Был момент, когда я потеряла почву под ногами и едва не обрела ее головой — слишком резко откинулась на спинку стула. Уж очень хотелось вздохнуть полной грудью, чтобы следом на миг задержать дыхание. Таким способом решила достичь душевного равновесия. Полной грудью вздохнуть удалось, удалось даже задержать дыхание, но не на миг. Пока откашливалась от глотка чая, который в замешательстве забыла предварительно проглотить, прошла целая вечность. Казалось, глаза вот-вот выскочат из орбит. Ужасное состояние!
Всполошившиеся сестры пытались облегчить мне возвращение прежнего цветущего вида увесистыми шлепками по спине. При этом уверяли, что этот метод совершенно бесполезен, но по непонятной причине очень популярен. Одновременно приводились жуткие примеры несчастных случаев, связанных с асфиксией. Разумеется, из следственной практики. После них у меня и открылось второе дыхание. Параллельно с желанием как можно скорее покинуть гостеприимный кров.
Медлить с его осуществлением я не стала. Чередуя слова благодарности с сочувственными, сестры проводили меня до калитки. Не удержавшись, я оторвала взгляд от дорожки и, обдумывая слова прощания, уставилась на забор Синицыных. Можно подумать, они на нем написаны. Но мне было все равно, лишь бы не смотреть сестричкам в глаза. Наверное, в моем взгляде было много страдания. Полина среагировала мгновенно.
— Мы тоже считаем, что Ангелина зря прикупила второй участок. Им и один-то не обработать. Да и не любят они в земле копаться. Одна бабушка с ранней весны до поздней осени здесь торчит. Ангелина и внучка редко наезжают. Предпочитают не видеться друг с другом как можно дольше. Да вы и сами это знаете.
— Конфликт поколений, — с готовностью согласилась я, срочно передумав произносить прощальные слова. Неуемная тяга к знаниям оказалась сильнее страха перед профессией сестер. — А еще этот размах со строительством нового дома!
— Так Синицыным он ничего не стоит. Милый друг Ангелины финансирует, только она это старательно скрывает. Катерина злится, никак не хочет смириться с его существованием, но ничего поделать не может.
— Еще бы ей не злится! — я заговорщицки понизила голос, демонстрируя излишнюю болтливость. — Она вообще мужененавистница. Удивляюсь, как на похоронах супруга канкан не сплясала. Намучилась в супружеской жизни, он ее и вправду достал.
— Мужики редко прощают измену, — вздохнула Галина. — И не важно, с кем женщина изменяет — с любовником или работой…
— Из-за работы дети при наличии собственных мужей от чужих дядей не рождаются! — оборвала ее Полина. — И сами мужья скоропостижно и странным образом не умирают. — Она немного помедлила. — Вы вот что, девушки, не волнуйтесь. Дураку ясно, вам нет смысла хулиганить с вызовом милиции. О сегодняшнем визите мы никому ничего не скажем — не видим оснований, поэтому и материальную помощь как взятку за молчание не рассматриваем. Понимаем, что прибыли на разведку, переживаете. При случае привет Ангелине передавайте.
Так я и летела «с приветом» по дороге на встречу с Наташкой. В полном смятении чувств.
— Ирка! — с осуждением встретила меня Наташка. — За тобою прямо пыль столбом. Словно стадо быков пронеслось. Ты избрала самый эффективный способ себя запомнить. Неужели решила, что без тебя уеду? Такое впечатление, что была не на чаепитии у гостеприимных пенсионерок, а…
— Была на допросе! — доложила я. Не стоит подруге мучиться с подборкой вариантов. — Тебя не выдала.
— А себя? — хихикнула Наташка, демонстрируя наличие чувства юмора.
— Сбрендила? — сурово поинтересовалась я, отметив полное его отсутствие у подруги. В данный момент. — Пенсионерки — бывшие работницы следственных органов и прокуратуры. В два счета рассекретили, что мы не просто так прикатили, а на разведку. Вот что, тетушка Катерина родила Гельку от третьего лица!
— Чего-о-о?
— Не перебивай!
— А ты чушь не городи! Тетя Катя была замужем только за одним лицом, обернувшимся зверем. Откуда сразу три-то взялось?
— Я имела в виду, что законный муж тети Кати Гельке не родной отец. Она родила ее от другого. Мало того, кажется, приложила руку к скоропостижной кончине муженька. Надеюсь, он и в самом деле вынудил жену к экстремальной мере. Понятно, почему страдалица радовалась его кончине.
— Можно подумать, я тебе об этом не говорила! Что-то я не поняла… Кто из вас кого допрашивал?
— Перекрестный допрос, — отмахнулась я, — но, в основном, пытали меня. Что касается Ангелины, то у нее есть хорошо упакованный любовник, который купил ей дополнительный участок земли и финансирует строительство. Тетя Катя его ненавидит. Тебе не кажется, что все это повальное исчезновение Синицыных — хорошо продуманная операция с ликвидацией задолженности по взаиморасчетам обидчивого Гелькиного мужика со строптивой гражданской тещей? Вспомни, что рассказывала Динка. Бандит, который находился в комнате, где она пряталась, напомнил своему собрату о бережном отношении к потерявшей сознание Гельке… Нет. Даже не вспоминай. Глупость несусветная. Для борьбы с простой гражданской тещей этот метод слишком сложный. Словом, я ничего не понимаю.
— Оно и видно, — вздохнула Наташка, — который раз по счету приглашаю тебя занять свое место, а ты все топчешься в полусогнутом состоянии и слышишь только себя. Да вдобавок долдонишь мне в левое ухо разные глупости. Освободи окошко водителя и садись. Съездили за новыми неприятностями, получили, теперь возвращаемся к старым.
— Есть и хорошее известие, — прислушиваясь к себе, заметила я. — У меня совершенно не болит колено.
Порог бабы Нюшиного дома я перешагнула не очень уверенно, но достаточно смело. Результат сего противоречия не замедлил сказаться. Будучи второй по счету за Наташкой, нечаянно боднула ее в спину наклоненной головой. Дверная коробка была низковата, защитная реакция включилась интуитивно. В самой голове роились множественные догадки и предположения, никак не желавшие выстраиваться в стройную шеренгу.
От отрицательных, еле сдерживаемых эмоций Наташка расцвела огненными цветами гнева. Но выплеснуть его по всем правилам на меня не смогла — совестливая. Помнила, что в комнате находится тяжело раненый дедка. Возможно, все еще спящий, ибо в доме стояла идеальная тишина. Как выяснилось в процессе почти беззвучных переговоров, своей дурацкой выходкой я сбила Наталью Николавну с ее собственных множественных догадок и предположений. С построением их в стройную шеренгу логики было еще хуже, чем у меня. Тем не менее, считалось, что я вообще лишила ее умных мыслей. И все бы ничего, если бы я смолчала. Нет! Угораздило отметить, что ее шипящий, щедро сдобренный распальцовкой «выхлоп» порождение того, что осталось в осадке, — безумных мыслей. Дальше она слушать не стала — вылетела в огород, где и разразилась словесной бурей. Это ж надо быть такой обидчивой! И это при том, что сама заслуженный лидер в плане раздачи обидных оплеух.
Торчать одной на кухне не хотелось, а в комнату я заглянуть боялась. Вдруг дедуля скончался? Или просто пропал. Пропадом, вместе с бабой Нюшей.
Я принялась обдумывать вступительные слова к примирению с Наташкой, когда дверь в комнату скрипнула и слегка приоткрылась. В образовавшуюся щель ничего видно не было. Оставалось надеяться, что и изнутри меня не видят. Да на что там смотреть! Вытаращенные от страха глаза и открытый в бесплодной попытке заорать рот никого не красят. Я не исключение.
— Мама? — послышался из-за двери тихий вопрос, подтвердивший мою правоту. Мужчина меня действительно не видел — не проходила я по визуальным габаритам в щель. Однако решила с ним согласиться. Я ведь и в самом деле мама. Двух очаровательных деток. Не важно, что один из них вышел статью в предмет мебели, именуемый шкафом. Зато вторая — тростиночка весом в сорок пять килограммов. В среднем получается нормально. Как со средним доходом населения в стране. Словом, я согласилась. Только молча — просто кивнула. Не важно, что меня не слышали. В моем случае молчание — истинный знак согласия. Страх улетучился. Голос наверняка принадлежал доброжелателю — сыну бабы Нюши. Похвалив себя за догадливость, я привела в нормальное состояние глаза, закрыла рот, поправила устремившиеся было вверх волосы и приготовилась улыбнуться.
Собеседник оказался без понятия. Дверь рывком распахнулась, явив мне человека с ружьем. Кажется, охотничьим. Точно не автоматом — видела, знаю…
Зря я приводила себя в порядок. Глаза, рот и волосы вернулись в исходное положение. А дальше произошло вообще нечто невообразимое. Кто-то завопил дурным голосом: «Ложись!!!» Я невнятно промычала: «Куда?». Та к сказать, хотела выиграть время, чтобы трезво оценить ситуацию. Вместо ответа меня уронили на пол. В весьма неудобном положении. Я бы его поменяла, но сверху на спину обрушился монолит — панцирь из тонны намокшего и высохшего цемента. Я благоразумно промолчала, радуясь за Наташку. Орет себе на приволье, душой отдыхает. Продолжает поминать меня недобрым словом.
