— Облом, прекрати! Ты не на процессе!
— Нет, тебе серьезно повезло. А бывает еще так. Наивных дурочек приглашают замуж за рубеж, а потом делают из них бесплатных домработниц. — Облом, поморщившись, провел пальцем по слою пыли на подоконнике. — Но из тебя плохая бы получилась домработница. Тебя бы перевели на другую работу, правда, не знаю, на что ты вообще можешь сгодиться, потому что готовишь ты еще хуже, чем убираешь. А в саду или в поле работать — тебе тоже нельзя, ты в жизни не отличишь сорняка от культурного растения.
Услышав такое, я зарыдала. Как-то все на меня накатило: обида, разочарование, теперь эти необоснованные обвинения в неаккуратности.
— Это еще почему? Я убирала квартиру перед приездом Карлоса. Да вообще как ты смеешь со мной говорить в таком тоне? Неблагодарный! — Я смахнула слезы кончиком пальцев.
— А за что я тебя должен благодарить? Я уже неделю мотаюсь по городу за твоим женихом. А ты как должное принимаешь мою помощь и только твердишь: «Ах, мой Карлос. Ах, мой Карлос! Когда же мы тебя найдем?»
— Это я так себя веду! Я?!
— Ты.
— Да не нужен мне твой Карлос!
— Твой…
— Ты, по-моему, забыл, что я с самого начала пекусь о репутации страны и безопасности ее гостя!
— Как высокопарно! Не надо меня обманывать! Это ты говоришь сейчас, после того как мы узнали всю подноготную Карлоса. А изначально ты знакомилась с миллионером и приглашала в гости миллионера. Кто же виноват, что он оказался не таковым. Вполне возможно, что ты и сейчас не прекратишь его искать. Но исключительно, чтобы первой с ним распрощаться. Ты просто не можешь допустить, чтобы у тебя кто-то кого-то увел. Но это уже без меня. Я отказываюсь его искать!
Я должна была сказать что-то в свое оправдание:
— Похоже, ты меня обвиняешь в корысти? Так знай, я приглашала Карлоса не потому, что считала его миллионером, а потому, что думала — он так же одинок, как и я. Да, я одинока, и не смотри на меня такими глазами!
Кстати сказать, Облом в этот момент смотрел вовсе не на меня, а в коробку конфет, выбирая, какую побольше. Осознав, что меня никто не слушает, я горестно заметила:
— Ни одного человека рядом, который бы понял меня и приободрил в минуту жизненного разочарования. — Я рухнула на диван и всхлипнула в подушку.
В ответ послышалось только громкое чавканье — он все-таки стянул конфету.
Обидно! Что плохого в том, что пускай уже далеко не юной девушке хочется выйти замуж за красивого и обеспеченного мужчину без вредных привычек? Совсем как в песне: «Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца…»
Я не заметила, как замурлыкала мелодию:
— Солнце всем на планете одинаково светит, только пасмурно над нашей столицей.
От моего пения Облом оторопел. Я спела еще один куплет с припевом, он откашлялся и предложил:
— Ира, может, водички попьешь или чего-нибудь покрепче? С тобой все в порядке?
— Ага, испугался! Со мной все нормально. Переживу! Все, что я сегодня услышала и от португальцев, и от тебя, лишний раз подтверждает — мужчинам верить нельзя! Я, между прочим, к тебе, Облом, очень хорошо относилась, а ты меня предал.
— Я? Предал? Ну-ну. Я еще остался виноват!
В кармане его пиджака заверещал мобильный телефон.
— Это, наверное, из адвокатской конторы.
Облом протянул руку, чтобы достать телефон, но я его одернула:
— Вот, пожалуйста, когда я в таком состоянии, ты думаешь исключительно о своей карьере, а не обо мне. Карьерист!
— Могу и не отвечать.
Пока телефон наигрывал пассаж из Первой симфонии Чайковского, мы молчали. Я рассматривала картинку на коробке с конфетами и мысленно подыскивала новые аргументы, чтобы посеять устойчивый комплекс вины в черствой душе Облома. Но стоило классической мелодии стихнуть, как зазвенел мой домашний телефон. Ни от кого нет покоя!
— Алло.
— Ира?
Звонил Борис.
«Наверное, сообразил-таки сходить на квартиру к Люсе. Долго же он соображал, — позлорадствовала я. — Сейчас скажет, что еще позавчера Карлос был по такому-то адресу, а я его ошарашу: «Знаю, вчера была там».
Но Борис даже не заикнулся о Карлосе и Светлане.
— Ира, Петр Константинович у тебя?
Не отвечая Борису, я со словами:
— Даже у себя дома я никому не нужна, — передала Облому телефонную трубку.
Борис что-то говорил. Облом внимательно слушал, ничего не отвечал, только качал головой. Наконец он сказал:
— Понял, буду. В шесть, в сквере перед управлением.
«Интересно, о чем они беседовали?» — Я подозрительно посмотрела на Облома, мысленно пытаясь проникнуть внутрь его черепной коробки. У меня ничего не получилось — даром телепатии я не обладаю, а Облом сидел с непрошибаемым выражением на физиономии, равнодушно поглядывая на меня.
— Зачем звонил Борис? С каких это пор у вас общие дела?
— Да так, ничего стоящего. Он меня просил кое-что узнать об одном из моих клиентов.
— Врешь!
— Как хочешь! Можешь не верить. Извини, мне пора.
Чмокнув на прощание меня в лоб, Облом ушел.
Я тут же забыла о телефонном разговоре Облома с Борисом и вернулась к своим размышлениям о Карлосе. Как я могла поверить в сказочку о большой и светлой любви? На минутку забылась, расслабилась, развесила уши и тут же угодила в сети брачного афериста. Правильно говорят — и на старуху бывает проруха. Я — стреляный воробей и так влипла!
Надо бы позвонить Николаю и сообщить, что овчинка выделки не стоит — Карлос не тот человек, за кого мы все его принимали. А может, не стоит звонить? Пусть ищут. Ведь, пока братки разыскивают Карлоса, Вован сидит у Светланы и портит ей настроение. А мне этот расклад особенно приятен — не гоняться за чужими женихами.
А если братки найдут Карлоса? Тоже неплохо. Пусть бы Николай и его компания потрясли лживого португальца.
Надо бы все же к Светлане съездить. Вчерашняя наша встреча так ни чем и закончилась. Я поддалась эмоциям, расстроилась и толком ничего не выспросила. Как он ушел? С вещами? Без? Вдруг среди его вещей я найду какой-то след. Скажем, письмо? Или открытка с адресом? Чем черт не шутит? Поеду!
Я быстренько собралась и выпорхнула за порог. Облому я принципиально звонить не стала, Борьке — тем более.
«Обойдусь без этих предателей. Им Карлос не нужен! По большому счету он не нужен и мне, но должна же восторжествовать справедливость? И совсем не потому, что Облом прав, — я вспомнила обидные слова в свой адрес. — Как глубоко он ошибается! Не может понять, что я действую исключительно с позиции человеколюбия. Кто знает, может, я еще одну наивную дурочку спасу от разочарования?»
Дверь открыла Светлана. Лицо ее было перекошено от злости. Этого следовало ожидать. Вован не тот человек, чтобы его появлению радоваться.
— Я же вам еще вчера сказала — Карлоса здесь нет, — с порога начала мне дерзить Светлана.
В отличие от невоспитанной девицы я прежде всего поздоровалась:
— Здравствуй, Светочка.
Света, проглотив язык, хмуро посмотрела на меня и убрала ладонь с дверной ручки. Воспользовавшись минутным замешательством хозяйки, я протиснулась в квартиру и прямиком направилась в комнату. Здесь, на диване, практически в той же позе, что и вчера, лежал Рене Берже. Вован скромно сидел на стуле. Оба смотрели повтор передачи «В мире животных».
— Бон жур, господа!
Рене вскочил с дивана. На этот раз он был в джинсах и футболке. Вован, естественно, в той же одежде, что и утром.
— Бон жур, мадам, — смущенно ответил мне бельгиец.
— Здравствуйте. — Вован улыбнулся мне так, словно мы с ним сто лет знакомы. — Давно не виделись.
— Извините, мне нужно поговорить со Светланой. — Я сделала шаг назад, закрыла за собой дверь и, не оглядываясь, прошествовала на кухню. — Света, ты где? У меня к тебе разговор имеется.
— Ну, спрашивай, — неожиданно близко отозвалась Светлана, оказывается, она как тень все это время была у меня за спиной.
— Расскажи мне подробнее, что произошло в тот вечер, когда Карлосу позвонили по телефону.
— Рассказывать нечего. Сюда приехали, выкупались. Я макароны сварила, поели и спать завалились. Проспали почти до двенадцати следующего дня. И так двое суток. А в тот вечер — звонок. Теперь я почти уверена — голос был женский. Я отдала трубку Карлосу. Что он говорил на своем языке, я не поняла. Потом он сразу же оделся и ушел. Я бросилась к окну посмотреть, куда он пойдет. Из подъезда он не выходил, наверное, стоял под козырьком. Прошло минут пять, не больше, подъехала машина, он сел в нее и уехал.
— Какая была машина, помнишь?
— Нет, не видела. Было темно, а фонари у нас светят слабо, дорогу едва видно.
— Света, Карлос вышел без вещей?
— Без.
— Значит, они здесь, его личные вещи? Могу я их осмотреть?
