Аронов задумчиво поскреб в затылке:
— Оригинальный ход мыслей. Лишний раз убеждаюсь, что мы очень подходим друг другу. Я тоже оригинальности не лишен. У вас свой взгляд на Золушку, а у меня — на Деда Мороза. Знаете, что я ответил, когда на новогоднем утреннике массовик-затейник с фальшивой радостью спросил: «Дедушка Мороз к нам в гости идет, и что он, детки, на спине несет?»
— И что же вы ответили? — нервно поглядывая на часы, спросила Денисия.
— Я своими ребячьими устами изрек истину; «Дедушка Мороз на своей спине несет свой собственный радикулит!»
— Почему — радикулит?
— А что еще у него может быть, если он с утра до вечера на себе тяжелые мешки с подарками таскает?
— Да, вы правы, — согласилась Денисия, — радикулит он точно заработал, но, надеюсь, вы не только с этим пришли. Потрясающую новость о радикулите Деда Мороза можно было и позже мне сообщить. Напоминаю, я страшно спешу.
Аронов отступил на несколько шагов, окинул Денисию заинтересованным взглядом и с патетикой воскликнул:
— О, она спешит! Она в Париже всего третий день, еще никого здесь не знает, но уже страшно спешит!
Вся в делах! Потрясающе деловая женщина! — И неожиданно заключил:
— Вот за это я вас и люблю.
— А как же ваша гоп-стоп-модель? — ядовито поинтересовалась Денисия.
— Я с ней расстался.
— Почему же?
Аронов гордо изрек:
— Терпеть не могу насилия. Особенно над своим карманом. Я, как нормальный мужчина, предпочитаю щедро отдавать женщине сам, а не расставаться с честно заработанным путем пинков, оскорблений и вымогательства.
— Ах вот оно что! — прозрела Денисия. — Поэтому вы регулярно и признаетесь мне в любви, что заранее знаете: я от щедрости вашей обязательно откажусь. И при этом я ничего не едала слаще морковки.
Судя по всему, вам показалось, что со мной можно обойтись минимальными средствами.
— Нет, мне так не показалось, — с усмешкой возразил Аронов.
— Почему? — удивилась она.
— Потому, что нервы, как и свое здоровье, я превыше денег ценю. Практика же показывает, что с вами все это достояние сохранить крайне трудно. Вот, спрашивается, куда вы сейчас собрались? И что у вас в сумке?
Он сделал к ней шаг; Денисия отступила и, прижимая сумку к груди, ответила;
— Не ваше дело.
Аронов мученически закатил глаза, набрал полную грудь воздуха и с таким напором выдохнул, что шевелюра над его высоким лбом пришла в движение.
— Сейчас мы будем ругаться, — сообщил он. — Для удобства лучше нам перейти на «ты».
— Нет, — отказалась Денисия, предусмотрительно отступая еще на шаг.
— Как вам будет угодно, — вежливо согласился он и вдруг завопил:
— Куда ты идешь?!
— А почему ты орешь?! — в тех же тонах ответила и Денисия.
— Потому, что я Аронов! — рявкнул он и миролюбиво пояснил:
— Разминка окончена, приступаем к следующей части программы. Я сам тебе скажу, куда ты намылилась.
— Куда?
— К Добрыниной.
— Я не буду вам отвечать, и не тыкайте мне, пожалуйста.
Он кивнул:
— Ясно, боишься не удержать дистанцию.
Денисия, с утроенной силой прижав к себе сумочку, отступила еще на шаг, а он усмехнулся:
— Я говорю о другой дистанции.
Она рассердилась:
— Оставьте меня в покое. Вы меня не отговорите, я все равно пойду.
— Понятно, — сказал Аронов и тяжело вздохнул. — Значит, точно собралась к Добрыниной. А Машикули тебе все объяснил. Куда ты спешишь? Спешка хороша только при ловле блох, а здесь все слишком серьезно. Хочешь глупостей натворить?
— Я не дура, знаю, что делаю, — огрызнулась Денисия, на всякий случай еще сильнее прижимая к себе сумочку.
И Аронов взорвался:
— Ты, идиотка, хочешь мне весь план провалить?
А ну давай сюда свою сумочку! — грозно закричал он.
Денисия отступила еще на один шаг и твердо сказала:
— Не дам.
— Тогда придется ее у тебя отнять, — сообщил он и набросился на Денисию.
Какое-то время они сражались, но силы были неравны: в результате сумочка оказалась в руках Аронова. Он, грубо оттолкнув девушку (которая уже и не сопротивлялась), начал нервно потрошить трофей: извлек папку, дневник, проверил остальное содержимое и, все вернув на место, тщательно застегнул замок-"молнию".
— На, держи, — мягко сказал он, возвращая Денисии сумочку.
— Неужели совесть у вас появилась? — ядовито спросила она.
— Совесть? — удивился Аронов. — Зачем она мне?
Совесть если появится — сразу заговорит. Совесть здесь ни при чем. Просто хотел проверить, с чем ты собралась к Добрыниной. Думал, что у тебя приличные улики есть, оказалось, все то же. С этим идти курам на смех. Что ж, иди, если хочешь выглядеть дурой, иди. Я тебя не держу.
Он показал ей на дверь. Денисия присела в реверансе:
— Спасибо, вы очень добры.
На том они и расстались Аронов отправился в свой номер, а Денисия, недоумевая и гадая, зачем он приходил, поспешила к Добрыниной.
Отыскав главный офис Конгресса, Денисия направилась сразу в приемную президента, намереваясь проникнуть к Добрыниной любым путем, чего бы ей это ни стоило.
«Хоть заночую здесь, но не уйду, пока Марию Владимировну не увижу и все ей не расскажу, — решила она, для начала собираясь попасть в ее кабинет налетом, застав секретаршу врасплох. — Лишь бы Добрынина меня увидела, а уж там, — думала она, — как-нибудь уговорю ее меня выслушать».
Однако форсировать встречу с Добрыниной не удалось. В приемной на пути Денисии героически встала грудью секретарь-референт — смазливое существо неопределенного возраста: по одежде — девушка, по лицу — бабушка.
— Куда вы? — закричала она.
— Мне нужна Мария Владимировна! — вдохновенно заявила Денисия.
— Она занята!
— Меня она примет! Я от Ларисы, я со старофранцузского переводила!
Секретарша ничего не поняла, но отступила.
В глазах у нее появилось сомнение.
— Тогда присаживайтесь и ждите, — после коротких раздумий постановила она. — Мария Владимировна сейчас действительно очень занята. Когда освободится, сама и решит, сможет ли она вас принять.
Обнадеженная Денисия уселась на стул рядом с дверью кабинета Добрыниной и принялась терпеливо ждать.
Секретарша, восстановив порядок в приемной, успокоилась и уткнулась в монитор компьютера. Вскоре дверь кабинета распахнулась, выпустив лысоватого полноватого мужчину. Секретарша уставилась на него, интересуясь:
— Ну что?
Мужчина покачал головой и сообщил, вытирая со лба пот:
— Разгон по полной программе. Меня отчитала, теперь за Виноградову принялась.
— Ей достанется больше, — сочувственно заметила секретарша.
Мужчина пожал плечами.
— Что ж, она больше согрешила, — буркнул он и ушел.
В кабинете действительно становилось все жарче и жарче. Даже в приемную начали доноситься голоса: один высокий, писклявый, другой…
Другой вроде знакомый, басовитый и очень ругательный…
Денисия прислушалась и обомлела: «Господи! Да это же Карлуша!»
Сомнений быть не могло: да-да, это его низкий каркающий голос, в моменты особой ярости дающий высокую ноту, как говорится в народе, пускающий петуха.
— Простите, а много ли у Добрыниной народу? — с волнением спросила Денисия.
Секретарша, не отрываясь от монитора, равнодушно бросила:
— Там осталась одна Виноградова.
Денисия уточнила:
— И Добрынина?
Секретарша удивленно уставилась на нее:
— Разумеется, и Добрынина.
— Да-да, конечно, — рассеянно ответила Денисия и подумала: «Мистификация какая-то. Хорошо, что сижу, в противном случае на пол грохнулась бы».
Она была в полной прострации: голова закружилась, ватным сделалось тело, мысли разбежались и перепутались, создавая ощущение смутности, ирреальности. Казалось, все это снится или происходит совсем не с ней, а с кем-то другим. И вот этот кто-то другой, как ни странно, живущий где-то в центре Денисии, в самых недрах ее существа, усиленно размышлял, ловко складывая в единое целое мозаику предыдущих событий, подгоняя их одно к одному и делая страшный вывод: да, Мария Добрынина и есть убийца Карлуша.
Почему Денисия решила, что Карлуша мужчина?
Только из-за голоса, из-за каркающего прокуренного баска. Ведь в тот день, когда произошло убийство Зои, сидя в чуланчике на даче Воровского, Денисия ни разу не слышала, чтобы банкир обозначил род Карлуши. Их беседа была лаконичной и в основном обезличенной: скупые редкие фразы.
И мгновенно припомнилось, что именно цепляло ум в дневнике чеченской девочки: записанный ею (видимо, слово в слово) разговор, подслушанный в Комитете солдатских вдов. Когда Нахчоев шептался с незнакомым человеком, он почему-то наделял его женским родом. Девочка четко писала: "Нахчоев спрашивал: «Ты уверена?» А потом говорил: «Спасибо, ты очень нам помогла».
Тогда, читая дневник, Денисия отнесла это на счет несовершенства знания русского языка.