Елену Сергеевну принесли через десять-пятнадцать минут. Собственно, то, что принесли чужие люди, уже не было Еленой Сергеевной – это было разбитое, искалеченное тело, имевшее с ней очень отдаленное сходство.
В квартире появилось много совершенно посторонних людей, которые о чем-то расспрашивали мальчика, фальшиво жалели его. Почти сразу появилась Алла Леонидовна. Она приехала раньше, чем милиция, и в ее облике была такая суетливая, испуганная озабоченность, что Толя невольно начал исподтишка наблюдать за ней.
Алла поспешно прошла в спальню покойной, сделала вид, что осматривает ее изуродованное тело, а потом, воровато оглядевшись, схватила с ночной тумбочки полоску серебристой фольги – такую, в какие обычно запаивают таблетки. На место этой полоски она положила другую, которую достала из кармана.
Толя выскользнул из комнаты, чтобы не столкнуться с женщиной и не выдать себя выражением лица.
Кроме того, что она сделала на его глазах, мальчик заметил еще одну вещь.
Он увидел, что на полу, под тумбочкой, лежит плоская картонная коробочка – такая, в каких продаются лекарства.
Дождавшись, когда Алла Леонидовна выйдет из спальни, он снова проскользнул туда и бросился к тумбочке. На ней действительно лежала пустая упаковка из-под лекарства с отпечатанным по фольге коротким латинским названием. Толя прочитал иностранные буквы: «Тазепам». Тогда он опустился на четвереньки и вытащил из-под тумбочки картонную коробочку. По размеру она вполне подходила для серебристой упаковки, но на ней было напечатано совсем другое название, длинное и заковыристое.
Повинуясь внезапному импульсу, подросток спрятал коробочку в карман и пулей вылетел из спальни.
В квартире стало еще больше людей. Приехала милиция, самым последним появился Алексей Иванович, которого вызвали с работы.
Алла Леонидовна разговаривала с молодым милиционером в штатском, держалась очень уверенно и даже слегка кокетничала, милиционер смотрел на нее с явным удовольствием.
– Да, я ее лечащий врач, – говорила женщина, – да, у нее была депрессия… я прописывала в основном легкие успокоительные. В основном самый обыкновенный тазепам…
Толя засунул руку в карман и сжал там картонную коробочку. Коробочку с совсем другим названием.
– Наверное, ее болезнь обострилась… мне, конечно, следовало пригласить других специалистов, провести консилиум… наверное, это моя вина, моя врачебная ошибка…
Толя вспомнил, как она, воровато оглядываясь, подменила серебристую упаковку, и закусил губу.
Тогда он еще не вполне понял то, что произошло. Только почувствовал укол недоверия и неприязни к молодой женщине и еще догадался, что она врет молодому милиционеру.
Почти сразу после смерти Елены Сергеевны молодая докторша поселилась в дядиной квартире. Она разговаривала с Толиком с преувеличенной, фальшивой приветливостью, складывая яркие губы в подобие улыбки, и ему скоро расхотелось приходить к Алексею Ивановичу. Очень скоро сыграли свадьбу. Церемония была очень скромной, и гостей было немного. Кто-то из присутствовавших женщин вполголоса сказал, что молодые сэкономили – много продуктов осталось с поминок…
Теперь Алла Леонидовна стала в квартире Казаркиных полноправной хозяйкой, и прежняя приветливость в отношениях с племянником сменилась откровенной неприязнью. Толя приходил к ним все реже и реже и наконец совсем перестал бывать. Дядя иногда звонил ему, расспрашивал о жизни, об учебе. Толя отвечал односложно, уклончиво. Когда Алексей Иванович спрашивал, отчего племянник не приходит к нему, тот отговаривался занятостью. Сначала говорил, что много уроков, потом начались экзамены…
Гораздо позже, уже отслужив в армии, Толя искал работу, но его никуда не брали. Никому из работодателей не нужен был парень с улицы, все предпочитали пристроить кого-нибудь из собственных родственников или знакомых. Тогда он позвонил дяде и попросил помочь с работой. Алексей Иванович немедленно пошел ему навстречу – позвонил начальнику управления безопасности банка, и тот взял Толю в свой штат.
Работа была хорошая, платили прилично. Толя купил машину – простенькую «девятку», но уже подумывал об иномарке. Новую дядину жену он видел несколько раз, издали. За прошедшее время Алла Леонидовна очень изменилась. Она привыкла к обеспеченности, стала избалованной, ухоженной дамой, но прежняя нервозная истеричность развилась в ней, сделавшись почти болезненной.
– Все это, конечно, очень интересно, – не выдержал наконец Леня Маркиз, – психологический портрет вдовушки Казаркиной ты нарисовал отличный, но давай-ка ближе к теме. Что там стряслось в тот вечер, когда Казаркина убили, ты ведь тогда дежурил?
– Вот и к делу подошли, – вздохнул Уточкин, – сейчас самое интересное начнется.
Неприятность свалилась на Толю совершенно неожиданно. Он спокойно ехал с работы на своей бежевой «девятке». Перед ним двигался в плотном потоке транспорта сверкающий хромом и лаком «Мерседес». Впереди загорелся красный свет, «мерс» резко затормозил. Толя тоже вдавил в пол педаль тормоза… и она провалилась без сопротивления. Толя покрылся холодным потом. Он понял, в какие неприятности неожиданно угодил. Как позже выяснилось, по дороге вытекла тормозная жидкость. Со страшным скрежетом «девятка» врезалась в роскошную иномарку.
Из «мерса» выскочили двое крепких бритоголовых ребят. Толя и сам далеко не доходяга, но здесь нечего было и пытаться проявлять характер. Он столкнулся, как пишут в юридических документах, с обстоятельством непреодолимой силы. Братки оценивающе оглядели его и назвали сумму, которую он должен, и срок.
Парень метался по городу, мучительно ища выход. Деньги, которые требовали от него бандиты, были по его масштабам огромными.
Раздобыть нужную сумму за оставшееся время было нереально. Все друзья и знакомые, когда он называл сумму долга, приходили в ужас и качали головами, отказываясь помочь и приводя самые убедительные причины.
Жизнь превратилась в ад. Толя вздрагивал от любого шороха, ему слышалось в каждом постороннем звуке мерное тиканье бандитского счетчика. Он почти перестал спать, а когда все-таки под самое утро удавалось заснуть, ему снились кошмары: здоровенные бритоголовые бандиты приближались к нему, сжимая в руках раскаленные паяльники и утюги. Толя пытался убежать, но руки и ноги не слушались его, он не мог даже пошевелиться. Бандиты с орудиями пыток подходили все ближе и ближе, Толя чувствовал запах горелой плоти, кричал от ужаса… и просыпался в поту, понимая, что кошмар, который он видел во сне, вполне может стать реальностью.
Наконец у него не осталось никаких других вариантов, кроме последнего: обратиться к дяде.
До сих пор он не решался на это, потому что вспоминал неприязненный взгляд, которым его окинула при последней встрече Алла Леонидовна, – взгляд, в котором было столько презрения, словно он был не человеком, а насекомым, хуже того – каким-то болезнетворным микробом…
Тем не менее другого выхода не осталось, и Толя подкараулил Алексея Ивановича после работы перед выходом из «Мезона».
Он ждал дядю очень долго. Все рядовые сотрудники объединения давно прошли, и он уже думал, что директора нет сегодня на работе. Но наконец в дверях показалась представительная фигура Алексея Ивановича. Толя бросился ему навстречу и тут же боковым зрением увидел подъезжающую сзади машину. Это был персональный автомобиль директора, черное «Вольво» с шофером, и на заднем сиденье, как назло, сидела Алла Леонидовна.
Заметив ее, Толя едва не выругался от досады: он-то рассчитывал поговорить с дядей один на один!
Тем не менее он слишком долго дожидался, слишком серьезно готовился, чтобы просто так развернуться и уйти.
Он подошел к дяде и срывающимся от волнения голосом рассказал о той ужасной ситуации, в которую попал. Рядом стояла машина с открытой дверцей, и Алла Леонидовна внимательно ловила каждое слово.
Алексей Иванович спросил племянника, о какой сумме идет речь. Когда Толя назвал сумму, дядя крякнул.
В это время зазвонил его мобильный телефон. Алексей Иванович отвернулся и вполголоса заговорил о каком-то деле. Его жена выскочила из машины, подбежала к Толе и заговорила злым, тихим голосом:
– Когда, наконец, ты от нас отвяжешься? Почему ты считаешь, что мы должны тебе чем-то помогать? Выдумываешь какие-то проблемы и взваливаешь на нас… откуда я вообще знаю, что ты не врешь? В общем, так: чтобы я больше тебя не видела! Если не хочешь понимать слова – могу перейти к делу. Прикажу охране, чтобы тебя не подпускали на пушечный выстрел! А то еще и отметелить тебя как следует, чтобы навсегда забыл сюда дорогу!
От этих слов у Толи потемнело в глазах. Он затрясся от ненависти, отступил на шаг и сделал то, чего ни за что не стал бы делать в здравом рассудке, понимая, к каким последствиям это может привести.
