Если честно, то состояние шизофренической ревности мне очень не нравилось. Оно утомило меня, и я бы даже не отказался выпить что-нибудь успокоительное, но за рулём этого делать было нельзя.
– Ну так как?! – вопросительно посмотрела на меня Элка, и в её взгляде было столько насмешки, что я невольно притопил в раздражении газ.
– А молилась ли ты на ночь?! – решил я перевести всё в шутку, но тут из-за поворота вынырнул мелкий гаец и требовательно махнул полосатым жезлом, который мне показался едва ли не больше его самого.
Я нехотя притормозил, забрал вправо и остановился на обочине.
– Документики! – подпрыгнул гаец, подбежав к кабине.
Я достал из бардачка все документы и, чтобы он не скакал, вышел из автобуса. Парень оказался мне ровно по ширинку. Это меня немного смутило, поэтому я отошёл на два шага назад и встал к нему боком.
Все документы были в полном порядке, и повода для волнений у меня не было.
Лейтенант, убедившись, что в бумагах придраться не к чему, заскучал и критически осмотрел автобус.
– Гуманитарная помощь детям Камбоджи, – пояснил я. – Гоним к монгольской границе.
Карлик присвистнул.
– А стекло лобовое ветром сдуло? – Он снова подпрыгнул, чтобы лучше рассмотреть отсутствующее стекло.
Я натянуто улыбнулся, давая понять, что оценил его шутку. Ну не мог же я ему рассказать, что лобовик вынесло взрывом, а стекло в заднем окне я собственноручно выбил головой одного из пассажиров.
– Там тепло, – не нашёл ничего умнее сказать я. – В Камбодже-то. Стёкла необязательны.
– Почему автобус грязный такой?
– Так не по Европе колесим. Лужи, канавы, брызги, обочины, дурные взгляды…
– Багажничек открываем, показываем, – ледяным тоном приказал лейтенант.
Я тяжело вздохнул и попробовал вразумить лейтенанта.
– Вы же видели, в документах есть бумага из отдела образования! Она подтверждает, что автобус под завязку забит гуманитарным грузом!
– Багажничек открываем! – рявкнул лейтенант так, что с соседнего дерева испуганно вспорхнули птицы. Его мучил комплекс Наполеона, так же как меня – комплекс Отелло. Я почувствовал к нему некоторое сочувствие и поплёлся открывать грузовой отсек.
Распахнув заднюю дверь, я увидел среди мешков улыбающегося во весь рот Сазона. Рядом с дедом сидел Рон. Он скалился и одновременно помахивал хвостом, не зная, чего ожидать от незнакомца.
– Генерал! – заорал дед, ударив себя по ляжкам. – Может, сразу дензнаки возьмёшь и не будешь пыль поднимать? – Сазон выхватил из внутреннего кармана пачку евро и потряс ей перед носом гайца.
– Уберите собаку, – сквозь зубы процедил лейтенант, даже не взглянув на деньги.
Если честно, я удивился. Встретить на трассе гайца, который не берёт не просто евро, а толстую пачку евро, было немыслимо. Впрочем, всё в этой поездке было немыслимо… Чувство, похожее на уважение, зародилось во мне к этому маленькому служителю закона.
– Раскрываем мешочки, – приказал он.
Дед удивлённо развёл руками, прибавил к евро стопочку долларов и опять протянул гайцу, заглядывая при этом ему в глаза, словно психиатр больному.
– Уберите деньги! – заорал лейтенант и подпрыгнул, чтобы лучше видеть, что происходит в автобусе. Рон клацнул зубами у него перед носом, словно хотел поймать муху. – Уберите животное! – завизжал коротышка.
– Да уберём, уберём, – проворчал дед и за ошейник утянул собаку в салон.
Я нехотя начал развязывать мешки. В каждом из них находился стандартный набор – бельё, одеяла, одежда, медикаменты, игрушки. На втором мешке гаец потерял к процедуре всяческий интерес, но заставил развязать все мешки до последнего.
К нам подошла Беда. Увидев её, у лейтенанта отвисла челюсть, и он подпрыгнул без видимой на то причины. Очевидно, высокие женщины сводили его с ума.
