– Это что? – удивилась я.
– Кура, – меланхолично сообщил дядька, – бери, недорого.
– А почему вы ночью торгуете? – насторожилась я.
Нынче время такое, надо держать ухо востро, если товар предлагают в неурочный час, да еще задешево, дело явно нечисто.
– С колхозу мы, – пояснил мужик, – вернее, с акцыянерного общества «Вперед». В Москву курей привезли. Нам их надо распродать и домой подаваться, оттого и кукую тут. Народ в столице ваще не спит, идут помаленечку, курчат хапают. Ты не сомневайся, они свежие, только что на лоток выложил, из холода. Во, вишь, машина? В ей рефрижератор есть! Санька спит, а я торгую.
Я поколебалась пару секунд, но очередной приступ голода заставил меня поступиться принципами.
– Давай вон ту, нижнюю, необветренную.
– Хозяин барин, – кивнул мужик, вытащил тощего курчонка и шмякнул в чашку, – два кило без ста граммов.
Я удивилась. Несчастная тушка походила на скелетик, обтянутый кожей.
– Сколько?
– Кило пятьсот! – тут же сбавил вес торговец.
– Не может быть!
– Почему?
– Да в цыпе и килограмма нет.
– Не.., глянь гирьки! Все без обмана.
Потом, заметив на моем лице сомнение, мужик почесал шею и заявил:
– Жизнь у него, у куря, тяжелая была, вот и весит теперь столько, вместе с горем! Бери.
Я сняла тушку цыпленка, а потом быстро приподняла чашку. Так и есть, на железной распорке лежит пластинка. Старая уловка советских продавцов, они подкладывали в это место пятаки. Невелика монетка, весит мало, а за рабочий день хороший бакшиш набегает.
– Это что? – спросила я.
– Где? – напрягся мужик.
– Вот.
– Цыпа.
– Ниже.
– Чашка.
– А под ней!
– Ничего не вижу, – придуривался торговец.
Я положила курчонка на поднос.
– Не берешь? – забеспокоился дядька.
– Нет.
– Чего так?
– Жалко есть несчастного, – усмехнулась я, – прямо слеза прошибает, такой он тяжелый от горя!
– Он девятьсот граммов весит, – быстро сказал дядька, – я ошибся немного.
– Все равно не хочу.
– Дешево отдаю.
– Ешь сам, – рявкнула я и пошла домой.
Очень не люблю, когда люди меня нагло обманывают. Некоторые торговцы врут вам красиво, на них поэтому трудно сердиться, но встречаются такие умельцы! Вроде этого крестьянина, торгующего курицей, ставшей неподъемной от тяжелой жизни.
На лестничной клетке не горела лампочка.
Чертыхаясь, я попыталась вставить ключ в замочную скважину.
– Здрассти, – прошелестело над ухом.
– Мама! – заорала я, роняя связку ключей.
Ну и глупо получилось! Матери своей я не знала. Ждать помощи от родительницы мне никогда не приходило в голову, и вообще, так уж случилось, что я рассчитываю лишь на собственные силы. Наверное, эта черта моего характера больше всего и раздражает во мне. Умная женщина прикинется слабой маргариткой и постарается внушить мужу, что она не умеет зарабатывать, боится мышей, не способна вбить гвоздь, не может донести до дома сумку… А мужчины устроены самым диковинным образом. С одной стороны, такая супруга раздражает, с другой, дает почувствовать собственный ум, физическую силу и превосходство. От всей души советую вам вести себя именно так.
Впрочем, я, как очень многие люди, горазда давать советы, но сама им не следую. Наверное, слишком много времени прожила, рассчитывая лишь на собственные силы. Но зато я умею зарабатывать на пропитание, не падаю при виде грызунов любого вида в обморок, спокойно втыкаю в стену железки, ловко пользуясь при этом молотком и дрелью.
Слово «дюбель» не вызывает у меня оторопь, шуруп от гвоздя я отличу элементарно, что же касается авосек с картошкой… Да, особой физической силой я не обладаю, поэтому твердо усвоила правило: то, что трудно донести, можно дотолкать, дотянуть, докатить до нужного места. Главное, никогда не говорите себе обреченно: «Ну с этим мне, никогда не справиться». Глаза боятся, а руки делают! И вообще, зависеть в этой жизни надо лишь от себя. Поэтому крик «мама!» вырвался у меня сейчас рефлекторно.
– Простите, напугала вас, – пробормотала фигура.
– Вы кто? – быстро придя в себя, спросила я.
– Аня Сайкина. За деньгами приехала, вы триста долларов на похороны Веры обещали.
Я вздрогнула. Совсем забыла про назначенную встречу.
– Входи, раздевайся, только извини, угостить тебя нечем, я продукты не купила.
– Спасибо, – вежливо ответила Аня, – я с работы еду, наелась досыта.
– Вам разрешают брать угощенье для гостей?
– Так полно всего остается, – пожала плечами девушка, – никто не считает тарталетки. Заказали двести штук, пара-тройка нетронутыми на блюде остались. Откуда хозяева узнают, что их я, а не гости съели? Навынос ничего не дают, а на месте лопай от пуза. И выпить можно. Из нас многие прикладываются, только я алкоголь не употребляю. Генетика у меня плохая, родители спились.
Вот, если у вас чай есть, это классно. Хлебну с удовольствием, в горле пересохло.
– Пошли на кухню, – пригласила я.
В шкафчике нашлась не только заварка. На полочке лежала пачка вафель «Лесная быль»! Они совсем засохли, прослойка превратилась в вязкую жвачку, но я обрадовалась и этому и воскликнула:
– Сейчас мы с тобой пир устроим!
Аня кивнула:
– Спасибо.
Когда я заварила чай, Аня сказала:
– Вы мне бумагу дайте и карандаш.
– Зачем?
– Я расписку напишу, на триста баксов.
– Не надо, так возьми.
– Нет! Вы не сомневайтесь, я "обязательно отдам!
– Хорошо, я поверю тебе так.
– Нет, – уперлась Аня, – извините, но иначе деньги не возьму, мне с распиской спокойней будет.
Я кивнула:
– Будь по-твоему. Посиди тут.
Аня взяла чашку и стала пить чай. Я пошла было в свою комнату, но тут вспомнила, что на кухне, в буфете, есть блокнот с ручкой, и вернулась.
Тапочки у меня мягкие, сделанные в виде собачек. Наверное, видели такие? Удобные, плюшевые, уютные, очень смешные. Ходить в них сплошное удовольствие, а еще они «тихие». Раньше я бегала по квартире в резиновых шлепках, стуча жесткой подметкой о паркет. Но когда в нашем доме появился Никита, пришлось, чтобы не мешать младенцу спать, приобрести менее «шумную» обувь, поэтому я стала похожа на хищника, который крадется на мягких лапах, не издавая никаких звуков.
Двери в кухню у нас нет, вместо нее проем в виде арки, напротив него на стене коридора висит большое зеркало. Мне не доставляет никакого удовольствия постоянно видеть свое отражение, но Томочке захотелось зрительно расширить пространство, и никто с ней спорить не стал.
Впрочем, когда врач посадил Олега на строгую диету, я оценила полезность зеркала. Стоило мне на секунду покинуть пищеблок, как муж моментально хватал что-нибудь запрещенное типа сдобного печенья, быстро ел его и с самым невинным видом пил потом кефир нулевой жирности. Самое интересное, что Куприн, сотрудник МВД, профессионал, ловко распутывающий хитрые преступления, так и не понял, откуда я знаю про его шалости. Мужу ни разу не пришло в голову, что жена, стоя в коридоре, просто следит за ним при помощи зеркала. Я настолько сумела внушить Олегу, что обладаю паранормальными способностями, позволяющими всегда знать, как он нарушает режим, что Куприн даже на работе начал есть винегрет без масла. В результате он потерял десять кило, кстати, сейчас Олег уже набрал их опять, а я приобрела привычку, перед тем как зайти на кухню, обязательно взглянуть в зеркало.
Вот и сейчас машинально посмотрела в него.
Увиденная картина заставила меня притормозить.
Аня встала, воровато огляделась по сторонам, потом достала из лифчика крохотный пузырек, потрясла им над моей чашкой и быстро села на свое место с самым невинным видом. Лицо ее приняло несчастное выражение, спина сгорбилась. Просто воплощенная скорбь, а не молодая девушка.
Я осторожно отошла назад, потом, громко топая и покашливая, вновь проделала путь до кухни.
– А где бумага? – удивилась Аня.
– Не нашла, ну и фиг с ней. Зачем тебе расписка?
– Ладно, не надо, – неожиданно легко согласилась Аня.
Я усмехнулась про себя. Девочка, ты делаешь ошибку! Только что ни в какую не хотела прикасаться к деньгам, не составив документ, а теперь, удалив меня на некоторое время прочь, мигом изменила линию поведения. Хорошо, посмотрим, кто кого!
Сев к столу, я с укоризной сказала:
– Иди помой руки! Ванная по коридору налево. Нехорошо начинать чаевничать с грязными лапами.
В глазах девицы мелькнул злой огонек. Скорей всего, скажи я ей подобную фразу в другой ситуации, Сайкина бы мигом поставила меня на место, но сейчас девчонке нельзя ссориться с хозяйкой.
– Да, – кивнула она, – извините, конечно.
Пока Аня отсутствовала, я вылила чай в раковину, быстро вымыла свою чашку, налила в нее новую порцию напитка, схватила с подоконника жестяную коробку из-под печенья, вытащила оттуда деньги, выложила на стол триста баксов и заулыбалась.
