Завершив обличительную речь. Дымов встал и пошел к выходу. Я молча смотрела ему вслед. Ситуация перестала меня веселить. Интересно, сколько высоколобых критиков, призывающих с пеной у рта: «Давайте соберем все любовные романы, фантастику, детективы и сожжем их вместе с авторами на помойке», читали классику?
Кто из ярых ценителей «высокой» литературы на самом деле знаком с Флоренским или на худой конец с Достоевским? Кто наслаждается, перечитывая на ночь оды Ломоносова? Кто хорошо изучил Гончарова? И кто помнит Вяземского, Баратынского, Одоевского? Какое количество критиков носит в портфеле сборник Гумилева или Хлебникова? Ох, боюсь, правды нам не узнать! Меня терзают смутные подозрения, что наши критики – это неудавшиеся режиссеры, актеры, музыканты и писатели. У самих не получилось создать нечто свое, вот и топчут из зависти более удачливых и работоспособных. Потому что если ты состоявшаяся личность, то тебе в голову никогда не придет мысль говорить гадости о творческих людях, ехидничать по поводу их одежды, количества бывших мужей и внебрачных детей. Настоящий критик – это педагог, не только очень деликатно и умело показывающий недостатки, но и объясняющий, как их исправить. «Работать надо лучше», «петь следует вдохновеннее» – это же просто атас!
Такие фразы можно сказать любому! Но где у нас мудрые педагоги и где конструктивная, не исходящая желчью критика?
Я встала и увидела в кресле Дымова плоский серебряный кругляшок. Очевидно, из кармана критика выпал плеер. Сознавая, что поступаю неприлично, я включила его, интересно, что тонкий ценитель слушает для души? Моцарта, Вивальди?
Или Баха? А может, Прокофьева?
«Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю, знаю…»
Верка Сердючка, в миру Андрей Данилко!
Сначала я расхохоталась, потом бросила ни в чем не повинный плеер в кресло. Я не имею ничего против Сердючки. Может, вы сочтете меня дурой, но я люблю, когда обещают: «Все будет хорошо». Просто очень жаль эстрадных певцов, которые попадают под обстрел таких, как Павел Дымов. Если бы я могла познакомиться с ними, то сказала бы: «Ребята, наплюйте на всех! Посмотрите в зал! Видите поднятые вверх руки? Вы поете для этих людей. Всем понравиться нельзя. Если доставили радость хоть одному человеку, уже жили не зря!»
* * *
Увидав Майю, я воскликнула:
– Ты гений!
– Издеваешься, да? – хмуро спросила девочка.
– Нет, конечно! Голос у тебя просто волшебный! Но зачем тебе эстрада? Ты сделаешь головокружительную карьеру на оперной сцене!
– Замолчи.
– Почему? Ты необычайно талантлива! Если сейчас, даже не выучившись, ты так поешь, то что же будет, когда окончишь консерваторию?
– Урод! – затопала ногами Майя. – Кретин!
Чмо!
– Кто? – вздрогнула я.
– Ты ничего не поняла?
– Нет!
– Я бедная! Нищая! Вот что случается с людьми, которым не хотят помогать.
– Ты о чем?
– У меня нет своего звукооператора! Я одна-одинешенька пробиться пытаюсь, – накинулась на меня Майя, – от тебя помощи никакой! Вообще! Спасибо фотки сделать помогла! Принесла я сейчас в клуб «фанеру», Сара пообещала, что их работник ее поставит, а что вышло?
– Не понимаю тебя, извини!
– Вчера в «Кото» был юбилей какой-то старперши, – взвилась Майя, – она велела классику гонять, ну и перепутал сегодня местный недоумок диски! Поняла? Не мое он поставил! Врубилась теперь? Это прима из Большого пела! Она-то уже выучилась и в Италии стажировалась! Я чуть не свалилась, когда звук пошел, хорошо, сообразила морду вверх задрать и лицо прикрыть! Стою, качаюсь, и только одного боюсь: сейчас этот придурок спохватится и поменяет диски! Слава богу, он полный профан! И не понял, что к чему!
Я молча смотрела на бушующую Майю. Действительно, хорошо, что звукооператор ничего не смыслит в опере. Впрочем, публику, состоявшую из школьников, тоже обвели вокруг пальца, не заподозрил ничего неладного и «музыковед» Дымов.
Дебют Майи можно считать удавшимся. Вот уж права поговорка: не было бы счастья, да несчастье помогло!
Домой я поехала одна. Майя успела помириться с матерью. Ларка позвонила на мой мобильный и заорала:
– А ну позови ее, знаю, она у тебя сидит! Ишь, сотовый вырубила!
Не рискнув сказать подруге, что ее дочь лишилась мобильного, я сунула девочке свою трубку.
Пообщавшись с мамой. Майя торжествующе воскликнула:
– Во, говорила же! Больше часа она злиться не способна! Ладно, я домой потопала! До завтра.
– Погоди, провожу тебя, уже поздно, одной нельзя разгуливать в такое время, – сказала я.
Майя глянула на меня и хмыкнула:
– Какой от тебя толк? Такси возьму. Лучше думай о том, чтобы моя песня на «Русском радио» зазвучала. Ей-богу, я повешусь, если ничего не выйдет!
Взметнув копной волос, Майя убежала, а я побрела к метро. Усталость давила на плечи. Что-то ничего хорошего у меня не получается! Олег обиделся на жену, мобильный у Куприна выключен, сам он мне не звонит. Кто убил Волкова и по какой причине – я не знаю. Есть очень слабые, шаткие версии. Ну типа такой: неизвестная личность решила отомстить Архипу и прирезала Романа. Все вокруг знали о плохих отношениях продюсера и радиомагната. Да еще я подлила масла в огонь своим рассказом об их драке! Но кто инициатор преступления? По какой причине он ненавидит Сергеева? Я слышала, как Вера крикнула Крыжовникову: «Ты убил!» Может, это правда? Они не поделили доходы, и Сергей принял меры?
Ох, никогда мне не разобраться в этом деле!
Тычусь как слепой крот в разные стороны, и никаких ниточек.
В вагоне было почти пусто, я села на диванчик, борясь со сном. Сейчас приду домой, выпью чаю, съем.., да, похоже, поесть мне не удастся! Может, купить по дороге чего-нибудь? А то голод ледяной рукой сжал желудок.
Двери вагона плавно разъехались, впустив внутрь молодую женщину с бледным до синевы лицом.
Она села около меня, поставила на пол большой, туго набитый пакет и вытащила из сумочки книжку в яркой бумажной обложке. Я машинально глянула на издание. Смолякова! Вся страна ее читает, мне далеко до этой писательницы. Ну почему господь, обучив госпожу Тараканову выдавать связный текст, лишил ее буйной фантазии? Отчего я могу описывать только произошедшие со мной события?
Соседка моя продолжала рыться в сумке. На пол с тихим стуком упал мобильный. Я наклонилась, подняла его, протянула растеряхе и тут только поняла, что держу не сотовый, а пульт от телевизора.
– Спасибо, – улыбнулась женщина, – к вечеру так устанешь, что даже руки трясутся.
– Но зачем вам дистанционный пульт? – не сдержала я удивления. – Это не та вещь, которую нужно носить с собой!
Соседка усмехнулась:
– Ага! Я согласна. Да вот муж у меня козел!
Сидит дома, ни хрена не делает, на работу не ходит, пятый год устраивается, а кушает каждый день, по три раза. А уж какой ленивый! С дивана не стащить! Мало того что балбес, так еще права постоянно качает. И дура у него жена, и толстая, и уродина! Я вообще-то привыкла к оскорблениям и все его пакости игнорирую, но сегодня утром отчего-то мне так обидно стало! Прямо до трясучки, ну я и решила ему отомстить. Во, пульт от телика с собой взяла. Весь день козлу пришлось вставать с дивана и переключать каналы! Классно я придумала, скажи, разве нет?
Я кивнула и пошла к выходу. Однако оригинальный способ отомстить супругу, мне такое в голову не приходило!
* * *
Супермаркет был закрыт. Надежда купить что-то вкусное, уже готовое, типа курочки на вертеле, умерла. Я безнадежно смотрела на бумажку, прикрепленную к стеклу скотчем. «Извините. Не работаем по техническим причинам!» Ладно, возьму просто батон. Но и железный вагон, где я всегда покупаю хлеб, был украшен объявлением «Нет света». Я поежилась. Есть хочется невыносимо, но вблизи моего дома заперты все торговые точки.
Может, сесть на метро, проехать остановку и купить хот-дог? Не факт, что он там есть. Ладно, нужно смириться с обстоятельствами, утешу себя тем, что на ночь поглощать пищу очень вредно, это ведет к ожирению, страшным болезням и преждевременной смерти. Если откажусь от жирного, жареного, копченого, сладкого, алкоголя, то проживу двести лет.
Голод сжал желудок. В голову полезли другие мысли. Оно мне надо? Куковать на этом свете два столетия? Существовать одной? Олегу-то без шансов протянуть столько. Он большой любитель вредной еды вкупе с пивом! Значит, Куприна не будет, а я живи себе дальше, здоровенькая…
От подобной перспективы мне стало не по себе.
И тут я наткнулась на лоток. Толстый мужик, несмотря на июнь одетый в ватник, сидел на ящике, перед ним маячил стол с самыми обычными, допотопными весами, не электронными, а простыми, с железными чашками. Возле прибора громоздился эмалированный противень, а на нем лежали тушки цыплят.
– Это что? – удивилась я.
