Хотя… Было еще одно удовольствие – Константину очень нравилось участвовать в ритуале построения Защитного Круга.
Малый Круг – это когда их звено, состоявшее из пяти обычных адептов и их Старшего, становилось по кругу, вытянув в стороны руки. Затем следовало закрыть глаза и полностью сосредоточиться на висящем на груди медальоне – подарке Учителя. Старший медленно начинал читать слова заклинания, медальон постепенно нагревался, пока не начинал жечь почти нестерпимо. В момент самой сильной боли огонь вырывался из медальона и устремлялся через руки вверх. И Константин даже с закрытыми глазами видел, как потоки странного мерцающего пламени от каждого из образующих Круг пересекались над головами и образовывали непроницаемый купол, накрывающий то место, вокруг которого стояли адепты культа. А самих адептов, и Константина тоже, переполняло ни с чем не сравнимое ощущение собственного могущества, своей недоступной пониманию обычных людишек власти.
Испытав подобное один раз, хотелось возвращаться к этому снова и снова. Но Учитель почему-то задействовал этот ритуал в исключительных случаях. Вроде чтобы лишнего внимания не привлекать.
Чьего внимания?! Людишек, что ли? Но – Учителю виднее.
На один дом типа этого, вокруг которого сейчас расставлял их Старший, обычно было достаточно Малого Круга. Однако Константин слышал слова Учителя насчет Большого Круга, а значит, происходит что-то очень серьезное.
Требующее максимальной сосредоточенности.
А ее, сосредоточенности, как раз и не было.
Скорее всего, из-за этих троих, что кидались к нему сегодня. Мальчик, старуха и женщина. Лопаткин не знал их, не помнил, он был абсолютно убежден – никогда раньше он не бывал в этой деревне! Совершенно чужие места, он не отсюда, это точно!
Но почему снова и снова в ледяном зеркале его души отражаются переполненные слезами голубые глаза мальчика? И дрожащие губы старухи? И перекошенное ужасом лицо женщины?
А их голоса все звучат и звучат в голове, переплетаясь и снова распадаясь на отдельные крики: «Папка! Сыночек мой! Костенька!».
И все сильнее болит внутри, словно что-то прорывается из самой глубины…
Мешая полностью сконцентрироваться на медальоне.
– Лопаткин! – Константин вздрогнул и открыл глаза. Оказалось, что Старший уже не стоит возле входа в дом, откуда они начали построение Круга, а находится совсем рядом, в шаге от него, тряся за плечо. – В чем дело?! Почему ты не работаешь? Почему отвлекаешься? Я не чувствую твоей энергии! Это что, из-за сегодняшних инцидентов? Может, тебя заменить?
А что, правильное решение! Сегодня Константину не хотелось ни ощущения власти, ни эйфории от собственной мощи, ничего вообще. Он хотел только одного – чтобы его оставили в покое. Уйти куда-нибудь в лес, подальше, и переждать, пока остальные адепты управятся тут с делами.
Чтобы больше не встречаться с той незнакомкой, от прикосновения которой в груди, там, где сердце, так странно запекло…
Мужчина уже открыл было рот, чтобы согласиться с предложением Старшего, но звука на-гора выдать не получилось.
Время словно застыло, все вокруг замерли, в том числе и Старший.
И он, Константин Лопаткин, тоже превратился в ледяную статую, ошарашенно наблюдая, как в воздухе из ничего медленно проявляется полупрозрачный силуэт девушки. Очень красивой девушки, брюнетки с огромными зелеными глазами, внутри которых пылал огонь.
Светлый огонь, мужчина почувствовал это всем своим существом, привыкшим за последний год к темному пламени, он только сейчас это понял.
Боль, появившаяся сегодня в его душе, усилилась. То, что прорывалось на волю, удвоило напор.
Похоже, это было связано как раз с появлением зеленоглазой незнакомки. Она что-то беззвучно прошептала, ее полупрозрачная рука прикоснулась к медальону Константина.
И пришла боль… Дикая, нечеловеческая боль, от которой мужчина на долю секунды – он даже не успел упасть – потерял сознание. А когда пришел в себя, оказалось, что он все вспомнил.
Эта была ЕГО семья! ЕГО деревня! ЕГО родина!
Он уехал отсюда полтора года назад на заработки в Москву. Удалось устроиться на одну из строек, платили там хорошо, не обманывали. Константин высылал деньги своим, подарок Вовке купил, модный рюкзак. Эта стройка заканчивалась, и он собирался приехать на пару дней к своим – соскучился очень. А потом искать новую работу.
Но на автовокзале, когда он ждал отправления своего автобуса, к нему подсел какой-то мужик. Странный мужик, на манекен похожий. Голос словно механический, неживой. Лопаткину даже захотелось пересесть на другое место, но неудобно как-то было. Мало ли что с человеком, может, после инсульта какого или еще чего? А он будет шарахаться, как от зачумленного.
А надо было шарахнуться, как теперь понял Константин.
Разговорились, мужик расспросил про семью, про работу. Узнав, что собеседник – мастер на все руки, незнакомец, представившийся Егором, тут же предложил денежную работу, коттедж какому-то бобру отделывать. И вроде бобер охренительные деньжищи платит за качество в короткий срок.
Услышав сумму, Константин дрогнул. Это если он пару месяцев еще на этого бобра поработает, можно будет год дома пожить, не мотаясь по стройкам. А там, глядишь, и работа в деревне появится, вроде собираются у них новый санаторий строить.
В общем, Лопаткин поехал с Егором смотреть коттедж. Бобром оказался невысокий подтянутый человек с пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз, представившийся Петром Никодимовичем Шустовым. Странный такой работодатель, совершенно не интересующийся навыками и умениями потенциального работника. Он несколько раз обошел вокруг Константина, прикрыв глаза и положив руки себе на грудь, словно бы придерживал там что-то. Потом удовлетворенно кивнул, взял со стола медальон на темном кожаном шнурке и резким движением набросил его на шею Лопаткина.
В голове словно бомба взорвалась, и прежнего Константина не стало…
А теперь он вернулся. И буквально задохнулся от жгучей ненависти к ублюдку, исковеркавшему жизнь ему и его семье. Он должен, он просто обязан раздавить эту тварь!
«Не спеши».
Голос зазвучал прямо в голове, женский голос. Константин почему-то сразу понял, кому он принадлежит – этой вот девушке, что освободила его, хоть губы ее и не шевелились.
А голос продолжал звучать:
«Костя, ты сейчас опять встанешь в Круг и сосредоточишься на медальоне. Ты не должен допустить, чтобы тебя заменили! Через тебя мы сможем проникнуть под защитный купол и помешать планам этих нелюдей! Ты очень нужен нам! Своей жене, сыну, матери! Слышишь?»
Константин кивнул.
«Тогда действуй. В реальности прошло полсекунды, никто ничего не заметил».
– Нет, Старший, – покачал головой Лопаткин, стараясь говорить так же, как прежде, – монотонным механическим голосом, – не надо меня заменять. Я справлюсь. Я не хочу оказаться Наместником в каком-нибудь Заполярье. Это была минутная слабость.
– Ну смотри, – процедил Старший, внимательно вглядываясь в глаза подчиненного, – если снова поставишь под угрозу…
– Я справлюсь.
Уверенность в голосе мужчины была более чем твердой. Старший, обладающий небольшими экстрасенсорными способностями, почувствовал – адепт говорит искренне.
– Тогда начнем.
Впервые в жизни Лана ощущала такое неудержимое, какое-то животное желание. Она не могла думать больше ни о чем, кроме секса с этим роскошным самцом. А что самец роскошен не только внешне, но и в постели – девушка не сомневалась.
Сергей Тарский, Сережа! Высокий, гибкий, сильный! Как легко он несет ее сейчас на руках! Он почти бежит, торопясь уединиться в доме, а его светло-голубые глаза стали почти фиолетовыми от возбуждения!
Кажется, за ними следом направились несколько человек из этого их фонда, но Лане было все равно. Что, зачем, почему – какая разница? И все эти странности, ее головные боли, душевный дискомфорт – они исчезли. Растаяли, растворились, покрылись пеплом забытья.
Желание познать этого мужчину становилось все нестерпимее, Лана не выдержала и, неудобно изогнувшись на руках Сергея, жадно впилась в его губы, шепча между короткими поцелуями-укусами:
– Скорее! Ну скорее же! Я не выдержу! Я хочу тебя!
Тарский ускорил шаг, но, поскользнувшись, едва не упал вместе со своей распаленной ношей в отрезвляюще холодный снег. Пришлось снова вернуться к быстрому, но все же шагу, и через три минуты он уже стоял перед дверью коттеджа.
Легкая возня, сопровождаемая горловым смехом, и вот уже ключ, пригревшийся в нагрудном кармане девичьего комбинезона, вставлен в замочную скважину. А еще через десять секунд дверь за Сергеем и Ланой захлопнулась.
И не менее разгоряченный Тарский не заметил, что висевшего на груди кинжала-Ключа, который Проводник всегда и везде носил с собой, нет. Тонкий кожаный шнурок лопнул, когда мужчина, поскользнувшись, пытался удержать равновесие и свою чувственную ношу.
