Удалялись мы через центральный вход, благодаря чему удачно обнаружили под лестницей очень полезный магазинчик. Помимо пижам, ночнушек и халатов классических фасонов «Прощай, молодость» и «Краса собеса», там были прелестные медицинские костюмчики из однотонного сатина. Мы с Трошкиной выбрали себе по комплекту, получилось совсем недорого, всего-то на две с лишним сотни. От пятисотки, выпрошенной у доброго папули на сок и фрукты для Раисы Павловны, у меня оставалось триста рублей. На сдачу взяли еще простую бязевую простынку — так, на всякий случай.
С пакетом обнов мы вышли во двор, обежали здание и нашли подъезд для карет «Скорой помощи». Двери за широким пандусом были гостеприимно открыты. Увидев это, Алка сначала коварно улыбнулась, а потом скорчила страдальческую гримасу, повисла на моем плече и заохала, весьма убедительно изображая высокую степень физических страданий невнятной этиологии. Руками она держалась за живот, но при этом причитала:
— Ах, сердце! Мое бедное сердце!
По причине природной застенчивости анатомию Трошкина в школе не жаловала, а в институте изучала режиссуру и театральное мастерство, поэтому ее тексты про сердце сильно отдавали водевилем.
— Ничего, ничего! Потерпи немножко! — бубнила я, затаскивая мученицу на высокое крыльцо.
В конце длинного пустого коридора стояла больничная каталка. Мы увидели ее сразу, как вошли, и повлеклись прямиком к этому колесному транспорту малой вместимости. Алка на всякий случай продолжала постанывать, а я — сочувственно ворковать, хотя никаких зрителей у нашего маленького спектакля не было. Мы быстро прошли по коридору, беспрепятственно захватили каталку и повезли ее к лифту.
До поворота докатили быстро и без приключений, но за углом, у самого лифта, увидели мужиков в зеленых комбинезонах. Их одежда явно была форменной. Я пожалела, что мы с Алкой не переоделись в костюмчики медсестричек прямо в примерочной кабинке магазинчика. Глубоко в штатском и с каталкой в поводу мы смотрелись неорганично и даже подозрительно.
— Не тормозим, проходим мимо, — сквозь зубы процедила я. — Закатимся за поворот, остановимся, дождемся, пока эти типы уйдут, и вернемся к лифту.
За поворотом был тупик и две двери — одна справа, другая слева. На правой белела табличка «Клизменная», на левой — «Процедурная».
— С детства боюсь уколов! — шепнула мне Трошкина и повернула направо.
В клизменной кто-то был. За дверью маленькой уборной слышались тематические звуки, а на рогатой вешалке у двери висел махровый халат унылого темно-синего цвета. Стараясь не шуметь, мы с Алкой переоделись в новые медицинские костюмчики, а свою цивильную одежду и сумки сложили на каталку и накрыли простынкой. Наступив на горло ропщущей совести, я сунула в ту же кучу барахла синий халат — пополнила запасы реквизита на тот случай, если вдруг по ходу дела срочно придется переквалифицироваться из медработников в пациенты.
Когда мы в легких сатиновых костюмчиках, толкая впереди себя каталку, вырулили из-за угла на финишную прямую к грузовому лифту, в коридоре уже стало на одного мужика меньше. Мы молчком проехали мимо него.
Помятая и продавленная кнопка вызова лифта после нажатия на нее озарилась адским багровым светом, а в шахте послышался такой неприятный вой, словно и шахта, и красная кнопка состояли на балансе в ракетно-ядерном комплексе. Я почувствовала себя на передовой третьей мировой войны.
— Поменяй лицо, — искоса взглянув на меня, велела Трошкина. — С таким лицом не в лифте кататься, а Перекоп штурмовать!
Кардинально поменять лицо не получилось, крепко сжатые челюсти заклинило, а нахмуренные брови завязались узлом, но я добавила к суровой гримасе безмятежную улыбку, что сделало общее впечатление незабываемым. Во всяком случае, катающаяся в кабине лифтерша на меня засмотрелась.
— У нее зубы болят! — поспешила объяснить Алка. — Нам на четвертый, пожалуйста.
— Надо водкой пополоскать, — посоветовала лифтерша и послушно придавила кнопку с цифрой «4».
— Обязательно, — не разжимая губ, пообещала я.
Я уже чувствовала, что без крепкого спиртного сегодня вечером не обойдусь, ибо жизнь моя стала на редкость высокострессовой.
Инфернально завывая и эпилептически дергаясь, ракетно-ядерный лифт увлек нас на четвертый этаж. Там лязгающие дверцы разъехались, мы с Трошкиной налегли на каталку и вырулили в коридор.
Вскоре по левому борту показалось знакомое окошко, за ним виднелась чья-то всклокоченная мокрая шуба с большой круглой пуговицей. Казалось, в окошко заглянул одноглазый медведь после активного умывания. Очевидно, на улице пошел дождь. Я подумала, что это очень плохо, у меня сапоги замшевые, а замша влаги не любит. Я машинально посмотрела на ноги Трошкиной и внутренне охнула: уличная обувь с головой выдавала в нас посторонних. К счастью, троянская каталка более или менее закрывала нас снизу. То есть она закрывала всю нижнюю половину мелкорослой Алки и примерно треть моей собственной высокой фигуры.
— Палата пэ ка номер три, палата пэ ка номер два, — глядя на двери по правую сторону коридора, подружка вела обратный отсчет. — Палата пэ ка номер один! Тук-тук!
Трошкина толкнула дверь, сунула голову в палату и строго скомандовала:
— Чернова, на УЗИ!
Я заглянула в приоткрытую дверь. Палата повышенной комфортности напоминала одноместный номер провинциальной гостиницы без претензий. Мне видны были тумбочка с телевизором «Горизонт», журнальный столик, маленький холодильник и старомодное мягкое кресло, в котором восседала уже знакомая нам невысокая жилистая сиделка. Я надеялась, что за время короткой беседы через амбразуру она меня не запомнила и теперь не узнает, но все-таки старалась держаться за спиной Трошкиной.
— Каталка-то зачем? — удивленно спросила сиделка. — Десять метров по коридору Раиса Пална и своими ногами пройдет!
— Я пройду, пройду! — услышали мы знакомый голос бабы Раи.
— Нет уж, своими ногами дома ходить будете! — отчеканила Алка. — Положен вам повышенный комфорт — получайте! Сказано, на каталку, значит, на каталку!
— Хорошо, хорошо, я не против!
Раиса Павловна, похудевшая и побледневшая, выдвинулась из комнаты, шаркая растоптанными тапками. Эта заношенная больничная обувь и сиротская ночнушка в увядших блеклых цветочках, которыми побрезговала бы самая голодная пчела, никак не вязались с образом VIP-персоны. Я снова подумала, что повышенное внимание, которое оказывают скромной пенсионерке в этой больнице, очень подозрительно. Разве что в отделении объявлена неделя беспрецедентных скидок для бывших пахарей и сеятелей отечественной нивы просвещения?
— Белье вниз, — распорядилась Алка.
Я, задумавшись, едва не потянула вниз собственные штанишки. Слава богу, Трошкина все держала под контролем. Она злобно шикнула, шлепнула меня по руке и сама скатала в комок простынку вместе со спрятанным под ней барахлом. Я пособила ей пристроить узел на подножку каталки, а затем мы помогли бабе Рае улечься на передвижное ложе. К счастью, наша дряхлая подружка держала свои очки в руке и знакомых ей лиц раньше времени не разглядела.
— А вы, уважаемая, проветрили бы пока помещение! — ворчливо посоветовала Трошкина тетке-сиделке. — Духотища, как в казарме! Я бы на месте больной уже пожаловалась на плохой уход!
Под грохот спешно распахиваемых оконных рам мы без промедления выкатились в коридор и устремились по знакомому маршруту к лифту, однако на полпути услышали позади встревоженный голос сиделки:
— Эй, куда это вы? Мимо кабинета проехали!
— Поднажмем! — сказала я Трошкиной и, понимая, что пришла пора ввести в курс дела Раису Павловну, быстро сказала:
— Баба Рая, это мы, Индия и Алла! Сохраняйте спокойствие, все в порядке, мы вас отсюда вытащим.
— Ой, деточки! — старушка поспешно нацепила очки и завозилась, рискуя сверзиться с летящей каталки.
На повороте наш неуклюжий транспорт занесло, простынка слетела на пол, туда же шлепнулся узел с вещами, а еще Раиса Павловна потеряла тапки. Я вовремя подхватила и обувь, и узел с одеждой, перебросила все добро бабе Рае. За улетевшей, как в «Мойдодыре», простыней сбегала Алка.
— Эй, в чем дело? Вы куда больную повезли? — донеслось сзади.
— Внимание, баба Рая, мы приближаемся к лифту, — скороговоркой завела Трошкина, заранее нацеливаясь указательным пальцем на кнопку вызова кабины и выглядя при этом точь-в-точь как суровый красноармеец со знаменитого плаката «Ты записался добровольцем?». — Ложитесь, держите вещи и молчите. Инка, накрой ее простыней!
Я с сожалением отметила, что побывавшая на полу коридора простыня утратила первозданную чистоту и свежесть, но сокрушаться по этому поводу было не ко времени. Завывающий лифт шел к нам снизу, голосящая сиделка бежала сзади. Соревнование в скорости выиграла техника, лифт подоспел раньше, чем сиделка. С каталкой в качестве тарана мы ворвались в кабину, и хищно лязгнувшие дверцы отсекли погоню.
