– Не ври. Мне лучше заранее знать.
– Я не вру!
– Тогда что все это значит? – Обе ладони обхватили руль. Тонкие руки вытянуты и напряжены. – Что происходит?
– Это одолжение для друга, – ответил Фингал.
– Понимаю. Значит, он меня изнасилует.
– Только через мой труп! – Фингал поразился собственной горячности.
Эмбер с надеждой взглянула на него:
– Правда?
– Честное слово, чтоб я сдох.
– Спасибо, – сказала она, вновь сосредоточиваясь на дороге. – У тебя ведь на самом деле нет пистолета, правда?
– Не-а.
– Так как тебя зовут?
Обе секретарши Артура Баттенкилла понимали: происходит что-то не то – он перестал допекать их с сексом. Женщины не жаловались – им гораздо больше по душе было печатать и подшивать документы. Постельные манеры судьи не отличались от его поведения в офисе – заносчивого и грубого.
Дана и Уиллоу часто обсуждали свои половые контакты с Артуром Баттенкиллом, и происходило это без тени собственничества или ревности. Наоборот, такие беседы служили источником взаимной поддержки – этот человек был ношей, которую они несли вдвоем.
– Он не просил меня остаться после работы, – сообщила Уиллоу.
– И меня, – сказала Дана. – Уже два дня кряду!
– И что ты думаешь? – спросила Уиллоу.
– Он расстроен, что Чемп уехал.
– Не исключено.
– Если именно это случилось, – добавила Дана, подняв бровь.
Обе секретарши были озадачены внезапным отъездом помощника судьи Чемпа Пауэлла. Сначала Артур Баттенкилл сказал, что тот уехал домой по семейным обстоятельствам. Потом судья сказал – нет, это просто версия для прикрытия. На самом деле Чемпа вызвали назад, в департамент шерифа округа Гэдсден, для особой тайной операции. Проект был таким секретным и опасным, что не сообщили даже его семье.
Что, по словам судьи, и объясняло, почему мать Чемпа названивала в офис в поисках сына.
Но Дану и Уиллоу это не убедило.
– Не похож он на тайного агента, – заметила Дана. – Да и работу свою здесь он слишком любит.
– К тому же боготворит судью, – добавила Уиллоу.
– Это точно.
В этом женщины были единодушны: преданность Чемпа Пауэлла почти ненормальна. Клерк был настолько без ума от Артура Баттенкилла, что поначалу секретарши подозревали, что он гей. На самом деле они уже тайком обсуждали возможность соблазнения Чемпом судьи – что нисколько бы их не обеспокоило. Что угодно, лишь бы его отвлечь.
Но пока этого не произошло – во всяком случае, по их сведениям.
Дана сказала:
– Что бы там ни нашло на Арта, пусть так оно и остается.
– Аминь, – объявила Уиллоу.
– Сидишь себе спокойно и наслаждаешься покоем.
– Вот-вот.
– Слушай, может, он в Бога уверовал?
Уиллоу так расхохоталась, что у нее носом пошла диетическая пепси. И разумеется, именно в этот момент вошел судья. Уиллоу нащупала пачку «клинекса», и Артур Баттенкилл сказал:
– Как элегантно!
– Простите.
– Ну просто все равно что нанять принцессу Грейс отвечать на звонки.
С этими словами судья исчез в кабинете, закрыв за собой дверь. Уиллоу была несколько обескуражена таким сарказмом с утра пораньше, поэтому кофе судье отнесла Дана.
Она заметила, что выглядит он неважно.
– Это все суббота. – Председательствующий судья проел Артуру Баттенкиллу плешь насчет закрытия висящих дел, и тот вынужден был работать по выходным.
– Вы не выспались, – по-матерински сказала Дана.
– Пыльца. Споры плесени. – Артур Баттенкилл глотнул кофе. – Я сплю нормально.
Его беспокоила сцена за завтраком: Кэти слопала четыре огромные лепешки с пахтой и рогалик – верный признак того, что рна больше не горюет. За мытьем посуды она демонстрировала живость, которая в корне своем могла иметь только одно объяснение – Кэти пришла к выводу, что ее дорогой Томми не умер.
Судья неохотно почти пришел к тому же заключению и сам. Наиболее серьезным подтверждением этого было нехарактерное молчание Чемпа Пауэлла, который уже мог бы позвонить Артуру Баттенкиллу за похвалой и благодарностью за поджог. Не менее зловещий знак: «харли-дэвидсон» Чемпа был найден и отбуксирован со стоянки «Блокбастера» в трех кварталах от дома Тома Кроума. Судья был уверен – Чемп, будь он до сих пор жив, никогда не бросил бы свой мотоцикл.
Неожиданное улучшение настроения Кэти окончательно убедило Артура Баттенкилла. Безразлично отщипывая от своих блинчиков, он вспомнил телефонный звонок, раздавшийся, пока он был в душе, – наверняка Кроум, звонил сказать Кэти, чтобы не волновалась. Воспитанный хрен!
Вошла, скрестив руки, Дана:
– У вас срочное слушание через десять минут. Хотите, поглажу вам мантию?
– Нет. Кто там?
– Миссис Бенсингер.
– Боже. Дайте угадаю…
Дана понизила голос:
– Еще один тяжелый случай с алиментами.
– Ненавижу этих ужасных людей. Хвала всевышнему, у них никогда не бывает детей.
– Не так громко. Она там, в холле.
– Да ну? – Судья приложил ладони рупором ко рту: – Жадная пизда-халявщица!
Дана беспомощно воззрилась на него.
– А муж ее – тоже ворюга!
– Да, конечно.
– Кстати, я тут решил немного отдохнуть от работы. Думаю, вы с Уиллоу без меня вполне проживете. Почему-то мне так кажется.
Дана для безопасности уставилась на кофейник:
– Вас долго не будет?
– Не могу сказать. Мы уедем вместе с миссис Баттенкилл. – Судья листал свой ежедневник. – Узнай, сможет ли судья Бекман заменять меня с конца следующей недели. Справишься?
– Разумеется.
– И, Дана, это должен быть сюрприз для моей жены, так что не проболтайтесь.
Зазвонил спикерфон – Уиллоу сообщала, что прибыл мистер Бенсингер и атмосфера в холле накаляется.
– Ну их нахуй, – фыркнул Артур Баттенкилл. – Надеюсь, они там забьют друг друга до смерти тупыми предметами. Сэкономят налогоплательщикам пару баксов. Дана, это случайно не у судьи Тайгерта из суда по делам о наследствах бунгало на Эксуме?
– На Абако.
Не важно. Узнай, свободно ли там.
Намерение судьи взять жену в романтическое путешествие на Багамы ошеломило Дану. Очевидно, этот человек переживал кризис. Ей не терпелось посплетничать с Уиллоу.
Когда секретарша покидала кабинет, Артур Баттенкилл крикнул:
– Дана, дорогая, у тебя великолепно получается скрывать свое изумление!
– О чем это вы таком говорите?
– Не думай, что все обо мне знаешь. Не думай, что раскусила меня. Я на самом деле люблю миссис Баттенкилл.
– О, я вам, конечно же, верю, – сказала Дана. – Кстати, Арт, ей понравилось новое ожерелье?
Самодовольство испарилось с лица судьи.
– Пригласи этих чертовых Бенсингеров, – велел он.
Джолейн Фортунс последний раз была в Киз маленькой девочкой. Ее поразило, как сильно все изменилось, приятное уютное мещанство вытеснили сети фаст-фудов, торговые центры и высотные отели. Чтобы не думать об этом мусоре, Джолейн начала перечислять Тому Кроуму местных птиц, живущих здесь постоянно и перелетных: скопы, белые американские цапли, антильские цапли, голубые цапли, зимородки, мухоловки, кардиналы, гракпы, дрозды, краснохвостые канюки, белошапочные голуби, дятлы, розовые колпицы…
– Когда-то здесь были даже фламинго, – сообщила она. – Угадай, что с ними случилось.
Кроум не ответил. Он следил, как Бодеан Джеймс Геззер разбирает и чистит полуавтоматическую винтовку. Даже с расстояния в сотню ярдов ствол зловеще поблескивал под полуденными лучами.
– Том, тебе совсем не интересно.
– Мне нравятся фламинго, – ответил он. – Но тут у нас редкий зеленогрудый дебил. Среди бела дня с оружием забавляется.
– Да, я вижу.
Том отклонил ее последний план, согласно которому предполагалось атаковать Бодеана Геззера, оставшегося одного, приставить ему к паху двенадцатизарядник и под угрозой кастрации потребовать, чтобы он вернул украденный лотерейный билет.
Не здесь, сказал ей Кроум. Не сейчас.
Они припарковались на выбеленной известняковой насыпи, тянувшейся вдоль кромки буйных мангровых зарослей. Недалеко была галечная лодочная стоянка, ее сейчас заслонял красный пикап Бодеана Геззера. Дверь со стороны водителя была открыта, и его было видно целиком: с головы до пят в камуфляже, в ковбойских сапогах и зеркальных солнечных очках. Он расстелил замшевое полотнище на капоте и разложил там перед собой разобранную штурмовую винтовку.
– Даже очко не играет. Надо отдать ему должное, – сказал Кроум.
– Нет, он просто придурок. Чертов придурок.
Джолейн боялась, что мимо проедут полицейские, которые заметят, чем занимается Геззер. Если идиота арестуют, конец погоне. Все сведется к словам Джолейн против слов гопника, а он никогда не выдаст билет.
Черная птичка села на дерево и запела. Кроум сказал:
– Ну хорошо, а это кто?
– Дрозд-белобровик, – сухо ответила Джолейн.
