– Это которую? – прищурилась аборигенка.
Тут только до меня дошло, что я не знаю фамилии Алиной тети, хотя, если учесть, как она сто раз повторила: у меня нет семьи…
– Кутепову.
– Какую? – протянула хозяйка изумленно.
– Кутепову, – повторила я, – Раису, живет на улице Декабристов в собственном доме.
– Таких тут нет, – отрезала баба без тени сомнения, – в этом доме мы прописаны, Калистратовы, в соседнем Федькины, а в последнем Настька-трамвай кукует.
– Трамвай? – удивилась я. – Какая странная фамилия.
– Это кликуха, – донеслось со двора, – слышь, Кать, Раиса Кутепова – это же сеструха Родьки! Ну Академика, забыла, что ль?
Из-за крыльца появился маленький, плюгавенький мужичонка в измятых брюках и грязной майке.
– А и верно, – оживилась Катерина, – Райка и Родька Кутеповы. Жаба и Академик. Вон чего вспомнили, давно уж их тут нет.
– Почему Жаба и Академик? – совсем растерялась я.
– Такие получились, – хмыкнул мужичонка и сел на ступеньки. – Она жадная дико, снега зимой не выпросишь, за ржавый гвоздик удавится, а он умный больно, все пятерки таскал, потом в Москву учиться уехал и пропал.
– А Райка следом подалась, – влезла Катерина, – домишко она продала, Федькиным.
– И когда же это случилось?
Катерина призадумалась. – Ну, Вовка еще в школу не ходил… Лет десять прошло, и не упомнить. А вам они зачем?
– Да так, – вывернулась я, – мимо ехала, дай, думаю, загляну. Не знаете, Раиса-то где теперь проживает?
– В Свинске, стало быть, – ответил мужичок, – в большом городе.
– Чушь-то не городи, – перебила его Катерина, – она в столицу отправилась. Помнишь, Федькины рассказывали? Родька теперь большой человек, богатый, Райку к себе забрал. Она Сашке и Вальке всю мебель оставила, посуду, ковер. Ничего брать не захотела, с чемоданом ушла. Оно и понятно, за фигом говно в новую жизнь тащить.
– А говорите, жадная, за копейку удавится, – покачала я головой, – а сколько людям отдала.
– Так за деньги же! – подскочил мужичонка. – Не за так. Да вы, коли Райку ищете, у Федькиных поинтересуйтесь, может, она им адресок оставила.
– Не знаете, ваши соседи дома?
Катерина рассмеялась и стала собирать с крыльца тряпки.
– Где же им быть? Сашок небось, как всегда, нажратый валяется, а Валька по дому крутится. Хотя какое у них хозяйство, Сашок все давным-давно пропил.
– Еще детей народили, – с укоризной заметил мужичонка, – восемь штук настрогали, ну куда столько!
– Тут одного словно жернов на плечах тянешь, – понеслась Катерина, – выучить надо, одеть, обуть… Никаких средств на спиногрыза не хватает, а как подумаю, что у них восемь! Одних ботинок не напасешься!
– Уроды, одно слово, – и мужик сплюнул.
– Ага, – подхватила Катя, – полудурки.
Приятно было видеть такое родство душ у мужа с женой. Я оставила их на крылечке, среди тряпок с половиками, и пошла в следующий двор.
Избушка многодетной семьи кособокая, с крышей, покрытой толем, казалась совсем убогой. Правда, на улице, перед домом, было чисто, и кошка, умывавшаяся на открытой терраске, выглядела здоровой.
Я постучала в низенькую дверь.
– Входите, не заперто, – донеслось изнутри.
Я шагнула в крохотное темноватое помещение, очевидно, кухню. В углу висела жуткая раковина с отбитой эмалью, рядом примостился ободранный кухонный столик, за ним стояла допотопная газовая плита с черными чугунными «крылышками», настоящий раритет. У нас с бабушкой когда-то в Медведкове был такой же агрегат, с надписью «Газоаппарат» на дверце духовки, потом ЖЭК поменял его на более современную модификацию. Возле дверей белела скамейка, под которой валялась разнокалиберная обувь. Ботинок в этой семье и впрямь было много. Маленькая тощенькая женщина, помешивающая в кастрюле какое-то варево, обернулась. Валя Федькина совсем не удивилась, увидав незнакомую женщину. Хозяйка отложила большую ложку и тихим, бесцветным голосом сказала:
– Здрасте.
– Добрый день, вы Федькина?
Валя выключила конфорку.
– Да, давайте в зал пройдем, а то на кухне от жары с ума сойдешь.
Залом тут величали примерно пятнадцатиметровую комнату, обставленную с шиком шестидесятых годов. В центре помещения полированный стол, на нем салфетка и ваза с искусственными цветами. Рядом четыре стула с темно-бордовыми сиденьями, у стены некое подобие буфета, кажется, его называли в те времена «Хельга». В противоположном от двери углу стояли торшер с пластиковыми плафонами и два креслица, заботливо прикрытые вытертыми накидками. Ужасная бедность бросалась в глаза, но вокруг было чисто, старенькие занавески топорщились от крахмала, а на подоконнике буйным цветом полыхали герани, давным-давно подвергнутые остракизму у московских мещан.
– Сделайте милость, садитесь, – приветливо предложила Валя и, обмахнув один из стульев передником, показала на него рукой.
Я устроилась на неудобном сиденье и хотела уже начать расспросы, но хозяйка опередила меня. Сев напротив, она положила на стол изуродованные работой руки и заявила:
– Уж извините, что побеспокоила, только не одна я такая, нас в Вяльцах восемь многодетных, и у всех мэр льготы по оплате отнял.
Я молча слушала Валю. Уже через пару секунд мне стало понятно, что она принимает меня за корреспондентку из Свинска, от которой требует разобраться в щекотливой ситуации, связанной с дотациями.
– Нашему Ивану Филипповичу все по барабану, – объясняла Валя, – дороги разбиты, детский сад переполнен, а уж школа в каком состоянии! Этой весной моему Игорьку на парту огромадный кусок штукатурки свалился. Хорошо, на ребенка не угодил! Мы с родителями ходили к мэру, а толку? Покачал головой, наобещал с три короба, и все на том же месте и осталось. Нет у города хозяина, пьет Иван Филиппович горькую.
– Думаю, он в Вяльцах не один алкоголик, – не удержалась я.
– Нет, конечно, – грустно подтвердила Валя, – мой Сашок тоже зашибает, через день никакой приползает, только он и в мэры не лезет, дома квасит, а Иван Филиппович в кабинете сидит, над ним государственный флаг, на стене портрет президента, не простой он человек. Нет ему правов на бухалку, должен он о народе заботиться. Знаете, какая у него зарплата? Больше, чем у всех. Вот пусть и отрабатывает.
– И сколько у вас детей?
– Восемь.
– Не тесно в таком домике?
Валя стряхнула со столешницы невидимые крошки.
– Спасибо и на этом, раньше в общаге жили, да Сашок расстарался, заработал чуток, вот и обломился нам дом. Прежняя-то хозяйка в Москву подалась.
– Раиса Кутепова?
Валя удивленно воскликнула:
– Откуда вы ее знаете?
– Извините, но я не имею отношения к журналистике. – Я принялась объяснять ситуацию.
– Даже не знаю, чем вам помочь, – растерянно пробормотала Валя, – мы с Раисой не дружили. Дом она нам продала и мебель уступила, вот и все.
– Адрес ее в Москве не знаете? – без всякой надежды на успех поинтересовалась я.
– Была бумажка, – протянула Валя, – погодите-ка, в спальне за иконой гляну. Если уж там нет, не взыщите. Я документы и всякое нужное за божницей держу.
Легко подняв тощее тело, она выскочила за дверь. Я уставилась на круглые часы, мерно тикающие на столе. Вот еще одна знакомая вещичка. Точь-в-точь такой будильник, круглый, с золотой каемочкой, поднимал меня в школу. Посередине циферблата цвета сливочного масла был изображен слон, задорно поднявший вверх хобот. Как я ненавидела эти часы, оглашавшие нашу крохотную квартирку трезвоном в самый неподходящий момент. Только-только уснешь, а над ухом раздается сначала назойливое «тр-р-р-р», и потом из темноты доносится голос бабушки:
– Ну-ну, вставай.
– Еще пять минуточек. – Я начинаю канючить, не открывая глаз.
– Они тебе не помогут, – спокойно возражает Афанасия и включает свет. Первое, что вижу, открыв глаза, – нагло ухмыляющегося слона. Один раз я нарочно столкнула будильник на пол. Семилетней девчушке казалось, что без часов бабушка не встанет вовремя и внучка спокойно прогуляет школу, но у бабули, очевидно, в голове имелся встроенный хронометр, потому что ровно в семь она вытащила меня из-под уютного теплого одеяла и отправила на занятия. А когда я днем пришла домой, на столике бодро тикал новый будильник, точь-в-точь такой же, как разбитый.
– Уж не знаю, там ли Раиса живет, – сказала, возвращаясь, Валя, – но только она, уезжая, вот такой адресок оставила: «Улица Сапилова, дом шесть, квартира сто двадцать». Времени-то много прошло, может, и переехала куда. Не хотите квасу? Домашний, сама из черного хлеба делаю.
Я отказалась от радушно предложенного угощения и пустилась в обратный путь. Назад, в Москву, я добралась быстрее. Давно заметила, обратная дорога всегда занимает меньше времени. Въехав в столицу, я купила в «Макавто» клубничный коктейль и стала высасывать его через трубочку. Холодная вязкая масса медленно скользила вверх по соломинке, и так же медленно ворочались мои мысли. Значит, Раиса москвичка. Вяльцы она покинула давно. Зачем же тогда всем наврала?
